– У вас бывает свободное время? – спросил он.

– Боюсь попасть в глупое положение: отвечу – бывает, а вы скажете: «А у меня нет».

Степан Павлович рассмеялся.

– На самом деле редко выдается свободный час, но чтобы увидеть вас снова, я его найду… У меня к вам есть одно предложение. Дело в том, что я коллекционирую живопись и старинные книги. Насколько мне известно, вы тоже интересуетесь искусством. На днях мне доставили несколько полотен. Мне хотелось бы с вами посоветоваться, какие из них приобрести. Это возможно?

– Конечно. Только сразу предупрежу: я предпочитаю маринистов, а не портретистов. Даже если портрет – шедевр, он все равно меня настораживает вторжением в мой дом чужой судьбы. Суеверие, наверно…

– Удивительно, но я тоже настороженно отношусь к портретам. Пейзажная живопись – вот это мое. Постоишь возле нее несколько минут и уносишься мыслями в романтический вечер. Хмельной морской воздух, красное небо готовится к сумраку, тихая рябь воды и любимая женщина рядом. Босая, простоволосая, ласково смотрит на тебя карими глазами…

Голос мужчины звучал мечтательно-тихо и нежно.

От него веяло родным.

Я вдруг почувствовала себя в другом измерении. Будто бы с этой минуты может начаться совсем иная жизнь. Спокойная, размеренная, полная взаимного доверия и уважения друг к другу. С общими интересами и пониманием искусства, с обязательными обсуждениями прочитанного на ночь. Я буду слушать его и впитывать каждое слово. Вечерами, когда он будет задерживаться на работе (а не в казино), я буду тряпочкой осторожно снимать пыль с его бесценных фолиантов. Господи, какая я дура! Ведь у него наверняка выставлен специальный климат-контроль в библиотеке. И специально обученные уборщицы с гарвардским образованием.

Да о чем я вообще?! Очередной богатый поклонник, известный политик опутывает меня красивыми словами, за которыми только одно: уложить в кровать и потом с удовлетворением тыкать пальчиком в телевизор в перерывах между заседаниями. А я уже уши развесила…

– Извините, но мне пора, – с достоинством произнесла я.

– Конечно, конечно… Могу я вам позвонить? Мой офис находится возле Кремля – небольшой старинный особняк. Его историю я расскажу при встрече. Там у меня находится часть коллекции. Приглашаю вас на экскурсию… через неделю. Завтра я улетаю. Вернусь, и, надеюсь, мы встретимся. Ваш муж не будет возражать?

Только я собиралась его помучить, придумав, что всю неделю буду занята, а он вклинился со своим отъездом…

– Мой муж не ревнив, – нагло соврала я.

За неделю я успею его уже забыть и снова приобрести душевное равновесие. И «неревнивому» мужу не будет повода «не ревновать».

Степан Павлович снова протянул мне драгоценную ручку.

– Я уже расписалась, – напомнила я.

– Это вам на память. Чтобы каждый день вспоминали обо мне.

Еще минуту мы стояли и молча смотрели друг на друга.

Обоим было неловко, потому что не хотелось расставаться…


Степан Павлович, как и обещал, позвонил ровно через неделю.

В этот день я была расстроена одной статейкой, написанной в дружественной мне газете, о том, что после родов я поправилась и выгляжу не так, как раньше.

«Козел! – думала я про журналиста. – Порожай с мое! Ведь и полгода не прошло… Не надо было ехать на тот концерт. А может, он меня заснял на открытии рублевской „Веранды „Дача“?“

Сколько бы ни было похвальных статей, всегда запоминается именно критика.

Полезли комплексы. Какие ухажеры, какие поклонники – сиди дома и радуйся, что Роберту ты нужна любая. И чем хуже я выгляжу, тем ему лучше.

Степан Павлович предложил два варианта встречи: сегодня вечером с семи до восьми или завтра днем, во время обеда.

Я, не раздумывая, поехала сразу. Надо же за счет кого-то повышать свою самооценку. Пара комплиментов – и я снова в порядке.

Мой муж никогда не был расточителен на похвалы. Только однажды, в самом начале нашего романа, когда я собиралась на концерт, он сказал, задумчиво глядя на меня:

– Дать бы тебе в рожу, чтоб не была такой красивой…

Больше я не ждала от него слов восхищения.

