Оксана Сергеева - Узел

— Ты как будто все время пытаешься уличить меня в чем-то мелком и подлом. Зря. В моем желании переспать с тобой нет ничего плохого. Я испытываю к тебе самые искренние и нежные чувства, — смеется он. — Ты мне нравишься, я тебе, по-моему, тоже.

— Мои чувства не дают тебе права обращаться со мной, будто я твоя собственность. Мои чувства не дают тебе права вмешиваться в мою жизнь! Мои чувства не дают тебе права выкручивать мне руки и тащить домой, словно я твоя вещь! Пойми это раз и навсегда! — невольно повышаю тон не потому, что люблю поорать, а потому что Леднёв меня не слышит. Не хочет слышать. Значит, пусть оглохнет от моих криков. Буду орать, пока не докричусь. — Я сама буду решать, с кем встречаться и когда. Ты или не ты, буду решать только я! Понятно? — Криком дело не заканчивается, и я снова предпринимаю попытки выкрутиться из ледневской хватки. Разумеется, безуспешно. — Хорошо, — выдыхаю, ослабев от собственного ора и напрасных усилий, — давай поговорим откровенно. Так и быть.

— А ты умеешь откровенно?

— Умею.

— Давай, — уступает Ник, разжимает руки и резонно получает по роже. Не сильно. Но ощутимо — не хрен мне руки заламывать, совсем спятил.

— Боюсь, мои откровения тебе не понравятся. Никому не нравятся. Меня всегда забавляет людская реакция. Сначала бьют себя в грудь и просят правду — потом обижаются.

— Не надо меня пугать. Пуганый.

— Ник, ты не знаешь, куда ввязываешься, а я знаю. Все не так просто. Тебе будет неудобно со мной. Я лукавила. Для меня ты не тупой малолетка. Наоборот. Уверена, что ты достаточно разумный, чтобы понять меня правильно. Остынь, прошу. Успокойся. Давай будем просто друзьями.

— Нет.

— Почему?

— Мы не сможем. Я не смогу.

— Понимаю, ты привык побеждать и не привык к отказам.

— А ты думаешь, победа дается просто так?

— Ник, мы же не об этом сейчас. Посмотри на меня. Мой папа состоятельный человек. Я привыкла к деньгам. Все ждут, что Настя Климова закончит Плешку и выйдет замуж за миллионера. А Настя вдруг начинает встречаться с Никитой Леднёвым? Мама, познакомься, это Никитка Леднёв, студент юридической академии. Не думай обо мне лучше, чем я есть на самом деле. Хотел правду — услышал. Такая правда тебе не нравится, знаю. Вот такая Настя тебе не понравится. Но я именно такая. И не нужно строить иллюзий на мой счет.

— В этот образ только твоя девственность не вписывается.

— Еще как вписывается. Это не от скромности и душевной чистоты, и уж тем более не от страха физической близости. Всего лишь раздутое эго.

Никита некоторое время молчит, вероятно, обдумывая услышанное. Уже не перебивает, не смеется в ответ, переводя все в шутку.

— У меня вопрос. Кто ты сама, Настя Климова, чтобы предъявлять такие требования? Ну, кроме того, что ты студентка Плехановской академии. Что ты сама сделала? У меня хотя бы повод есть для раздутого самолюбия. Первенство России, Первенство Москвы, Первенство Европы… Я все потом и кровью отработал. А что у тебя есть, кроме папы и собственных амбиций?

— Нет у меня ничего. Только папа. И несносный характер, — добавляю с улыбкой, глядя вперед, в темноту.

— Но замуж хочу за миллионера, да?

— Угу, представь. Мой отец сидел в тюрьме. Он ненавидит ментов. У тебя нет шансов ему понравиться, будь ты хоть прокурором.

Наверное, Ник думает, что все вранье или жуткое преувеличение, но он просто не знает мою долбанутую семейку. Любовь с ним — это последний гвоздь в крышку гроба моего взаимопонимания с родителями. Я еще не решила, брать ли мне в руки молоток.

— Чтобы стать прокурором надо сначала побыть студентом юридической академии.

— Умная мысль. Я прям начинаю гордиться твоим здравомыслием, не зря я на тебя запала. Но это не про тебя, — отвечаю с издевательской ноткой, но издеваясь не над ним — над собой.

