В четыре утра у меня начались схватки.

Раньше на две недели.

Прощай, Курцер! Значит, не судьба…

Вторые роды, как правило, проходят быстрее.

Я сразу поняла, что времени нет.

– Скорее в больницу! Я боюсь, мы не успеем! – торопила я Роберта.

Он сразу проснулся и оделся.

– Не волнуйся, маленькая. Сейчас быстро доедем – дороги пустые.

Он помог мне одеться и усадил на диван в прихожей.

– Роберт, быстрей, я тебя умоляю, – тряслась я от страха.

Роберт прошел на кухню и крикнул оттуда:

– Малыш, я хочу кофе выпить – ты не против?

В такой момент спокойно пить кофе?! Чурбан. Бревно бесчувственное. Я в любой момент могу начать рожать, а он… кофе!

Наконец мы приехали в десятый роддом.

Главврач заведения с первого дня знакомства внушила мне доверие. Высокого роста, с мужским низким голосом, строгим взглядом и пачкой сигарет в руках – она напомнила мне персонаж «Покровских ворот» с репликой: «Резать к чертовой матери…»

Мы не сомневались, что рекомендация Марка Аркадьевича будет наилучшая. И действительно – главврач немедленно приехала в роддом, очень внимательно и чутко осмотрела меня и даже разрешила Роберту пройти в предродовую с пистолетом в кармане (!).

Откуда возникло оружие, я до сих пор понять не могу. Роберт никогда его с собой не носил, да ему никто никогда и не угрожал. Кто мог покуситься на нас в шесть утра в роддоме – разве только роженицы…

Одновременно со мной приехала рожать дочка Владимира Молчанова. Девушка была абсолютно спокойна и даже улыбалась. Потом через два года на передаче «Частная жизнь» мы вспоминали ту жуткую ночь и делились успехами наших мальчиков.

Перед родами волновалась, как перед первым в жизни свиданием. Мальчик внутри сразу дал мне понять, что он самостоятельная личность, и я должна с этим считаться. Мужчина, хоть и маленький.

Пока я «лезла на стенку» в предродовой, Роберт сидел рядом и старался чем-то помочь. Доктор принесла большой мяч, сидя на котором не так остро ощущаешь боль.

Получилась «Женщина на шаре». Зрелище менее изящное, чем на картине, зато с чувством.

Ребеночек уже готов был родиться.

Я отупела от боли. С детства не могу кричать, когда больно – становится еще больнее. Ну, природа такая.

Только мысль, что мучаюсь не зря и через несколько минут мы встретимся с новым человеком, рожденным из моей плоти, придавала силы и приглушала боль.

– Ребенок не пройдет, – четко отрезала врач. – Он слишком крупный.

– Но ведь я уже рожаю! – выдохнула я, корчась от боли.

– Нужна операция. Решайте. Мы не можем рисковать. Голова не проходит, – твердо сказала она.

Роберт молча сопереживал.

– Делайте что хотите! Мне уже плевать! Только скорее избавьте меня от боли! – стонала я, царапая стену.

Меня молниеносно переложили на каталку и повезли в операционную.

Я обернулась назад и в закрывающиеся двери истошно закричала: «Роберт!!!»

Врачи сгрудились надо мной, закрыв белый свет. Наркоз быстро растопил мой мозг, и я куда-то полетела.

Последние слова были:

– Не надо резать… Позовите Роберта…

Холод. Ледяной холод. И чужие голоса повсюду.

– Мне холодно, – прошелестела я про себя.

– Она сказала, что ей холодно, – услышала я тихий голос Роберта.

На меня положили несколько одеял.

– Мне холодно, – пожаловалась я снова.

– Налейте кипяток в грелки и приложите к телу, – посоветовал один голос другому.

Тепло медленным блаженством разлилось по организму.

– Она пришла в себя? – спросил у кого-то Роберт.

– Нет, она еще долго будет спать, – ответил другой голос.

В полубессознательном мозгу брезжила какая-то мысль. Что-то я должна была сделать, но не помню, что именно. Наверно, это ЧТО-ТО ВАЖНОЕ. Но что? Я снова уснула…

Мне приснилось, что меня сжигают. Все бегают вокруг, пытаются потушить, а я постанываю, но спокойно стою и жду, что будет дальше.

– Посмотрите, у нее рука дымится, – услышала я сквозь сон.

Кто-то снял обернутую в полотенце грелку и сказал:

– Ой! Это было?

