Джоанна Линдсей - Ужасно скандальный брак

Придя к этому решению, она погасила все лампы, раскидала уголья, чтобы пламя не поднималось выше, и нырнула под одеяло. Войдя, Себастьян найдет ее спящей… по крайней мере она надеется…

В доме все затихло. Себастьян медленно переходил из комнаты в комнату. Господи, как ему не хватает Джайлза! Каждый уголок в этом доме напоминает о друге. Себастьян тосковал и по отцу, по крайней мере, тому, который у него был до того, как он потерял его любовь и уважение.

Прошлой ночью он немного посидел у постели Дугласа, когда мысли о Маргарет, спящей совсем близко, выгнали его из спальни. Он отметил серебряные волоски в черной гриве отца. Вполне естественно. Дентон поседел куда больше, что очень странно в его годы. Какие переживания, черт возьми, этому причиной?

Глупый вопрос. Дентон женат на Жюльетт. От такой женушки каждый мужчина способен поседеть преждевременно.

Отцу следовало бы жениться во второй раз. Судя по тому, каким он его видел через окно, он ужасно одинок. Да и что у него было? Младший сын, которым Дуглас не слишком гордился, невестка, которую он не переваривал, лучший друг, который от него отрекся, и старший сын, который, как он считал, для него умер. Больше он ни с кем не мог говорить о вещах, крайне для него важных. У Себастьяна по крайней мере хотя бы Джон был.

Почему все-таки отец не женился после смерти матери? Не хотел приводить ни в чем не повинную даму в этот дом вражды и гнева? Или хотел?

Себастьян припомнил короткую историю, рассказанную Маргарет. Она, смеясь, припомнила, как предложила Дугласу жениться на ней… но, может, вовсе не шутила? Может, Дуглас дал ей причины верить, что неравнодушен…

Мысль на секунду встревожила Себастьяна, пока он не припомнил, что Дентон вроде бы тоже влюблен в Маргарет. Вот теперь он взбесился окончательно. Черт побери, она жила в этом доме четыре года. Что же, спрашивается, произошло за это время?

Но он тут же засомневался, что Дуглас мог питать к девушке романтические чувства. Он не так уж стар для нее, но решил бы, что пользуется своим положением опекуна, поскольку она могла бы посчитать себя обязанной согласиться из благодарности. Отец слишком благороден, чтобы совершить нечто подобное. А вот Дентон, женатый на женщине не очень строгих правил, с которой постоянно ссорился… искал ли он утешения у прелестной питомицы своего отца? Но не мог же он ее получить…

Себастьян поднялся наверх и увидел, что в комнате Маргарет царит полный мрак. Пришлось взять лампу в коридоре и поставить на стол.

Бесшумно подойдя к кровати, Себастьян присмотрелся к девушке. Спит или делает вид, что спит. Черт бы все это взял!

Он снял фрак, швырнул на ближайший стул, но вдруг заметил на сиденье груду голубой ткани. Пощупал ее, поднял, удивленно качнул головой и, снова взглянув на Маргарет, едва не рассмеялся, когда увидел, что она предпочла надеть в постель. Да это предупреждение, почти такое же громкое и отчетливое, как если бы она произнесла его вслух!

Тем не менее он приблизился к кровати.

Почему же в таком случае она так краснела за ужином? Он мог бы поклясться, что она готова принять его предложение. Вспоминала ли она их поцелуй? И ощущала ли что-то, кроме обычного смущения?

Черт возьми, он никак не может ее понять! Она с самого начала призналась в неприязни к нему и все же ведет себя открыто и не думает хитрить. Да и не видит он никаких особых признаков ненависти! Любые проявления гнева достаточно кратковременны и имеют вполне вескую основу, во всяком случае, не имеют ничего общего с прошлым. Может, она сказала, что не любит его, потому что считала необходимым испытывать нечто подобное?

Ее влечет к нему… он ощущал это не один раз… и все же она борется с собой. Из-за сестры? Обычно Маргарет в своих поступках руководствуется логикой, но только не в этом случае. Какие-то глупые рассуждения… он всегда готов признать свою вину, но только свою: а тут он ни при чем. И к тому же сомневался, что Элинор сбежала из дома по тем причинам, которые приводила Маргарет. Он попытался изучить ее письмо, но пока что разобрал только одно имя: Жюльетт. Похоже, все указывало на француженку.

Кроме того, их «брак» — это идея Маргарет. Слишком быстро, правда, эта идея у нее возникла. Но все, что она делала или соглашалась делать, проистекало из ее желания «спасти» Дугласа. Она свято верила, что Себастьян сумеет это сделать.

