Милиционер перебрал исписанные листки и выбрал из них нужные:

– А вот у меня есть показания свидетелей: Крылова Клавдия Петровна проходила мимо площади Тельмана у станции метро «Аэропорт» и видела, как вы выбежали из машины, размахивая пистолетом. Далее… Крылов Дмитрий Алексеевич стоял рядом с машиной и видел, что в ней происходила потасовка… Далее…

– Погодите, остановитесь! – давясь от смеха, попросила я. – У него еще есть двоюродная сестра в Абакане… тоже Крылова. Ее показаний нет?

– Нет. На этом Крыловы заканчиваются. Зато есть некий Злотников Юрий Петрович – он…

– …водитель Роберта Дмитриевича. Соскучился по работе и в воскресенье приехал из Мытищ погулять вокруг памятника Тельману вместе с любимым шефом. Правильно? – догадалась я. – Вам не кажется странным, что пожилые родители Роберта по удивительному совпадению, живя в Царицыне, оказались в один и тот же момент возле моего дома? – продолжила я линию защиты. – И потом… Среди бела дня в самом людном месте все видят, но никто не может обезвредить одну несчастную женщину в гипсе?! Вам не смешно?

Сотрудник, сидевший за столом возле окна, тихонько подхихикивал, но уже на последних словах не выдержал, хлопнул себя по коленям и расхохотался.

– У нас таких заявлений – знаете сколько? От стола до потолка!

– Читаем, как анекдоты, – пояснил реакцию приятеля мой участковый. – А что делать? Надо как-то реагировать, начальство же спросит.

– А вы начальству покажите копии вот этих бумаг, – я открыла папку, – из которых значится, что на гражданина Крылова Р.Д. в Одинцовском районе заведено уголовное дело. К тому же в заявлении, которое вы мне прочли, есть маленький нюанс. Маленький, но очень важный! Пистолет, как пишет «напуганный» свидетель, находился у меня в левой руке. Но, какая жалость, на этой руке в тот момент у меня был гипс. Вот ведь незадача…

– Черт знает что делается… – буркнул под нос молодой участковый. – Мы думали, хоть у вас в шоу-бизнесе такой мерзости нет. А у вас, оказывается, не лучше…

Участковый снял копию с медицинской карты, а потом мы пили чай и обсуждали детективно-любовные истории жителей нашего замечательного района.

К очередному заседанию суда у нас с адвокатом были готовы все справки. Не было только документа, подтверждающего, что я не негритянка. В остальном мы подготовились на славу.

Ребенка я прописала; следствие по избиению продолжалось; машина сменила собственника, а в возбуждении уголовного дела по «растерзанной» няне им отказали.

Теперь все зависело от решения судьи.

При входе в здание суда посетителей встречал внушительный металлоискатель. Сразу за ним стояли два охранника.

Люди входили, звенели и… проходили дальше. Потом выходили, звенели, и снова беспрепятственно. Охранники мирно беседовали друг с другом, не отвлекаясь на непрерывный звон.

«Наверно, они охраняют металлоискатель. Вдруг какой-нибудь посетитель-правдолюб, недовольный решением суда, пнет от злости ногой дорогую конструкцию», – догадалась я, пропуская вперед своего вооруженного телохранителя.

Напрасно он волновался, намереваясь оставить пистолет в машине. В здание суда можно было спокойно пронести целый боевой арсенал. Или пропустить террористическую группировку – главное, чтобы у каждого из них были папочки с документами под мышкой.


– Ваша честь, – начал мой адвокат, – прошу вас приобщить к делу справки о зарплате, характеристику с места жительства и работы, справку из наркодиспансера, акт обследования жилищно-бытовых условий, справку об отсутствии криминального прошлого и справку из госпиталя Бурденко, что ответчица не инвалид.

Адвокат положил документы на стол судьи, и вслед за ним свои заключения предъявила представительница попечительского совета нашего с Иваном района. Все четко и без лишних эмоций.

Адвокатша Роберта выложила почти такие же документы. Образцовый гражданин страны. Всеми любимый законопослушный трезвенник. Только зарплата оказалась больше и стабильней.

Судья собрала справки и скрылась вместе с юной помощницей за потайными дверями.

От волнения у меня зуб на зуб не попадал.

Я специально явилась на это заседание, хотя присутствия адвоката было достаточно.