Старинный трехэтажный особняк, в котором размещался офис Степана Павловича, действительно находился практически рядом с Кремлем.

Для удобства в нем сделали лифт, а этажи соединяла кружевная винтовая лестница, покрытая позолотой.

Стены коридоров украшали огромные картины, а по углам в нишах красовались мраморные скульптуры.

Секретарша сразу проводила меня на третий этаж, где находилась библиотека. Степан Павлович был занят посетителем и по коммутатору отдал распоряжение организовать мой досуг, чтобы я не заскучала.

А скучать бы и не пришлось! Такой библиотеки в частных домах я еще не видела. Здесь можно было провести полжизни и умереть одухотворенной.

Подлинники старинных рукописей, книги с автографами великих русских писателей прошлых веков. Черновики Есенина, Бунина, Горького… Первое издание басен Крылова, своды царских законов, первые энциклопедии… Это только то, что я запомнила и сумела прочитать на корешке. Большинство книг было написано на старославянском языке, и дальше одной-двух фраз я не смогла продвинуться.

Пока нежданный посетитель бессовестно пожирал мое время, я, охая и ахая, рассматривала корешки реликвий. Некоторые из них были настолько стары и ветхи, что до них было страшно дотронуться, не то что перелистывать.

Одна такая книга могла стоить целое состояние. И человеку, у которого их целая библиотека, конечно, только и остается, что мечтать о простоволосой босоногой девушке, доверчиво глядящей на него карими глазами. Все остальное у него уже есть…

Степан Павлович, извиняясь, зашел в библиотеку и сел рядом со мной на старинный диван из толстой черной кожи. По моим воспоминаниям из букваря, у Ленина был такой.

– Ознакомились с моим страстным увлечением? – просто спросил Степан Павлович.

– Я потрясена. Неужели возможно знать историю каждой книги – ведь здесь их целая коллекция! – обвела я глазами комнату, с четырех сторон до потолка заполненную стеллажами книг.

– Ну, нет, конечно, не знаю. Многие еще не успел прочитать. Некоторые шестнадцатого-семнадцатого веков написаны церковно-славянским шрифтом и самому без помощника здесь не справиться.

– А как же вы их выбираете, если не знаете, о чем там речь? – наивно спросила я.

Степан Павлович ответил совершенно серьезно:

– Мне советуют специалисты. Сам я не езжу на аукционы, когда начинаются торги, мне звонят по телефону… Конечно, знакомят меня с содержанием книг и рукописей, объясняют, какие из них являются особой библиографической редкостью.

Степан Павлович встал и подошел к одному из стеллажей.

– Вот, к примеру, на этих полках находится много книг из частных собраний графа Румянцева, Льва Толстого и есть даже книги из коллекции Кюхельбекера. Помните пушкинских лицеистов?

– Конечно. Это восемнадцатый век? – уточнила я.

– Да, здесь есть даже старинные рукописные книги шестнадцатого и семнадцатого веков! Подойдите, пожалуйста, сюда…

Степан Павлович открыл ключом замок на одном из стеллажей и осторожно вытащил книгу крупного формата наподобие нынешних журналов.

– Вот эту, видите – обложка картонная. Уже семнадцатый-восемнадцатый век. А в шестнадцатом веке многие переплеты делались из кожи или оформлялись в оклады. Страницы украшены орнаментами, инициалами, а бумага иностранная, очень качественная. Приобрести их – большая удача. Например, Евангелие семнадцатого века в окладе – их только сто пятьдесят экземпляров. Раритет…

– Когда же вы собираетесь все это прочитать? – логично спросила я.

– А вот выйду на пенсию, тогда и буду читать, – засмеялся Степан Павлович. – Или попрошу почитать мне любимую женщину. Может же быть и так?

Я покраснела первый раз в жизни. Брюнетки вообще краснеют редко. Но рядом с раритетами может случиться еще и не такое.

– А картины – вы их покажете? – напомнила я повод встречи.

– Боюсь, что уже не сегодня. Извините, но у меня сейчас встреча с одним из аудиторов Счетной палаты. Это очень важная встреча, я не могу ее отменить.

– Конечно. Я и не настаиваю, – улыбнулась я.

Степан Павлович рассмеялся и вызвал лифт.

Оказавшись близко друг к другу в замкнутом пространстве, я изо всех сил вытянулась и приосанилась. Получилась на полголовы выше него.

Замысел сработал. Он заволновался.

