Теперь у меня много разных украшений, но больше всего я люблю изделия и украшения из агата – этого необыкновенно изысканного камня.

Бабушка научила меня плавать и играла со мной в классики. Она замечательно пела и сама себе аккомпанировала. По образованию она была химиком-технологом. Природный артистизм, женственность и обаяние делали ее душой любой компании, а мужчины млели в ее присутствии, хотя ей было уже семьдесят.

Внешне она была похожа на Любовь Орлову – почти одно лицо. Бабушка могла бы стать замечательной актрисой, у нее был легкий характер и неиссякаемый оптимизм. Но она встретила деда, Константина Николаевича, и… решила, что в доме должен быть только один артист – он.

Дед был певцом, лирико-драматическим тенором. Бесспорный, яркий талант плюс внешность барина («из недобитых», называла его моя мама). Шикарного седовласого старца часто можно было встретить прогуливающимся по улице Горького с красивой резной тростью в руках. Мой дед был высокого роста, широкоплечий, с восхитительной осанкой. Как и многие артисты, он был помешан на своем творчестве, был никаким отцом, обожал женщин и собак.

Его голос передался по наследству мне, но это было единственное, что нас связывало. Особых чувств дедушка ко мне не испытывал. Видела я его редко (он жил от нас отдельно), и потому, сколько себя помню, он всегда что-то репетировал, где-то выступал и снимался в ролях благородных старцев.

Дед приехал в Москву из Полтавы, бабушка – с Кубани. Моя мама родилась уже в Москве. Но свободолюбивая и отчаянная казачка так и не сумела полюбить столицу. Сколько бабушка рассказывала мне о своей родине, о Краснодарском крае, о станице, в которой родилась!

В ее душе всегда существовало необъятное пространство – ВОЛЯ! Горы, море, необъятные просторы, лошади и маленькая смелая босая девчонка с гордым взглядом и задорной улыбкой – такой была моя бабушка.

Она очень любила меня, а я – ее.

После ее смерти я никогда больше не ездила отдыхать на российские курорты. Только на гастроли.

Наверно, этим и можно объяснить то, что уже много лет по два раза в год я путешествую по разным странам и материкам. Мне хочется увидеть и впитать те чудеса и красоты мира, которые я так и не успела показать своей бабушке. Увидеть и за нее, и за себя… Я знаю – она бы порадовалась.


– Но ведь только на пару дней?! – уговаривала я Роберта.

– Не знаю… Конечно, это твоя работа. Что бы я ни сказал, ты все равно поедешь. Харанорская ГРЭС, где это вообще? – сердился Роберт.

– Какая разница! Через два дня я уже буду дома. Малыш, не вредничай, ты и не заметишь, как быстро они пролетят.

– Да, ладно, это я так… Грустно без тебя. Конечно, лети. Я буду ждать и скучать. Через две недели уже Новый год, а там и новогодние каникулы. Скорей бы уж отдыхать отправиться – надоела эта работа, сил нет… Обнимемся с Мышакой и будем так валяться на песочке две недели. Да?

– И еще займемся дайвингом. Говорят, что такого подводного мира, как на Сейшельских островах, нет больше нигде!

Вообще-то мыслями я была уже на гастролях. Мне абсолютно безразличны были эти далекие острова, потому что все они практически одинаковы, что Карибы, что Антильские острова, Багамы или Гавайи… Везде пальмы, белый песок, необъятный океан и чумовой sea-food.

Чтобы угодить Роберту, из всех отелей я выбрала тот, где было казино. Раз он не любит экскурсии – пусть играет! Ведь отныне у нас общие интересы!

С легким сердцем я улетела на гастроли.

Харанорская ГРЭС находится в Восточном Забайкалье, в Читинской области. Где-то неподалеку уже начинается Китай. Край неблизкий, конечно, но как интересно побывать в самом сердце крупнейшей электростанции!

На экскурсии нам наглядно объяснили, как работает эта могучая система, поводили по станции, рассказали и показали, как ведется строительство нового энергоблока, откуда осуществляется управление светом для целого края!

– А если вот этот рычажок сейчас нажать – что будет? – кокетливый женский вопрос.

– Погаснет свет в нескольких населенных пунктах, – терпеливо объясняет диспетчер.

Балетные девчонки подошли поближе.

– Ой, а можно сфотографироваться на фоне этого щита? – попросили они.

– Да, но только вы от него подальше отойдите, а то мало ли что, – переволновался работник.