— Почему ты так думаешь?

— Нельзя быть в двух местах одновременно. Так и с тобой: либо ты хороший юрист, либо ты хороший спортсмен.

— Я не собираюсь всю жизнь на матах валяться. О чем вообще речь? Понятное дело, это скоро кончится. И чтоб ты знала — мне плевать, что подумает обо мне твой папа! — рявкает он, выходя из себя.

— Почему? — спрашиваю с искренним интересом. Зная Леднёва… его объяснение не может быть тривиальным.

— Потому что мне плевать, что обо мне думают даже мои собственные родители! — злится он.

— Ты сильно взрослый или сильно глупый? — смеюсь, ёжась от зябкого ветерка. К вечеру похолодало, и небо затянуло тучами.

— Сильно умный.

— Тогда, да. Тебя ждет великое будущее. Особенно если учесть, что твой отец замначальника УВД по Западному округу.

Мои слова задевают Никиту. Еще бы! Характер же, мать твою. Личность. Хочет быть кем-то без отсылки к папе-полковнику. Я тоже хочу, а мне то и дело напоминают, что без родителей я никто, что им я всю жизнь обязана. К чести Леднёва будет сказано, он никогда положением отца не хвастался и вообще старался упоминать о нем как можно реже.

— А мне не плевать, — пожимаю плечами, снова стряхивая с себя странную дрожь. — И это честно. Я же призналась, что у меня еще ничего нет, кроме папы и несносного характера, я не могу наплевать на мнение человека, который содержит меня целиком и полностью.

— Ты права, — спокойно говорит Никита, встает с лавочки, и мне сразу становится еще холоднее, когда я теряю его тепло. — Чувства у нас обоих есть, но, видимо, они не стоят того, чтобы терпеть, когда об тебя вытирают ноги, — сказав это, он уходит, оставляя меня сидеть на месте. В первый раз за все время он не провожает меня до дверей подъезда.

— Пока, Никита. Я буду по тебе скучать. — Провожая взглядом, смотрю в его спину, пока та окончательно не исчезнет в темноте.

На самом деле я не из тех, кто бездумно пляшет под родительскую дудку. Со мной все в точности до наоборот. Именно из-за своих крамольных мыслей и бунтарских замашек я часто конфликтую с родителями. Неприлично рано ко мне пришло осознание, что в жизни все замыкается на простой истине: хочешь стать особенным — будь собой.

Я никому не желаю зла и ни с кем не хочу ругаться, я желаю лишь быть собой.

Когда Леднёв оставляет меня в покое, я начинаю окончательно сходить с ума. Все-таки не знать, что с ним творится, не видеть и не слышать его гораздо труднее, чем рвать душу, отталкивая от себя.

…если я не ною, это не значит, что мне что-то дается легко,

я просто беру и делаю…

Настя

— Мне сегодня Никита приснился, — сажусь за стол и стягиваю с мокрой головы полотенце.

— Что снилось? — с интересом смотрит на меня Тоська, отпивая горячий кофе маленькими глотками.

— Что-то непонятное. Помню только, что он был какой-то бледный и усталый. Может, он приболел?

Я давно не видела Никиту, да и Тося в последнее время почему-то про него молчит.

— Нет, вроде.

— Ты его видела?

Подруга угукает в ответ и надолго застревает около холодильника, выбирая между кетчупом и майонезом.

— Когда? — не отстаю я. Что-то толкает меня на расспросы. Наверное, это подозрительно невнятное мычание.

— Да вот… пару дней назад… — гундит Тося, но, плюхнувшись обратно на стул, не выдерживает моего выжидающего взгляда: — Все нормально у твоего Леднёва. Жив-здоров и прекрасно себя чувствует. С девкой я его видела.

— С какой девкой? — уточняю, чувствуя предательскую ломоту в груди.

— С его девкой! С той, с которой он сейчас встречается, — быстро говорит Тося, внимательно глядя мне в лицо.

— Он с кем-то встречается? — Аппетит у меня сразу пропадает.

— Да. Причем, это уже вторая. Я его в том месяце видела с какой-то кралей, но не стала тебе говорить. А позавчера он был с другой.

— Ммм, и раз эта уже вторая, ты решила меня не жалеть, — пробую усмехнуться я. — Пойду волосы посушу.