А что я могла еще противопоставить ему? У меня нет такой библиотеки и вряд ли когда-нибудь будет даже обложка одной из этих книг. У меня нет государственного поста, ко мне не приезжают в гости из Счетной палаты, и вообще я вешу на пять кг больше, чем обычно, и мне уже, увы, не двадцать лет.

Оставалось только гордо пронести себя.

– Я смогу вас снова увидеть? – серьезно спросил он, волнуясь.

– Когда?

– Например, завтра. Если вы свободны днем, я приглашаю вас пообедать. Не поужинать, не на свидание, а именно пообедать. Недалеко от офиса есть неплохой рыбный ресторан, обычно мне оттуда приносят обед, но мне хотелось бы пообедать вместе с вами. Не ожидал, что певица может быть таким интересным собеседником.

– У меня еще второй юношеский разряд по плаванию, – съязвила я. – Завтра днем как раз планировала быть в центре. Если у меня получится, я с удовольствием составлю вам компанию.


Днем выехать из дома не составляло никакого труда.

Приглашенная няня целый день до вечера находилась с Ванечкой. После того как я промерзла ночью на вокзале, грудное молоко пропало, и мальчика перевели на искусственное вскармливание.

Роберт целыми днями пропадал на работе. Хотя вечером неизменно в девять часов приезжал купать сынишку в бассейне.

Отношения с мужем перешли в сугубо деловые, буднично-семейные. Заполнение холодильника, покупка вещей для Ивана и в выходные колясочная поездка в дальний лес. Мы практически не разговаривали. О чем? Через три года выяснилось, что у нас нет общих интересов. Есть взаимные обиды, которые застряли внутри, как мясо в зубах. Любой диалог, не успев начаться, заканчивался словами упрека: «А помнишь, как ты?..» Разумней было молчать.

Роберт научился бороться с тишиной. Когда он находился в доме, во всех комнатах, кроме детской, были включены телевизоры.

Для того чтобы свести человека с ума или выжить из дома, необязательно слушать звук капающей воды или резать ножом пенопласт.

Достаточно громко включенного телевизора.

Выключить или сделать потише нельзя. Это уже посягательство на личное пространство. Пить бросил, с казино завязал, так тебе, сука, еще и мой телевизор мешает?! И понеслось…

И что, так будет теперь всегда? Вязкая болотная топь – только ноги успевай выдергивать. Ради этого мы собрались? А как выбраться, когда засасывает все больше и больше…

…У меня не было никаких дел в центре. Я ехала туда специально, чтобы встретиться. Выдернуть ноги из болота. Хоть на час.

Если вот так выдергивать хотя бы два часа в неделю, можно прожить на болоте много лет.


Степан Павлович галантно отодвинул кресло от стола. Я элегантно зависла над креслом задом, и он ловко вдвинул нас обратно. Привычная церемония, которая требует ловкости и хорошего чувства юмора. Обычно у девушек падают сумочки, кавалеры могут промахнуться и задвинуть прямо «в стол» или, наоборот, оставить в полуметре от тарелки.

Обычно эту процедуру я проделываю сама, чтобы никого не напрягать.

Но Степан Павлович был особый случай. Он мне нравился.

У него все получалось «как надо». Без ошибок. Набело.

– Закажите мне, пожалуйста, устриц, – отодвинула я меню.

– В мае их уже не едят. Они могут быть несвежими, – пояснил Степан Павлович.

– Тухлыми, что ли? – вспомнила я Булгакова.

– Сезон устриц в месяцах с буквой «Р». Сейчас май, может, закажете что-нибудь другое? – и он подвинул ко мне меню.

– Я буду есть то же, что и вы.

Это был первый шаг к сближению. Степан Павлович посерьезнел и сразу подозвал официанта.

– Пожалуйста, накройте нам покушать так, чтобы дама была довольна.

Официант уважительно поклонился и быстро исчез выполнять заказ.

– Эти два дня я думаю только о вас, – начал Степан Павлович, доставая сигару. – Вы внесли в мою жизнь что-то свежее, будоражащее воображение, какой-то новый смысл. Простите, что я так откровенен. Я понимаю, что вы замужняя женщина и у вас маленький ребенок. Что вам до какого-то замотанного делами чиновника… Поверьте, мне от вас ничего не нужно. Только прошу – не оставляйте меня надолго. Я, как любой другой, нуждаюсь в глотке свежего воздуха.