Действительно, откуда знать, чего от этих артистов можно ожидать? Вдруг прыгнут на щит и порушат нам здесь всю иллюминацию.

Мы подружились, долго еще болтали, рассказывали друг другу анекдоты, обсуждали суровые здешние холода и, немного выпив за знакомство, даже намеревались на следующий день отправиться на экскурсию в… Китай.

Концерты прошли на славу. Прием был невероятно теплый, публика аплодировала стоя и никак не хотела нас отпускать. Потом были, как всегда, банкет, тосты, подарки-сувениры, и так два дня.

Телефон мой не работал. Роуминг исчез за несколько километров до электростанции. Позвонить домой я не могла…

С трудом мы с директором сумели уговорить повести нас в соседнее здание в диспетчерскую, где был коммутатор. Не помню, по каким причинам, но звонить можно было только в определенный час дня.

Трубку в доме никто не снимал.

Я позвонила Роберту на мобильный. Ответа не было.

Я набрала мобильный дочери.

Она ответила.

– Ляль, у меня все в порядке – я буду завтра. Почему трубку не берете? Что случилось? – скороговоркой прокричала я.

Молчание… Потом взволнованный вскрик: «Мам!..» – и связь прервалась.

Диспетчер снова и снова пытался соединить меня с Москвой, но все было бесполезно.

Я испугалась. Не знала, что думать.

Может быть, Роберт обидел мою дочь? Первое, что мне пришло в голову. В газетах часто пишут, как отчимы пристают к детям и домогаются их. Конечно, подумать такое про Роберта невозможно. Но всего год назад я не верила, что меня могут ограбить. Тем не менее это случилось.

В машине по пути в аэропорт я закурила.

Курить я бросила давно, да никогда особенно серьезно и не увлекалась. Так, от случая к случаю.

Поселок Ясногорск остался позади. И праздник, и восторг зрителей тоже. Впереди была голая холодная степь, и сердце тоскливо сжималось от жутких предположений. Проклятая неизвестность – как в анекдоте.

Вскоре включился роуминг, и я снова стала дозваниваться до Москвы. Бесполезно – ни один из телефонов не отвечал. Я даже не знала, встретят ли меня.

В бизнес-классе самолета, кроме нас, летело практически все руководство Харанорской ГРЭС. Моим соседом оказался Самый Главный.

Помню, он говорил, что я его любимая певица. Точно помню, что обсуждали какие-то совместные планы.

Но потом нам принесли коньяк.

Не искушенный алкоголем организм благодарно принял первую рюмку и мгновенно опьянел.

Всю оставшуюся дорогу я, всхлипывая, рассказывала потенциальному спонсору, как безумно люблю своего мужа, что скоро у нас будет много детей, а пока он не подходит к телефону, и я боюсь за свою дочь.

Потенциальный спонсор с тоской поглядывал в иллюминатор в надежде скорее увидеть аэропорт Домодедово и тактично мне поддакивал.

В аэропорту как ни в чем не бывало меня встречал Роберт. Его лицо сохранило следы обильного возлияния. Он молча взял у меня концертный кофр, и мы направились к стоянке.

– Где Лена? – жестко спросила я.

– В колледже, – ответил он.

– Почему трубку не брали?

– Мы на тебя обиделись.

– ?!

– Ты отключила телефон, и мы решили, что не нужны тебе.

– Там связи нет!

– Так не бывает!

– Поезжай да проверь, что тебе еще сказать…

Мы молча доехали до Назарьева, я пересела в свою машину и поехала в Солнцево в колледж.

Лялька радостно бросилась мне навстречу по коридору. Тринадцать лет, высокая, стройная, черноглазая. Белая кожа, темные волосы, смешливая и раскрепощенная, вся светится от каких-то своих девичьих радостей.

Девочка моя любимая! Солнышко мое… Счастливая и беззаботная. Такая родненькая. Глазки – черные маслины. Наивный и чистый взгляд. Как сохранить мне все это в тебе подольше… Каждый миг, когда я вижу тебя, я счастлива. Спасибо, что ты такая светлая, открытая – совсем, совсем моя – и больше ничья.

Мы обнялись, и я ее поцеловала. Она застеснялась – мимо проскользнул какой-то пацан со спущенными до половины задницы штанами.

– Почему ты трубку не брала? Что происходило в доме?

