Наталья Штурм - Уж замуж невтерпеж, или Любовь цвета крови

Оказалось, что периодические возлияния были в чем-то даже выгодны. Например, пьяный Роберт был значительно щедрее Роберта трезвого. Наутро, правда, он всегда сетовал на свою расточительность, но что упало, то пропало. Трезвый Роберт не всегда торопился вовремя выплачивать работникам зарплату, что уж тут говорить про собственную жену.

В казино после выигрышей тоже случалось получить от милого несколько поощрительных фишек. Без энтузиазма, но и без стресса…

Можно быть успешной бизнесвумен, можно быть суперзвездой и получать высокие гонорары, но когда твой мужчина, которому ты доверила свою жизнь, позволяет тебе содержать себя так, как ты этого хочешь, балует тебя – это и есть настоящая забота. Это очень приятно!

Учитывая, что после родов концертов было мало, я оказалась целиком во власти душевной щедрости любимого мужа.

Законная жена, да еще и после родов – не самая интересная тема для капиталовложения.

Единственный раз за три месяца я вырвалась в салон красоты, чтобы сделать прическу. В салон впархивали и выпархивали красивые ухоженные девушки и дамы. Они источали свежесть и независимость.

«Скорее бы прийти в себя и начать работать», – с легкой завистью подумала я.

В тот же вечер дочка Лена напомнила, что завтра они с классом уезжают на экскурсию в Питер.

– Ты проводишь меня на вокзал? – скорее утвердительно, чем вопросительно сказала Лена.

Роберт хмуро произнес:

– Я провожу тебя сам.

Я представила, как «крутой» Роберт ставит машину на стоянку возле Ленинградского вокзала. Потом берет мою девочку за руку и быстро проводит через сутолочную, грязную и пьяную площадь внутрь зала. Там, возле памятника Ленину, он знакомится с сопровождающими педагогами и спокойно стоит вместе с другими родителями, пока не начнется посадка на поезд.

«Ты не только наивна, но еще и глупа!» – непременно сказала бы моя мама. Отвратительные краткие прилагательные. Как будто кнопкой к стене пришпиливают. Но она, как всегда, права.

Скорее всего, Роберт просто высадит Лену возле площади, и, напуганный ночным привокзальным отребьем, ребенок пойдет к поезду один.

– Роберт, я поеду с вами.

– Ты останешься с ребенком! – приказал Роберт.

Как будто Лена не ребенок… Ребенок – просто не его.

– Завтра приезжают на выходные твои родители. Они с удовольствием посмотрят за Ванечкой пару часов. Тем более он будет уже спать.

Трезвый Роберт – это звучит непоколебимо. Целых три «р».

На другой вечер я просто села в машину вместе с Леной, и Роберт молча, но зло повез нас на вокзал.

– Я сейчас, только Ленку провожу, – бросила я мужу, вылезая из машины.

На улице было очень холодно. Несмотря на март месяц, мороз был градусов двенадцать. Мы с Леной, быстро миновав стремных привокзальных обитателей, юркнули внутрь здания.

– Мама, иди обратно, не жди посадки, – предложила вдруг Лена. – Видишь, какой он злой сидел, лучше возвращайся к нему быстрее.

Возле памятника в центре зала уже собралась дружная толпа учеников колледжа и их родителей. На одного ребенка – по два, а то и по три родственника. Никто не ссорится, не мечется, стоят себе спокойно, разговаривают, смеются…

Подружки обступили Лену, и девчонки сразу заговорщицки защебетали, выясняя, кто опаздывает.

Я со спокойной душой вышла на улицу.

Ледяной ветер пронзал насквозь. Тонкая стильная шуба, увы, рассчитанная только на езду в автомобиле. Да еще и перчатки забыла дома, эх…

Я подошла к стоянке. Машины не было.

Я прошла вдоль дороги, предполагая, что Роберт переставил автомобиль. Но он как сквозь землю провалился…

– Алло, ты где?! – удивленно спросила я мужа, когда он поднял трубку.

– Я уже подъезжаю к Назарьеву.

– Как???

– Ты захотела проводить дочь, вот и провожай ее, – был ответ.

Я решила, что он шутит. Стоит себе где-нибудь за углом и прикалывается.

– Малыш, мне через час нужно кормить Ваньку. И мне очень холодно. Кончай разыгрывать, я ведь могу грудь простудить…

Но в трубке отчетливо был слышен шум дороги. Роберт всегда курил на скорости с открытым люком.

