Пейдж Брэнтли - Узник моего сердца

1314 год от Рождества Христова

Шелковые юбки Николетт де Шезно высоко взметнулись, открывая изящные ножки и кружевные оборки панталон.

– Добро пожаловать, – проворковала она, игриво приподнимая шелк и раскланиваясь. – Милости просим! – губки изобразили поцелуй. – И вас, и вас, и вас!

Встряхнув очаровательной головкой, Николетт вновь закружилась по комнате, вздымая облако шелка и звонко смеясь. Остановилась на мгновение и пропела нежным голосом:

Добро пожаловать ко двору Франции,

Здесь дамы полны грации,

В них рыцари влюбляются,

Дам пылко домогаются.

Жанна и Бланш, кружащие по комнате в неглиже, звонко засмеялись, вторя оживлению своей невестки, и подхватили простенький мотив фривольной песенки. Несмотря на их веселость и роскошь окружающей обстановки, вряд ли кого-то из этой троицы можно назвать счастливой. Ах, у каждой были свои причины, но замужество не делало их жизнь радостной.

Великолепная комната залита светом свечей, лишь дальние углы тонули в колеблющемся мраке. Пышные восточные ковры устилают пол, стены затянуты алым шелком, затканным золотыми нитями, еще несколько штрихов – и комната будет похожа на часовню, украшенную к торжественной мессе.

Три принцессы сослались на головную боль, чтобы не присутствовать на торжестве в честь Изабеллы, дочери короля Филиппа. В их отговорке была немалая доля правды – к утру головы принцесс наверняка разболятся из-за порядочной дозы вина, которое они собирались «попробовать».

Молодые женщины всегда обожали разыгрывать разнообразные представления и до недавнего времени тратили немалую толику состояния на вечеринки, проходившие в садах де Несле. Вдали от пристальных очей дворцовых соглядатаев ставились фривольные пьесы, в которых лучшие роли, естественно, доставались принцессам.

Но все изменилось с приездом Изабеллы. Вернувшись из Англии, она объявила кровную войну (иначе не назовешь) женам своих братьев, что кончилось весьма печально. Король, прознав о «невинном» развлечении невесток, с легкой руки дочери запретил все постановки в садах де Несле.

Но запрет, как известно, делает плод еще более сладким. Сегодня вечером осуществится месть. Пусть она будет тайной, но, тем не менее, такой сладостной.

Молодые особы собрались в покоях Жанны, чтобы приготовиться к вечеринке. Николетт де Шезно, дочь герцога Бургундского, в настоящее время – жена Луи, старшего сына короля, скорчила гримасу и начала приседать на манер встревоженной утки. Она была самой младшей из принцесс, обладала редким даром подражания и за спиной короля и его министров иногда вдруг корчила поразительные гримасы. Ничто не могло укрыться от ее внимательных глаз. Не удивительно, что Николетт легко изобразила королевского инквизитора Гюлимая де Ногаре, печально известного такой жестокостью и непримиримостью, что, казалось, мог бы отправить на казнь даже Папу Римского. Внешность Гюлимая была соответствующей – полный, рыхлый, с тощими ногами и жадными крохотными глазками, он походил на паука. Этот человек обожал самые отвратительные пытки. Его боялась вся Франция, хотя за глаза инквизитор де Ногаре нередко становился объектом весьма злых насмешек.

И сейчас Николетт, растопырив руки, шарила по комнате, заглядывая в резной комод, в корзинки для рукоделия, даже под кровать, на которую, покатываясь со смеху, упали Жанна и Бланш.

Николетт, изображая торжество, заглянула за гардины, затем неуклюже повернулась лицом к молодым женщинам:

– Не хватает барона де Конше. И куда он только мог подеваться? – резкий, отрывистый голос инквизитора был передан поразительно точно.

Зрительницы на кровати буквально задыхались от смеха. Во дворце все, за исключением старого короля, знали, что Рауль де Конше – любовник Изабеллы.

– Гм, эта тайна достойна внимания великого инквизитора! – провозгласила Николетт, простирая руки и нелепо встряхивая головой. Ее великолепные длинные кудри выбились из узла на затылке и черной волной упали на плечи. – Не сомневайтесь, я найду его! У меня нюх на такие дела! – пролаяла она, подражая речи инквизитора, зажала нос и указала на ночной горшок в углу комнаты.

Сама Николетт с трудом удерживалась от смеха, когда новый взрыв хохота сотряс кровать.

– Ах, вот и мадам де Пернель. Спрошу-ка ее, – Николетт проковыляла мимо зрительниц, скорчив еще более коварную гримасу и радостно добавила: – Не исключено, что мы ее немножко попытаем.

Наступила очередь Бланш включиться в представление. Невысокая, довольно полная, с пухлым детским личиком, она вполне подходила на роль глуповатой мадам де Пернель, старшей смотрительницы дворцовых опочивален. Округлив глаза, Бланш в точности передала рассеянное выражение лица бедной мадам:

– О, дорогой мессир де Ногаре, что привело вас в королевские опочивальни?

– Ищу барона де Конше. Вы его не видели? – требовательно заявила Николетт, вновь тряхнув головой.

– Он что, потерялся? – отрешенно спросила Бланш.

– Конечно, он потерялся, глупая ты корова, раз я его ищу!

– Какая трагедия! Бедная Изабелла! Кто согреет ее постель сегодня ночью? Может быть, ей придется сделать это самой?

Жанна, все еще не в силах справиться с приступами смеха, вскочила с кровати, схватила подушку, спрятала ее под юбку и быстро расправила складки. Под одобрительное хихиканье Николетт и Бланш, Жанна сбросила атласные туфли, выпрямилась, сложила губы бантиком – ни дать ни взять выброшенный на берег пескарь, пытающийся сохранить достоинство – великолепная копия Изабеллы.