Тут же я услышала спокойный голос Роберта:

– Нет. Этого не было. Вы же видите – на руке пузырь от ожога. Наверно, полотенце отошло.

Сознание немного прояснилось, и я открыла один глаз.

Послеродовая палата. Вокруг суетятся врачи и медсестры. Рядом с кроватью стоит Роберт. Живота нет. Где живот? Мне вдруг показалось, что все они в сговоре между собой, поэтому говорят тихо, передвигаются бесшумно, а лица у всех озабоченные и тревожные.

– Я родила? – спросила я всех сразу.

Пауза. Переглядываются между собой.

– Не волнуйтесь, все хорошо! – отозвался мужчина-врач. Ненавижу, когда меня успокаивают. От этого я начинаю волноваться еще сильнее.

– Я родила?! – настойчиво повторила вопрос.

– Родили, родили. Все хорошо. Отдыхайте, – посоветовал другой врач.

– Покажите ребенка! – попросила я.

И тут внесли сверток. Господи! Вот оно – СЧАСТЬЕ. Маленькая родная мордочка в кульке пеленок. Здравствуй, новая жизнь!

Младенец спал, крепко сжав губки. Личико скукожилось, но щечки значительные. Серьезный и солидный малыш.

– У вас мальчик! – радостно объявила медсестра.

– Я знаю… Я его ждала.

– Очень крупный родился – вес четыре килограмма триста пятьдесят граммов. Рост – пятьдесят три сантиметра. Настоящий мужчина. Поздравляем!

И я, счастливая, снова заснула.

…Проснулась только ночью от запаха роз. Огромные букеты повсюду и даже в вазах на полу. Благодарность мужа. Приятно.

После родов чувствуешь себя Королевой Мира. Потому что Смогла.

Смогла найти своего мужчину. А не воспользоваться чужим.

Смогла забеременеть. Пусть и не сразу.

Сумела выносить.

И родить.

Я – замужняя молодая женщина. С не совсем качественным, но законным супругом. У нас началась новая жизнь с крошечным долгожданным созданием. Ванечкой. А о прошлом: или хорошо, или никак.

Малыш получился настоящим Иваном. Белобрысый, богатырского сложения, белокожий и капризный.

На следующий день к нам приехали Лена с бабушкой.

Главврач лично принесла Ванечку в рубашечке и, высоко подняв, поднесла к лицу Роберта.

– Похож? Одно лицо! – с восторгом объявила доктор.

Ванька кряхтел и смешно пускал слюнки, а обе ручки держал поднятыми вверх, как будто «сдавался».

Наши лица сияли радостью. Родился здоровый ребеночек, с крепкими ножками, ручками – образцовый бутуз.

Ванечку положили рядом со мной, и Лена, очарованная настоящим живым братом, вложила ему в крошечную ручку свой палец. Малыш тут же схватил Ленку за палец, и все поощрительно засмеялись.

– Молодец! Как ты такого огромного выносила? – удивлялась мама. – Мужу какой подарок сделала – на тебя-то мальчик не очень похож, – в своем стиле оценила мои достижения мать.

– Главное, что здоров. А на кого похож, для мальчика не важно. Важно, чтобы хорошим человеком вырос, – любовалась я своим малышом.

Роберт до вечера был с нами, кормил меня, рассказывал будничные новости, а, уходя, с любовью посмотрел на запеленутого серьезно спящего Ивана и сказал:

– Спасибо, что ты дала мне этот шанс. Я буду лучшим отцом на свете – вот увидишь. Отдыхай, моя девочка, ни о чем не думай. Тебе больше не придется за меня волноваться. Вы с Иваном самое дорогое, что есть у меня в жизни. С этой минуты, если я хоть раз напьюсь или пойду играть – можешь уйти и больше мне не верить. Спасибо, любимая, ты настоящая женщина.

– Стоило мучиться, чтобы услышать такие слова, – обрадовалась я. – Завтра должно молоко прийти. Не забудь принести аппарат для сцеживания, сгущенку и свежий творог. По всему видно, малыш любит поесть. Будем сиськи растить, чтоб не похудел.

– Конечно, весь в папку, – обрадовался Роберт. – Вспомнишь что – позвони, я с утра на рынок помчусь и сразу к вам.

Муж нагнулся ко мне, и первый раз за долгое время я разрешила себя поцеловать.

– Иди, иди, от греха подальше, – смутилась я, почувствовав, как соскучилась.

Роберт заерзал и оглянулся на дверь.

– А дверь не закрывается? – с надеждой спросил он.

– Я не знаю – ты первый спросил, – ответила я.