«Все-таки судья – женщина. Она не станет больше затягивать и мучить ребенка», – думала я, комкая в руках носовой платок адвоката. Своих платков у меня сроду не было…

Платок пригодился…

Судья посчитала нужным вызвать на следующее заседание представителей попечительского района «Царицыно», где прописан истец.

Заседание перенесли еще на месяц.

– Они что, издеваются??? – кричала я в отчаянии, едва мы вышли из здания суда. – Роберт там вообще не проживает, а Ваню туда даже никогда не привозили! Ну почему??? При чем здесь попечительский совет того района?

Адвокат хмурился и повторял официальную фразу:

– Это точка зрения судьи. Судья считает нужным добавить свидетельские показания…

Но я понимала, о чем он думает.

– Ну что – съела? – зазвучал в трубке издевательски-довольный голос Роберта. Он был пьян.

– Уже два часа ночи. Отвали – я сплю, – тихо, чтобы не разбудить спящую рядом дочь, сказала я.

Девочка сквозь сон что-то недовольно пробурчала и перевернулась на бок, закрыв ухо подушкой.

За эти несколько месяцев она была единственной моей отдушиной и согревала меня не только морально, но и физически. Я эгоистично вторглась на ее территорию – в ее комнату и постель – и, обнимая ночью родное тело, находила для себя хоть какое-то успокоение.

– Ну, поговори со мной! – настаивал Роберт. – Я тебе кое-что интересное расскажу… Например, про то, сколько бабла я отвалил, чтобы ты сейчас плакала… Ведь ты врешь, что спишь?.. Я знаю, ты слезами обливаешься, я чувствую… А знаешь почему? Потому что я тебя очень, очень люблю, Мышаня… Вот такая фигня. А Ваньку ты все равно не получишь, забудь! Тебя еще для вида помурыжат полгодика и определят сынишку жить со мной… К тому времени он совсем тебя забудет. Будешь под воротами ходить – проситься, но мы тебя уже не впустим…

Я села на край ванны и закурила…

Из зеркала на меня смотрела худая, изможденная женщина с глазами больного сенбернара. Неужели это я?..

Ведь была любовь… Была уверенность, что с этим человеком мы будем достойно жить и стариться… Я видела в нем столько достоинств, но они же оказались недостатками…

Было хорошо: с любовью к себе, в меру благополучно, сытно и комфортно, я жила-поживала и горя не знала. Дружила, влюблялась, много смеялась, ездила по городам и странам на радость себе и зрителям. Жила, как пела. И не было такого, чтобы петь не хотелось. Наоборот. Из любых неприятностей и разочарований спасало творчество. Как я посмела сейчас об этом забыть?

Гастроли в Минводах смогли хоть немного разгрузить мозг. В свободное от репетиций и выступлений время нас возили в санаторий. Массаж, капсулы, грязи и бассейн немного подняли настроение. И напомнили о любви к себе.

Правда, врач-массажист слегка омрачил редактирование, поставив мне диагноз «дистрофия».

– Это еще почему? – недовольно спросила я, оглядывая свою идеально тощую для телеэфиров фигуру.

– Вы не туда смотрите. Смотреть надо на верхнюю часть рук, – пояснил доктор. – Сколько вы сейчас весите?

– Сорок семь кило…

– А рост?

– Сто семьдесят…

Из этичных соображений он отказался от комментариев и положил меня на стол.

– У вас специальная диета или несчастная любовь? – поинтересовался мужчина, «раскатывая» крепкими пальцами мои кости.

Есть профессии, которые располагают к откровениям.

Массажисты, парикмахеры, мастера по маникюру – вот неполный перечень «благодарных» слушателей. К ним идешь, как в исповедальню. Каждая новая клиентка – новая мелодрама.

Я не стала исключением.

– Не переживайте. Все будет хорошо. Важнее здоровья ничего нет, – выслушав мою исповедь, обобщил массажист. – Страданиями вы только себя разрушаете. Вы подумайте о том, что мальчик ваш жив и здоров. За ним нормальный уход. Его не обижают. А вам сейчас нужно восстановить свое здоровье. Сыну нужна здоровая сильная мать. А не дистрофик на грани нервного срыва. Вы лучше займитесь собой, пока его не вернули. Потом уже времени не будет – они в этом возрасте такие проказники, не уследишь за ними…

Он говорил о моем сыне так реально, словно тот был в другой комнате. Без соплей, без сантиментов, с необходимой мне сейчас уверенностью.