Ясно, что он не шутит.

Холодно. И резкий ветер. Темень и вокруг какие-то сомнительные типы. Не страшно, просто противно. Тошнит, глядя на эту публику.

Бояться-то нечего. Денег нет. Ведь я даже сумку не взяла. Хорошо хоть мобильный захватила.

– Алло, Яш, ты в Москве? – срывающимся голосом прокричала я в трубку.

– Да. Случилось что? – догадался друг.

– Можешь забрать меня сейчас с Ленинградского вокзала?

– Через пятнадцать минут буду. Только я не один. Ничего?..

Страшно захотелось курить. Нельзя, но если сцедить испорченное молоко, следующее будет чистое. На любое правило – свои исключения. А что делать?

Возле метро публика была приличней. Я выбрала глазами мужчину в очках и попросила сигаретку. Он молча протянул мне «Кент», дал прикурить и отвернулся. Ровно, без эмоций.

«Наверно, ждет кого-то, – предположила я. – Может, заговорить с ним? Вдруг мы случайно окажемся двумя одинокими душами и вспыхнет безумный роман. Нет, безумного не надо. Просто тихий и спокойный. Он меня спасет, а я его».

Мужчина отошел к ближайшему столбу и помочился.

Я зашла в метро и встала под струю горячего воздуха.

Грудь распирало молоко. Лифчик промок насквозь – хоть выжимай. Еще немного, и промокнет шуба.

Яшка приехал через двадцать минут. В машине сидела его очередная девушка.

– Познакомьтесь, это Мисс «Бриллиант России», – представил Яша спутницу.

Девушка была худенькая и светлая, как из мрамора. На вид лет восемнадцать. Дурочка…

– А разве есть такой конкурс? – из благодарности поддержала я тему, устраиваясь на заднем сиденье.

– Теперь есть. Это все ради нее, моей красавицы. И конкурсы, и бриллианты, и весь мир у ног, – воодушевленно излагал Яша, усаживаясь за руль.

Девушка, слава богу, была анемична. За всю дорогу она не проронила ни слова.

Я рассказала Яшке все, что случилось, как будто мы были одни…

…Подъехали к моей родной квартирке на «Аэропорте».

Яша оставил девушку в машине, и мы поднялись ко мне.

– Вот что, дорогая моя подруга, – неожиданно резко сказал Яков, пройдя на кухню. – Тебе сваливать надо. И как можно быстрее.

Я молча слушала, сцеживаясь в ванной. Все белье мокрое и холодное, грудь разрывается от боли и ребенок не кормлен.

Родители Роберта дали Ивану смесь в бутылочке? Или меня ждут? А вдруг он после искусственного кормления откажется от груди?

– Яш, что делать?! Сейчас время кормления – может, нам поехать туда? – спросила я через открытую дверь.

– Чтобы он прибил нас обоих? Нет уж. Я тихий еврей на пенсии и на подобные подвиги не способен. Ты ж красивая баба – я тебя не понимаю! Давно бы уже завела себе хахаля! У меня все друзья на тебя облизываются. Не валяй дурака, найди себе отдушину, если с ним не хочешь расходиться. Только рано или поздно все равно тебе придется от него уйти. И хорошо, если рано, а не поздно будет. Он опасен. Ты не видишь – я это вижу. Говоришь, на почве пьянства издевался? Ну, а сейчас что скажешь? Сейчас-то он не пьет!

Яша разнервничался и курил одну сигарету за другой.

– Яш, скажи, пожалуйста, что ты меня любишь, – тихо попросила я, стоя в дверях ванной.

– Неужели тебе настолько плохо?.. – иронично и немного горько усмехнулся Яша.

– Да…

– А это не повредит нашей дружбе? – уточнил Яша, медленно подходя ко мне.

– Мухи отдельно – котлеты отдельно… Ты же занимаешься благотворительностью? Считай, что это тот случай…

Яша обнял меня и прошептал на ухо:

– Об этой минуте я даже не мог мечтать… Я всегда любил тебя, девочка, да ты и сама это чувствуешь…

Про девушку в машине как-то все забыли…

Роберт позвонил на мобильный, когда я уже провожала Яшу в прихожей.

– Ты где? – поинтересовался строгим голосом муж.

Яша приложил палец к губам и провел рукой по воздуху уровни – ниже, ниже, ниже…

– На «Аэропорте», – спокойно ответила я.

– Сейчас за тобой приеду, – сообщил он решительно.

Настроение значительно улучшилось.