— Насть…

— Что? Мне все равно. Это хорошо… что у Никиты все хорошо, — не оборачиваясь, говорю и ухожу в ванную.

— И ты даже не спросишь, какая она? — орет Тоська, стараясь перекричать шум фена.

— Мне все равно!

Я не хочу ничего знать. Я боюсь узнать что-нибудь такое, что еще больше уязвит меня. Куда уж больше. И так от ревности в глазах потемнело.

Закончив сушить волосы, крашусь и все-таки доедаю остывший омлет. Надеюсь, что одолевшая меня ломота вызвана всего лишь голодом.

Тося оглядывает меня с подозрением:

— Ты вроде к родителям собиралась.

— Я к ним и еду.

— Что-то сильно нарядная.

— Обычная, — натягиваю юбку покороче. — Может, с Демьяном увидимся.

— Настя, не смей.

— Что? — невинно округляю глаза.

— Только не вздумай мстить Леднёву с Дёмкой.

— Почему я должна мстить Леднёву? За что?

— Потому что я тебя знаю! И не делай вид, что тебе пофиг!

— Мне не пофиг, но это не повод мстить Леднёву. У Никиты своя жизнь, у меня своя, перестань нас связывать. Между нами ничего не было. Вдруг меня Дёма погулять пригласит, я должна нормально выглядеть.

Я сама бесстрастность и равнодушие. От меня холодом разит так, что Тоська должна окочуриться. А потом пусть окочурится Леднёв, когда узнает, что я тоже с кем-то встречаюсь.

После того, что я услышала, во мне только крепнет ощущение правильности моего решения. Не очень-то долго Никита по мне убивался, меняет вон девок как перчатки. Испугался. Один разговор, несколько резких слов — и все, умчался Леднёв в дальние дали.

— Климова, я тебя умоляю, только не Плесовских, — как назойливый комар, жужжит у меня над ухом Григорьева. — Если тебе край надо девственности лишиться, давай найдем кого-нибудь другого.

— Кого, например? — смеюсь я, Тоськино беспокойство меня забавляет.

— Не знаю. Господи, лучше с членом искусственным, чем с ним.

— Ага, а потом наутро я буду тебе жаловаться, какой он был холодный, равнодушный, что после всего он даже не приобнял и не поговорил со мной. Спасибо, милая, как здорово иметь подругу, которая в крайней ситуации сгоняет для меня в секс-шоп.

— Нет! Здорово иметь подругу, которая в принципе не отвергает эту идею, — подначивает Тося, и мы хохочем, умиляясь собственным шуточкам.

— Не переживай, Плесовских ничего не светит, я его не хочу, — обещаю я. — Может, я фригидная, а? Я никого не хочу.

— А Никитку? — совсем не удивляя, спрашивает Тося.

— И его.

— Совсем?

— Ни капельки.

— Да ладно, — не верит подруга.

— Правда, — вру.

— Зачем тогда звонила ему.

— Это было сто лет назад.

— Но было же!

— Один раз.

Тот телефонный разговор был коротким.

— …Зачем звонишь?

— Не знаю.

— Чего хочешь?

— Не знаю.

— Меня хочешь? Приходи.

— Смеешься?

— Приходи. Я один.

— Три часа ночи.

— Спустись и жди меня у подъезда, я приду за тобой…

Несколько быстрых фраз, и я даже сама себе не верила, что позвонила. Хотя этому звонку нашлось железобетонное оправдание. У меня день рождения. В день рождения можно все. Или почти все.

Мы только из клуба, разгоряченные и уставшие. Я собрала порядком растрепавшиеся от танцев волосы в хвост, сняла платье, натянула толстовку и джинсы, и вышла на улицу.

Никита ждал у подъезда.

— Привет. А у меня сегодня день рождения, — радостно сообщила ему я.

— Привет. У меня тоже.

— Точно. Уже три часа, можно и тебя поздравлять.

— Поздравляй, — сказал он, но не сделал ни шага мне навстречу.

— Поздравляю. Правда, подарка у меня нет.

— Можешь мне свою невинность подарить, я не против. Если ты еще…

— Не хами, Леднёв.

Он как-то резко засмеялся. Я поняла, что он совершенно ко мне переменился и говорить нам больше не о чем.

— Зачем звала?

— А зачем ты пришел?

На этом наш разговор закончился. На вопросах без ответов.