— Это не имеет никакого значения, мама.

— Она околдовала мальчика.

— Брось. Просто она была самой обыкновенной шлюхой.

— Помилуй, Господи, Кэролайн! Что ты несешь? Твой брат никогда бы не связался… с женщиной подобного рода.

— Ланс был романтиком, мама. Если ты помнишь, он жил в мире своих фантазий.

— И все-таки, Кэролайн, эта женщина не была, как ты выразилась, шлюхой.

Каро устало пожала плечами и отвернулась к окну.

— Ты хочешь сказать, что твой брат покончил с собой из-за шлюхи? — не унималась миссис Лэнгсли.

— Я ничего не знаю, мама. Да и какое это имеет значение теперь? Ланса все равно не вернуть.

— У него была девушка в Дублине. Они вместе учились в консерватории. Ланс показывал мне ее фотографию.

— Мама, давай переменим тему.

В голосе Кэролайн я уловила раздражение.

— Но почему ты не хочешь говорить о своем родном брате? — миссис Лэнгсли капризно надула губы. — Когда я говорю о Лансе, я вижу его перед собой как живого. У меня осталась единственная радость — это воспоминания о Лансе.

Миссис Лэнгсли громко всхлипнула и полезла в сумочку за платком.

— Прости нас, Лора. Представляю, каково смотреть на весь этот спектакль со стороны. Я сейчас.

В отсутствие Каро миссис Лэнгсли показала мне фотографию Ланса, которую носила в медальоне.

— Лучше бы мой мальчик стал монахом, — прошептала она и прижала фотографию к груди. — Таким, как он, не место в нашем жестоком мире.


Говард вышел к обеду в смокинге. Я не видела его больше суток. Мне показалось, что он накрасил глаза и ресницы.

— Мисс Лора, сегодня я осмелюсь пригласить вас покататься на машине. Я собирался сделать это еще вчера, но у меня возникли неотложные дела. Кэролайн, ты поедешь с нами?

— Нет. Ты же знаешь, что я должна закончить статью.

У нее был тусклый голос. Последнее время Каро хандрила.

— Пригласи мистера Мордреда, — подала голос миссис Лэнгсли. Он знает пропасть забавных историй. К тому же Лоре наверняка будет интересно познакомиться с человеком, чьи картины выставлялись в Дублине и…

— Глупости, Аннабел. — Говард посмотрел на нее недружелюбно. — Этот Артур такой зануда. Мы с Лорой можем поехать потанцевать в «Корону». Разумеется, если она не возражает.

— Я плохо танцую.

— А кто сказал, что в «Короне» собираются профессиональные танцовщики?

— Поезжай, Лора, — сказала Каро, наклонившись к моему уху. — Тебе понравится там. Дядя Говард очень галантный кавалер.

— Ты зря отзываешься так об Артуре — они с Лансом были большими друзьями, — пробормотала миссис Лэнгсли. — Говард, ты не забыл выпить свои таблетки?


— Надеюсь, вам ясно, как относятся ко мне в семье. А что думаете обо мне вы, Эл?

— Если честно, то я о вас не думаю.

Говард переоделся в вишневый блейзер и белые брюки. В его манере вести машину чувствовалась та хорошо продуманная небрежность, на которую клюют наивные женщины. Да и не только они.

— Я вам совсем не нравлюсь?

Я пожала плечами.

— То есть вы хотите сказать, что не испытываете ко мне ровным счетом ничего?

— Очевидно, так оно и есть. Извините, но я не ощущаю в вас мужского начала.

— Вы любите жеребцов?

— Я люблю настоящих мужчин.

— Их больше нет. По крайней мере вы не встретите их среди людей интеллектуальной сферы деятельности. И в этом, между прочим, виноваты вы, женщины.

— Совершенно верно. Мы стали слишком доступны и даже навязчивы. Вы это хотите сказать?

— Но вы другая. Верно?

— Не знаю. По крайней мере мне всегда хотелось, чтобы рядом со мной был настоящий мужчина, а не существо среднего рода.

— Если я вас правильно понял, вы не сделаете первого шага навстречу любви. Это так?

— Пожалуй.

— Даже если поймете, что в противном случае потеряете этого человека?

— Вряд ли я смогу сыграть чужую роль.

— Вы очень старомодны. Но мне это нравится. Оставайтесь такой, какая есть, Эл.

В «Короне» на самом деле оказалось уютно, а главное, здесь звучала негромкая мелодичная музыка. Как я поняла, это заведение облюбовали люди среднего возраста. Говарда здесь знали буквально все. На меня смотрели с любопытством и, как мне показалось, с удивлением.