У женщины так мало способов защититься от унижений и страданий. И если хоть один сработает, считай, победила.

«Не можешь справиться с ситуацией – измени свое отношение к ней» – опять вспомнилось золотое правило.

Я и изменила отношение.

Концерт проходил на ближней даче Сталина, рядом с Кутузовским проспектом.

Отмечали юбилей одного из начальников Главного управления делами президента.

Народу было много. Узнаваемые политики, как голливудские звезды, привлекали всеобщее внимание. Чиновники средней руки осанисто прогуливались по дорожкам с серьезными лицами, обсуждая свои важные проблемы. Журналисты и телевизионщики сновали между гостями, охотясь за известными персоналиями. Артистов тоже было много – для нас накрыли отдельный стол в ресторане-шатре. Там же находилась и сцена с танцполом.

Особого желания выступать на дне рождения у меня не было. Еще полная после родов, без любимого колорирования и прически, внутренне я не была готова к безудержному веселью, пусть даже и показному. Но главный режиссер этого мероприятия так уговаривал, что пришлось уступить.

– Заказчики просили Тебя. Хотя бы минут на пятнадцать! Быстро выступишь и уедешь, если не захочешь остаться.

– Ладно. Не плачь. Приеду… Только не уговаривай потом еще сидеть за столом, – капризничала я, соображая, как одеться, чтобы скрыть лишние пять кг и вместе с тем выглядеть соблазнительно.

Мы приехали вместе с Любушкой. Свой позитивный настрой она щедро распространяет на всех без исключения – энергичная, остроумная и жизнерадостная. Хочешь не хочешь, в пляс пустишься…

Закончила выступать Юля Началова, Антон Макарский спел свою знаменитую «Belle», а после него свои поздравления отпела и я.

Едва успела сойти со сцены, ко мне в ажиотаже бросилась Любочка.

– Ты видела мужика за столиком напротив? Он глаз от тебя не отрывал! Мне уже все рассказали – он давний твой поклонник и мечтает познакомиться! – взволнованно зашептала она.

– Я что, каждого разглядываю?.. Танцуют, аплодируют, народу весело – и слава богу. Значит, все хорошо, – без особого энтузиазма отреагировала я.

– А теперь главное: ты знаешь, кто это?

– Нет. Поехали домой. Роберт вопить будет, что задержалась…

– Дурочка! Это третий человек в государстве! Это же Степан Павлович, – и она назвала фамилию очень известного политика.

Я удивилась. Не более. Но на стол оглянулась.

– Позвольте вам представить… – режиссер программы бежал впереди двух солидных мужчин. Одного из них я узнала. Его часто показывали в новостных передачах и в «Парламентском часе».

– Степан Павлович, – представился политик и галантно поцеловал мне руку.

Интересный, невысокого роста, на вид лет сорок – сорок пять, похож на Роберта де Ниро, только без родинки. Глаз умный, чуть ироничный с прищуром, в зубах сигара, одет в черный свитер и черные брюки. На руке дорогие часы, модные очки в золотой оправе и запах… Завораживающий запах богатства, власти и свободы выбора.

Режиссер и Люба куда-то исчезли, и мы остались втроем.

– Я здесь на аукционе приобрел картину – вы не могли бы на ней расписаться? – попросил Степан Павлович и протянул ручку, усыпанную бриллиантами.

– Так нельзя… Не я ее писала, не мне и расписываться, – смущенно отказалась я. – Лучше я подарю вам свой календарь и на нем распишусь, – предложила я находчиво.

– Я согласен! Только на картине распишитесь тоже. – Он не привык, чтобы ему возражали.

– А два календаря у вас не найдется? – кокетливо спросил приятель Степана Павловича. Он был молод и хорош собой. Близко посаженные глаза выдавали в нем большого любителя дамского пола.

– Ну, естественно! Только у меня они в машине. Если ваши помощники сходят со мной…

– Нет. Я сам с вами схожу.

И Степан Павлович решительно направился к выходу.

На улице он помог открыть багажник, чтобы я не запачкала руки, аккуратно собрал в стопку разметавшиеся календари и сложил их в пакет.

– А расписаться? – напомнил он, перелистывая мои изображения. И снова протянул ручку.

Я вывела привычную надпись: «С большой симпатией». Задумалась над второй…

– Напишите «Андрею», поставьте подпись. И хватит с него, – с притворной ревностью и улыбаясь, сказал Степан Павлович.

Мы медленно пошли по дорожке обратно к шатру-ресторану.