– Какая ж ты вредная, Мышь! – ревниво сощурил глаза Роберт.

Я попыталась приподняться, но шов внизу живота болью напомнил о себе, и я со стоном опустилась обратно на подушки.

– Ладно, Мышак, завтра что-нибудь придумаем. Не могу же я оставить тебя в «таком состоянии», – игриво пообещала я.

– Не шустри. Я буду терпеть, сколько надо. Ты ж меня знаешь – я верный и преданный.

Роберт ушел, спящего Ваньку увезли в детскую, а я лежала и думала: «Все-таки я счастливая!»

Лауреат Нобелевской премии мира Альберт Швейцер сказал: «Счастье – это хорошее здоровье и плохая память».

Рано утром меня разбудила взволнованная детская няня.

– Пойдемте, пожалуйста, в детскую. Не могу справиться с вашим мальчиком.

Из детской доносился истошный крик сына.

Я поспешила за няней, придерживая рукой низ живота.

– Всю ночь плачет, никак не могу его успокоить. Все дети спят, а он плачет, – жаловалась детская няня.

– Может, он есть хочет? Вы не кормили его? – озадаченно предположила я.

– Ой, да кормила, два раза кормила. Плачет – и все, – расстроенно повторяла женщина.

Иван лежал в прозрачной пластиковой люльке на колесиках. Рядом с ним в просторной детской лежали еще восемь таких же крошечных новорожденных.

– Ничего, что я зайду? – остановилась я в нерешительности на пороге комнаты.

– Заходи, заходи, у нас мамочки, если я куда-нибудь отхожу, сами на кормление забирают детишек.

Иван лежал весь красный от крика. Он не замолкал ни на секунду. Я просунула палец под тугую пеленку. Его тельце вспотело, но температуры не было.

– Вызовите педиатра, – велела я перепуганной няне.

Через несколько минут в мою палату вошли три детских специалиста.

Педиатр распеленала сынишку и начала подробно прослушивать и осматривать его.

Она прощупывала каждый сантиметр его небольшого тельца и все время удовлетворенно хмыкала.

Внезапно она нахмурилась и низко наклонилась к его правой ручке.

– Посмотрите, – тихо сказала она коллегам.

Все трое склонились над мальчиком и стали взволнованно переговариваться.

– Что с ним? – боясь ответа, жалобно спросила я.

Доктор несколько раз приподняла ручку ребенка. Та безвольно падала на матрас, в то время как левая ручка торчала упругой пружинкой.

Доктора молчали и старались не смотреть мне в глаза.

– Что вы молчите? Вы можете наконец сказать, что с моим ребенком?! – возмутилась я.

Педиатр развела руками и растерянно пробормотала:

– Я предполагаю, что у него сломана рука…

Я опешила. Ведь только вчера его осматривали врачи, и все было в порядке?! Что могло произойти за одну ночь?

– Я не понимаю… Объясните мне. Если б перелом произошел при родах, он бы плакал все время. К тому же на другой день главврач показывала ребенка моим родственникам, и обе ручки торчали абсолютно здоровые?!

– Мы тоже потрясены… Точный диагноз может быть только после рентгена. Вам надо завтра прямо с утра поехать в Филатовскую больницу и сделать снимок ручки…

– С двухдневным ребенком?! Чтобы он там подхватил инфекцию? Или простудился по дороге? У вас что, в роддоме нет рентгена?

– Нет…

Доктор упорно смотрела только на мальчика, боясь встретиться со мной взглядом.

– Пригласите хирурга сюда, в конце концов. Вы же знаете, что я после кесарева…

– Мама! Это ваш ребенок, и ему нужно сделать снимок. И как можно быстрее, – резко вступила в разговор более пожилая доктор.

– Я НИКУДА не поеду. Решайте эту проблему как хотите. В стенах вашего роддома с моим здоровым ребенком происходит НЕЧТО, что мне никто не может объяснить.

Я еле стояла на ногах. Болел шов, тряслись ноги. От бессилия хотелось плакать и курить.

– Разговаривайте с моим мужем. Пусть он решит, что делать, – объявила я и снова легла в койку, дав понять, что разговор закончен.


Роберт приехал в роддом рано утром.

Ванечку собирали всем отделением. Нянечки закутали его в несколько пеленок и в два теплых одеяла. У кого-то из рожениц нашлась теплая шапочка, и наш родной «кулек» отправился в первое в своей жизни путешествие.

От роддома в помощь мужу отправили одну из женщин-педиатров, ту, что сочувствовала больше других.