Себастьян присел на край кровати. Всего на минуту. Она не узнает: уж слишком сладко спит. Но даже во сне умела пробудить в нем ненасытный голод. Снова подняла голову похоть, терзавшая его прошлой ночью.

Он застонал. Очевидно, он не мог находиться рядом и не желать ее. И это случалось каждый раз с тех пор, как он впервые узнал вкус ее губ. Необходимо избавиться от проклятой похоти, и как можно скорее, чтобы сосредоточиться на работе.

Маргарет спала, свернувшись клубочком под одеялами. Длинные волосы разбросаны по подушке. Даже в тусклом свете лампы каштановые пряди сверкали золотистыми отблесками. Ему хотелось собрать их, зарыться лицом… о нет, этого недостаточно. Ему хотелось сделать еще много-много всего…

На самом деле следовало бы давно убраться в холодную ванную, где она, несомненно, успела приготовить ему постель. Провести еще одну мучительную ночь, думая о теплом, роскошном теле.

Себастьян не пошевелился. Он будет подлецом, если воспользуется ее беспомощным положением, и чертовски хорошо это знал. Прежний Себастьян и не подумал бы о таком, зато Ворон…

Маргарет лежала в постели, стараясь дышать как можно ровнее. Ах, если бы только она заснула до прихода Себастьяна, но ничего не вышло, и теперь приходилось прилагать немало усилий, чтобы дыхание казалось естественным, и ни за что не задерживать его, как всегда бывало в присутствии этого человека.

Она слышала его шаги, но, кажется, он никак не хотел подходить ближе. Впрочем, она только раз приоткрыла глаза. Оказалось, что он принес лампу. Но больше рисковать Маргарет не посмела. Ну почему он так долго не уходит в ванную?

Она точно знала, когда Себастьян оказался у постели. И даже поняла, почему он это сделал. Она сама виновата. Весь день она мечтала о его ласках. И он каким-то образом угадал, о чем она думает.

Матрас просел. О Господи, Себастьян совсем рядом! Может, ей пошевелиться? Но покажется ли это естественным? А что, если всхрапнуть? Но она не умеет храпеть! И если попытается, он скорее всего рассмеётся и поймет, что она притворяется!

Он смотрел на нее! Она чувствовала это и поняла, что вот-вот покраснеет! И тогда уж он точно заметит!

О, если она зальется румянцем, никогда себе не простит! Дыши, черт бы тебя побрал!

Нет, ее нервы не выдержат! Сейчас она вскочит и начнет кричать на него за то, что держит ее в таком напряжении!

— Если ты спишь, значит, не услышишь, правда, Мэгги?

Господи, до чего же его голос имеет свойство успокаивать. Такой тихий… значит, он не собирался ее будить.

Девушка немного расслабилась. Он собирается рассказать, что у него на уме, и ей не придется отвечать! Вот и прекрасно! Главное, чтобы он не рассмешил ее. Она все выдержит, и тогда он спокойно уйдет.

— Ты и не почувствуешь ничего… или подумаешь, что спишь. Хочешь увидеть чудесный сон, Мэгги?

Предвкушение чего-то неизведанного снова охватило ее.

Он сунул руку под одеяло. Ткань рубашки вовсе не была тонкой, но она сразу ощутила жар руки на своем бедре. Значит, пора просыпаться и остановить его.

— Ты уклоняешься, ускользаешь, хотя в этом нет необходимости. Ведь тебе понравились мои поцелуи. А это такая малость по сравнению с тем наслаждением, которое я могу тебе дать, и которого ты и представить не можешь.

Ее проклятое любопытство снова не дает ей покоя! Ну почему ему нужно было сказать именно это? А его рука остается на месте! Она и без того лежит лицом к нему, согнув колени! И теперь его пальцы двинулись вниз по бедру, нашли подол сорочки и проникли под него… к треугольнику внизу живота.

Маргарет пребывала в полной уверенности, что сейчас лишится сознания, если он немедленно не прекратит!

Не прекратил. Пальцы достигли заветного местечка и, медленно скользнули внутрь.

Глаза Маргарет распахнулись, и… и она утонула в золотом сиянии. Он и не думал останавливаться, хотя уже понял, что она не спит! А Маргарет не могла найти слов, чтобы приказать ему уйти, вернее, не захотела произносить их, слишком завороженная обещанным наслаждением, которое уже начинала испытывать…

Он откинул покрывала, подхватил Маргарет, уложил себе на колени и стал целовать. Жар и страсть этого поцелуя отозвались восхитительными ощущениями, охватившими ее. Она услышала протяжный стон наслаждения. Из чьей груди он вырвался? Она не знала…

Он едва не раздавил ее, но и она цеплялась за него из последних сил. И огненное наслаждение, Господи, оно, кажется, изливалось отовсюду: из его губ, его прикосновений и того, что они делали…

Вкус и запах этого человека были хмельным вином, которое уже ее опьянило. Голова кружилась, щеки пылали, и каждое новое вызванное им ощущение поднимало на новые высоты. И каждый поцелуй лишал воли. Язык сплелся с ее языком в эротическом танце.