— Скажите, а вам хотелось бы влюбиться?

— Наверное, — не совсем уверенно сказала я.

Он вдруг крепко стиснул мое плечо.

— Любовь смогла бы стать для вас смыслом жизни?

— Пожалуй. Но это нереально.

На какую-то долю секунды я положила голову на плечо Говарда — мне очень нравилось это старое танго.

— Как жаль, что мне нужно завтра в Дублин. С вами очень интересно, Лора. Надеюсь, мы еще увидимся…

Я заснула под самое утро. Где-то поблизости щелкал соловей. Я слышала его пение даже во сне.

Когда я спустилась в двенадцатом часу в столовую, Бренда вместе с кофе и теплыми булочками подала мне записку от Кэролайн.

«Дорогая Лора, — читала я отпечатанные на принтере строчки. — Извини, пожалуйста, нас. Пришлось срочно уехать в Дублин — у мамы совсем плохо с глазами. Я покажу ее профессору Донновану. Возможно, ей придется лечь в клинику. Буду звонить тебе каждый день. Бренда будет при тебе неотлучно. Если хочешь, приезжай к нам в Дублин. Правда, летом там уныло. Дядя Говард просит передать тебе привет.

Твоя Кэролайн.

P.S. В твоем распоряжении «Опель» и лошади. Я попросила мистера Мордреда навестить тебя сегодня вечером. Он славный парень».

Я гуляла возле моря, почему-то испытывая облегчение от того, что осталась одна. Последнее время на меня удручающим образом действовала хандра Кэролайн, бесконечные разговоры миссис Лэнгсли о Лансе, пытливые, слишком настойчивые взгляды Говарда и его постоянное желание вызвать меня на откровенность. Нет, я не поеду в Дублин, по крайней мере в ближайшее время, думала я. Съезжу в Уэстпорт или куда-нибудь еще. Возможно, этот мистер Мордред на самом деле окажется симпатичным человеком, и мы будем совершать с ним конные прогулки. К тому же в доме прекрасная фонотека, редкие книги…

Внезапно я повернула голову в сторону моря и увидела парусник. Он несся в сторону Уэстпорта, уверенно рассекая волны длинным острым носом. Я следила за ним как зачарованная. В здешних местах, как я успела заметить, парусники не редкость, но этот был особенный. Он словно сошел с картинки из книжки моего детства.

«Поеду в Уэстпорт», — вдруг решила я, проводив глазами исчезнувший за мысом корабль.

Я люблю бывать в портах. Возможно, в своем предыдущем воплощении я была мореплавателем. У меня ноздри раздуваются при виде стоящих на рейде судов. Увы, я, можно сказать, всю жизнь прожила в центре материка, довольствуясь видом из окна на загаженную речку, по которой время от времени тащатся баржи и прочие речные корыта.

Этот парусник я увидела сразу — он стоял в центре бухты неподалеку от здания вокзала. Внезапно выглянуло солнце, и моим глазам сделалось больно от яркой белизны парусов. В груди сладко заныло.

«Сентиментальная идиотка, — обозвала я себя мысленно и медленно побрела к машине, тщетно пытаясь обуздать свое уже пробуждающееся воображение. — Ну да, это он приплыл за тобой. Тот, кого ты ждала всю свою жизнь. Лучше зайди в таверну и выпей кружку хорошего пива».

Здесь было шумно и накурено. Я села возле окна. Из него этот чертов парусник был виден как на ладони. Я не могла оторвать от него глаз.

— Замечательная посудина, — сказал сидевший напротив старик. — Впервые вижу его в наших краях. Я сорок лет в порту проработал. Такие нынче можно увидеть только в кино. Наверное, здесь будут съемки. У вас не найдется сигареты, мисс?

Я протянула ему пачку и тоже закурила.

— Смотрите, они спустили шлюпку. Здесь уже давным-давно никто не ходит на веслах. Точно, это киношники. Ну, мисс, скажу я вам, такая потеха в городе начнется… — Старик довольно улыбнулся. — А женщины у них почище наших панельных дамочек. Задаром дают, еще и выпивку покупают тебе. Мне рассказывал дружок…

Я встала, повинуясь внутреннему зову, и вышла на площадь. Лодка, в которой, кроме гребца в бескозырке, был мужчина в черной ветровке, уже достигла причала. Прежде, чем ступить на берег, мужчина огляделся по сторонам. Отсюда я не могла разглядеть его лица. Он был высок и подтянут — это я разглядела.