Раз ребенок в порядке – можно начинать сердиться…

– Мам, это ужас какой-то. Роберт выпивал два дня, из дома вообще не выходил. Даже в спальню вашу не поднимался. Так и спал возле телевизора в гостиной. А когда ты позвонила, он запретил мне подходить к телефону. Я только успела сказать: «Мам!», он мобильник мой выхватил и отключил.

– Что за бред? Зачем?

– Он сказал, что тебе не до нас… Мам, можно я пойду, у нас сейчас время прогулки? – заволновалась дочка. Мимо опять прошел вахлак со спущенными штанами.

Ну, конечно, прогулка для ребенка – дело святое! Вне конкуренции… Именно там с подругами перетираются все девчоночьи переживания, происходят переглядки с мальчиками и все самое интересное.

– Хочешь, возьмем девчонок, в ресторан сейчас съездим пообедать? – предложила я.

Лена неодобрительно скуксила личико:

– Мам, не хочу в ресторан! Лучше позвони друзьям на «Пиццу-фабрику», пусть нам пиццу привезут… с колбаской. Только, чур, самую большую!

Вахлак со штанами потерял терпение, сел на подоконник и уставился на нас.

– А хочешь, две закажу, – я кивнула в сторону ухажера.

– Ура! Ура! – захлопала в ладоши дочка и, чмокнув меня на прощание, отправилась с друзьями на прогулку.

…Через два дня у дочки был день рождения.

Все это время мы с Робертом не разговаривали.

Вечером поехали отпраздновать, как обычно, в «Царскую охоту». Так сказать – где поближе.

Роберт демонстративно запивал тосты соком. Даже к клюквенной наливке, которую приносят в качестве комплимента, не притронулся.

…В ту ночь мы помирились.

Люсин звонок застал меня за приготовлением обеда.

– Можешь говорить? – срывающимся голосом спросила она.

Непонятно было, плачет она или смеется.

– Что, опять Жучинский отличился? – предвосхитила я события.

С тех пор как Сергей Сергеевич ушел к Люсе, прошел ровно год. За это время он успел еще пять раз вернуться к жене и снова уйти к Люсе. Этакая швейная машинка «Зингер».

Люся не огорчалась из-за его непоследовательности, потому как наблюдала в этом наметившуюся положительную динамику.

– Раз уже начал уходить – значит, скоро уйдет совсем, – горячо убеждала меня вроде неглупая подруга.

Она приготовилась ждать… еще восемнадцать лет.

На этот раз похоже было, что его машинка зависла в положении «Туда», а «Сюда» уже возвращаться не хотела.

– Он сказал, что больше не придет никогда! – захлебывалась слезами Люся. – Он сказал, что он плохой, а я хорошая. Что лучше меня у него никого не было и не будет, поэтому он уходит! Я ничего не понимаю. Может, он обиделся на что-нибудь?!

– На что еще этот урод мог обидеться – только если на себя! – предположила я.

– Вчера я позвонила ему в офис, трубку взяла секретарша. Сказала: «Его сейчас нет. Кто его спрашивает? Что передать?» Я ответила: «Его спрашивает Людмила Жучинская. Пусть перезвонит домой». А что в этом такого – секретарше-то все равно, а мне приятно лишний раз назваться такой фамилией. После этого он сбросил мне сообщение: «Не жди, я не приду». Я тут же перезвонила и начала плакать. Вот тогда он и сказал, что не достоин меня и решил все окон-ча-а-ательно… – последние слова потонули в Люсином реве.

– Хорошо, что ты предлагаешь?

– Умоляю тебя, поговори с ним! Ты хоть сумеешь понять, что он за человек. Может, я напрасно надеюсь?

– Странно, что тебе эта мысль только сейчас пришла в голову… Я, и не встречаясь с ним, могу сказать, что он редкий говнюк и тебе он не нужен.

– Нужен! Нужен! – вдохновенно прокричала подруга. – Позвони ему, но по телефону ничего не говори, только при личной встрече.

– Хорошо… А что там за фигура – секретарша? Странно, что он именно после твоего разговора с секретаршей слинял.

– Нет, при чем здесь это? Она работает у него уже шесть лет. Я его как-то расспрашивала о ней, он ответил, что как женщина она его абсолютно не интересует. Так что зря ты…

– Зря – ты. Есть хорошая поговорка: если есть сомнения – значит, сомнений нет.


Договориться о встрече с Жучинским не составило труда.

Едва он услышал по телефону незнакомый женский голос, его собственный кокетливо заиграл.