Она не знала, сколько он держал ее вот так, топя в наслаждении, унося с собой в чувственную бурю, которую создал сам.

Но тут он неожиданно перекатился, подмяв ее под себя, рывком поднял ее сорочку, дернул за бант у горла и снял с Маргарет просторное одеяние.

Ее волосы разметались в диком беспорядке, но он осторожно откинул их, открыв ее шею натиску своих губ. Ожог… еще один…

Он потянул зубами за мочку уха. Маргарет вздрогнула и продолжала дрожать с каждым прикосновением губ, ведущих дорожку к ее грудям. Его ладонь смяла нежный холмик, влажный рот жадно захватил вершинку. Она тихо вскрикнула, когда язык обвел крохотный сосок, долго играя с ним, прежде чем зубы царапнули по ставшему твердым камешку, посылая молнии ощущений в глубину ее лона.

Он продолжал ласкать ее, одновременно опаляя губами. И она остро ощущала каждое прикосновение, потому что пальцы его были словно раскаленное железо. Как и прижатое к ней тело.

И когда поток жара внезапно прервался, она затрепетала от холода и открыла глаза. Он стоял у кровати, не сводя с нее глаз и лихорадочно расстегивая рубашку. В глазах его по-прежнему переливалось такое тепло, что она ничуть не сомневалась: ему нравится все представшее его взору, и только это помешало ей покраснеть. Себастьян не отвел взгляда, даже когда одна пуговица упорно отказывалась выскользнуть из петли. Тогда он просто оторвал ее и отшвырнул. За пуговицей последовала рубашка. О, какая широкая у него грудь!

Она ответила столь же восхищенным взором, потому что не могла наглядеться на него. И теперь она может его коснуться…

Маргарет неудержимо покраснела, когда он принялся возиться с брюками. Она боялась опустить глаза, но была захвачена напряжением его взгляда. Он рискнул отодвинуться от нее, давая шанс прийти в себя, опомниться и решительно указать дерзкому на дверь.

Она действительно потеряла рассудок и, наверное, поэтому решила предоставить решать судьбе, а судьба, по-видимому, благоволила Себастьяну. Минута, когда все еще можно было исправить, миновала, и шанс оставить репутацию незапятнанной был навеки потерян. Он лег рядом, прижался всем телом и стал снова целовать, томительно медленно, завлекая, обольщая, кружа голову. И она потянулась к нему по собственной воле, обхватив шею, откинув голову, чувствуя, как его рука ложится на бедро. Он поднял ее ногу на себя, давая еще больший доступ к своему телу.

В ее живот вжималась твердая выпуклость, но он чуть пошевелился, и она улеглась между ее бедрами.

Твердая, горячая, вздыбленная плоть требовала удовлетворения. Сжав ягодицы Маргарет, он стал водить ею по сомкнутым складкам, медленно, не торопясь, накапливая сладостное напряжение, не находившее выхода. Его поцелуи стали более властными, более жаркими, более требовательными, а она с каждым биением сердца все больше отдавалась в его власть.

Она не помнила, как он лег на нее, прижав бедрами к матрасу. Ее руки и ноги сами собой обвились вокруг него. Она ощутила новое давление, очень слабое, очень робкое…

— Скажи «да», Мэгги, — прошептал он, почти не двигая губами.

— Нет! — охнула она.

— Вот и прекрасно, поскольку мы оба знаем, что это означает «да».

Она знала. Просто не могла заставить себя сказать вслух. А давление усиливалось. Вместе с напряжением. Если что-то не произойдет немедленно, она взорвется.

— Но позже я еще услышу твое «да»!

Это негромкое обещание послало озноб по ее спине: такая убежденность слышалась в его голосе. Она не позволит… но разве уже не поздно? Разве он не получил ее согласия?

И тут случилось именно то, чего она, кажется, ждала: резкий выпад, словно разорвавший что-то внутри. Маргарет вскрикнула, скорее от неожиданности, чем от боли. Нет, больно не было… почти… но и приятного тоже мало. Но едва эта мысль промелькнула в голове, он глубоко погрузился в нее, и она все поняла. Вот оно. То, чего она хотела. О чем мечтала. Тугая спираль, свившаяся внизу живота, раскрутилась, освободив ее.