— Вы забыли сигареты, мисс. — Старик тронул меня за локоть и протянул пачку «Мальборо». — Мне еще ни разу не довелось видеть фильмы, которые у нас снимались. Может, этот увижу?..

Я села в машину и с ходу включила зажигание.

«Необычное случается только в кино, — думала я, пробираясь сквозь густой поток машин на шоссе. — Случится ли в очередной раз, но только не для меня, а для миллионов зрителей. Мне же хочется, чтобы это случилось только ради меня. Как глупо. И ужасно старомодно…»


— Лора, дорогая, я проторчу в Дублине не меньше недели… — голос Кэролайн звучал встревоженно. — Врачи кладут маму на обследование. Может, ты приедешь к нам? Я встречу тебя на вокзале.

— Нет, Каро, спасибо. Мне здесь совсем не скучно.

— Я просила мистера Мордреда, чтобы он свозил тебя куда-нибудь развлечься. Он не звонил тебе?

— Пока нет. Не волнуйся, Каро. Передавай привет миссис Лэнгсли. Пускай скорее выздоравливает.

— Знаешь, Говард улетает сегодня вечером в Нью-Йорк, — вдруг сказала Кэролайн.

— Надолго? — машинально спросила я.

— Недели на две. Собирается открыть филиал нашей фирмы. Я чувствую себя ужасно виноватой, что все получилось так… нелепо.

— Все прекрасно, Каро. Мне на пользу одиночество.

— Звони мне каждый день.

— Хорошо.

Едва я положила трубку, как телефон зазвонил снова. Приятный хорошо поставленный баритон произнес:

— Меня зовут Артур Мордред. Я горю желанием с вами познакомиться, мисс.

— Спасибо. Если не ошибаюсь, Кэролайн поручила вам меня развлекать. Но мне и так очень весело. Серьезно.

— Тогда я прошу вас разделить это веселье со мной. Подъеду ровно через пять минут и заберу вас к себе. Мой замок на целых тридцать лет старше того, где вы в данный момент находитесь. К тому же в нем водятся настоящие привидения. Кстати, сегодня полнолуние. Если хотите, можем устроить засаду моим прапращурам.

— Хочу.

Артур оказался добродушным толстяком с круглым лицом и детскими ямочками на щеках. От него пахло красками, хоть он и облачился в парадный костюм и белоснежную сорочку. В его мастерской пылал камин размером с доменную печь. На полках по стенкам стояли старинные кубки, подсвечники и прочий антиквариат.

— Я не считаю себя профессионалом, — сказал Артур, показывая мне свои работы. — Дело в том, что я живу на проценты с капитала, который оставил мне дедушка. Благодаря ему я могу посвятить себя живописи и даже выставляться. Быть может, в будущем мои картины оценят по достоинству. Но я совсем не тщеславен, поверьте мне.

— Кто это? — спросила я, указывая на темный портрет в углу. Изображенный на нем мужчина мне кого-то напоминал.

— Это… Так, незавершенка. Этюд портрета моего друга. — Артур набросил на картину белую тряпку. — Очень неудачно получилось. Никак не соберусь с силами его дописать.

— Это Говард Лэнгсли?

— Боже упаси. — Артур поморщился. — Я бы никогда не стал писать портрет гея.

— Разве Говард гей?

— Разумеется. Из этого никто не делает секрета. Он даже состоит членом клуба геев в Уэстпорте. Что, у вас в России нет геев?

— Есть, конечно. Но Говард… Впрочем, это не мое дело.

— Почему же? А я обожаю посплетничать. Похоже, вы не догадались и о том, что ваша подруга Кэролайн влюблена в Говарда, как говорится, с пеленок.

— Но ведь вы сами сказали, что он гей. Разве Кэролайн не знает об этом?

— Знает. — Артур усмехнулся. — Кэролайн не интересует секс как таковой. Ясно? Более того, она боится физического проявления любви.

— Откуда вам это известно?

— Я хороший психолог. А вы не смогли бы полюбить гея?

Я неопределенно пожала плечами, и Артур продолжил:

— А вот на этом портрете изображена наша знаменитая певица Маргарет О’Нейл. Она позировала мне в течение трех дней и осталась довольна портретом. Маргарет приходится мне двоюродной…

Я сняла тряпку и внимательно всмотрелась в черты изображенного на портрете юноши, которого приняла за Говарда. Нет, разумеется, это был не он.

— Ланселот Лэнгсли. Конечно же, это он, — пробормотала я. — Ведь он был вашим другом.

— Вы абсолютно правы. Это Ланс. Наверное, вам уже успели рассказать историю его трагической гибели и ее причины? Так вот: не верьте ни единому слову этой официальной версии.