– Доктор, но он даже слово «мама» не произносит! – робко возразила я, забыв, что это массажист, а не психотерапевт.

– А куда он денется! – весело ответил врач. – Вырастет, все равно мамкать будет!

«Мамкать будет, мамкать будет…» – повторяла я на разные лады, как заклинание. В самолете, в машине, дома…

«Ванька, ну хватит мамкать – займись игрушками! – неужели я так когда-нибудь скажу?» – думала я.

Скорее всего, нет. Я всегда с наслаждением буду слушать это доставучее мамканье.

Мамкай, приставай, только вернись… Потому что дороже ничего на свете нет…

Следующее заседание суда будет нашим триумфом! Я в этом уверена.


В Москве свирепствовал Роберт.

Не успела я сойти с трапа самолета, зазвонил мобильный.

– Надо встретиться, – потребовал он.

– А мне не надо, – честно ответила я.

Роберт почувствовал, что в программе по уничтожению произошел какой-то сбой.

– Я сейчас к тебе приеду, – напрягся он.

– Я в аэропорту, а потом поеду к друзьям на поминки, мне некогда, – доложила я о планах, ничего не подозревая. Охранника пришлось отпустить – некрасиво ехать на похороны к пожилым людям с вооруженным телохранителем. Могут воспринять это как неуместные понты.

– В какой ресторан вы поедете на поминки, я могу туда Ваню подвезти на свидание, – примиренческим тоном пообещал Роберт.

Я обрадовалась и назвала…

Когда вечером с двумя пожилыми женщинами мы вышли из ресторана, на стоянке возле машины весь красный, как коммунистический флаг, нас поджидал… вдребезги пьяный Роберт.

Конечно, никакого сына не было близко…

Я открыла заднюю дверцу машины, приглашая довести женщин до дома.

Это были интеллигентные дамы, приехавшие проводить в последний путь мужа близкой подруги.

Одна – вдова композитора Евгения Птичкина и ее знакомая – мать ведущего передачи «Своя игра» Петра Кулешова.

Ничего не подозревающие женщины усердно благодарили меня за предложение развезти по домам.

Если б они знали, что произойдет через несколько минут, они с радостью отправились бы на другой конец Москвы пешком…

– Я поед-ду т-тоже, – оповестил всех Роберт, пытаясь открыть переднюю дверь машины.

– Отправляйся домой. Не позорь меня, пожалуйста, – попросила я, загораживая собой дверь. – Все мои друзья знают, что я замужем за солидным бизнесменом, а ты сейчас похож на уличного забулдыгу, – взывала я к его здравомыслию.

– Это ты им машину продала??! – внезапно «включил поток сознания» муж и, схватив с земли кусок какой-то арматуры, стал наносить им удары по машине…

Ни самоотверженные женщины, бросившиеся мне на помощь, ни подбежавшие на крики охранники не могли справиться с обезумевшим мужем-хулиганом.

Треснуло лобовое стекло, беспомощно повисли «ухи» (стекла заднего вида), двери, капот, фары – все выглядело, как после нашествия толпы разъяренных английских болельщиков.

Я впрыгнула за руль и, дав задний ход, попыталась отъехать. Но он, словно разъяренный зверь, прыгнул на капот и вцепился руками в дворники, пытаясь их оторвать.

Приехавший через пять минут наряд милиции надел на бившегося Роберта наручники и отвез в местное отделение милиции.

Я вздохнула с облегчением. Больше мне бояться нечего…

Эвакуатор увез мою любимую искалеченную машину, и мы всей инициативной группой отправились в местное отделение милиции. Вызвался стать свидетелем даже аккомпаниатор Большого театра, выходивший в тот момент с поминок. Пожилые люди были уверены, что их показания наконец-то помогут мне защититься от нападений негодяя.

– Если машина «спорная», вашим делом не станут заниматься. У вас ведь рассматривается судом раздел имущества? – проинформировал «добрый» милиционер перед тем, как передать нас «злому».

– Вы что, ждете, когда он в следующий раз ее просто прикончит? – возмутилась одна из моих свидетельниц. – Среди бела дня, на глазах у всех, пьяный мужик нападает на женщину, разбивает ее машину, оказывает сопротивление милиции, угрожает, и вы сомневаетесь, что в этом есть состав преступления? Он же хулиган!

Пока они выясняли особенности современных законов, я звонила адвокатам.