– Кто осмелился потревожить Изабеллу, королеву Англии, Франции и всего остального? – высокопарно произнесла Бланш, поскольку Жанна так корчилась от смеха, что не могла произнести ни слова.

– Это я, мадам, ваш преданный слуга де Ногаре, – ответила Николетт.

– И я, – пропищала Бланш от имени мадам де Пернель, продолжая глупо таращить глаза. – Правда, я забыла свое имя.

– Уйди с моего пути, глупая женщина, – Николетт оттолкнула Бланш и обратилась к хихикающей Жанне: – Мадам, – Николетт вновь тряхнула головой, – я имею честь сообщить вам, что барон де Конше потерялся.

– Что?! Болван! – завизжала Жанна, наконец-то обретя голос. – Я прикажу, и тебе прищемят нос!

– Но, мадам, инквизитор – я, прищемлять носы – моя работа!

– Тогда прищеми его себе сам, старый козел! Заодно – и вот этой! – зловеще процедила Жанна-Изабелла, указывая на Бланш-мадам де Пернель.

– Да, мадам, я выполню ваш приказ немедленно, – Николетт ухватила себя за нос двумя пальцами. – Но, – неожиданно воскликнула она, – нужно решить, чей нос я должен прищемить первым?

– Идиоты! – Жанна взмахнула шелковым шарфом, подражая ударам кнута. – Перво-наперво, ты должен поцеловать мой королевский ботинок! – Она подняла юбки и выставила большой палец ноги. Из-под оборок стала видна припрятанная подушка, к которой, как оказалось, была приколота охотничья шляпа Рауля де Конше.

Несколько дней назад молодые принцессы прихватили ее во время вечеринки после соколиной охоты – де Конше опрометчиво повесил ее на сук. Жанна еще тогда спрятала шляпу под юбкой. Рауль довольно долго надоедал окружающим своей пропажей, что добавило тайной радости сердцам трех принцесс.

Сегодня вечером Николетт, не найдя кисточки, обмакнула палец в чернильницу и нарисовала на подушке густые черные брови, узенькие косые глаза, нос с горбинкой, пухлые губы… Подушка превратилась в лицо Рауля де Конше, которое для убедительности увенчала его собственная шляпа.

– Ш-ш, – прошипела Николетт, указывая на подушку под юбкой Жанны. – Вот же барон де Конше! Он у вас между ног, мадам!

Бланш-мадам де Пернель от возмущения упала в обморок на постель, высоко задрав ноги. Жанна-Изабелла, убедившись, что ее поклонник обнаружен, изображала яростный гнев. Бросив подушку на пол, она начала пинать ее ногами. Троица безудержно хохотала, когда дверь опочивальни неожиданно отворилась. На пороге стояли король, его дочь Изабелла и полдюжины стражников. Выражение их лиц было суровым и не предвещало ничего хорошего. Холодный взгляд короля остановился на принцессах.

– Итак, мои дорогие невестки, я вижу, вас корчит от головной боли. По-моему, вы должны многое объяснить.

На какой-то момент ошеломленные грации утратили дар речи. В эту секунду они больше всего походили на трех шаловливых девочек, застигнутых врасплох. Отчасти, так оно и было – самой старшей, Жанне, не так давно исполнилось девятнадцать.

Николетт первая обрела дар речи.

– Мы не слышали, как вы объявили о своем приходе, мессир.

Черные локоны упали ей на лоб. Она встряхнула головой. Огромные карие глаза удивленно смотрели на короля.

– Верно. Но не стоит изображать невинность.

Холодный взгляд короля заставил Николетт вздрогнуть.

– Мы разыгрываем небольшую пьесу, мессир, – голос Николетт выдавал испуг. – Поверьте, в ней нет ничего дурного.

– Ничего дурного, – повторил король. В нем закипал гнев. – Ничего дурного! Конечно! Вы насмехаетесь над своими мужьями, над всей страной, забывая о королевском достоинстве! Ничего дурного! Жалкие негодяйки, вот вы кто! И конечно, вы будете отрицать, что встречаетесь с офицерами королевской стражи Лэром де Фонтеном, братьями Пьером и Готье д'Олни?

О чем говорит король? О вечеринках в саду?

Конечно, порой пьесы были на грани… Но ведь они запрещены уже две недели. И после этого принцессы затаились. Конечно, на спектакли приходило немало благородных молодых людей, и среди них – братья д'Олни. Но имя Лэра де Фонтена ничего не говорило Николетт.

– Это были всего лишь забавные пьесы, – продолжила самая младшая невестка. – Возможно, немного шаловливые, но в них не было ничего такого… Мы не позволяли себе ничего неприличного.

– Это правда, мессир, – наконец смогла произнести Жанна.

Бланш только склонила голову, слишком напуганная появлением короля, чтобы поддержать подруг. Все три сели на кровать, сложив руки на коленях.

– Так вы признаетесь, что ваши встречи проходили в саду?

У Николетт кружилась голова, она с трудом понимала, о чем спрашивает король.

– Это были всего лишь невинные проделки, – продолжала настаивать она, проводя рукой по рассыпавшимся локонам. – Там присутствовало много молодых людей. Конечно, нас можно обвинить в излишней… э-э… горячности и слишком громком смехе, но…

– А также в супружеской измене? – резкий вопрос короля прервал ее оправдания.

– Нет! – Николетт ощутила острый приступ страха.

Обычно король бывал спокоен и молчалив, редко выдавая свои чувства, но сегодня его серые глаза горели гневом, в голосе звучало презрение.

– Есть свидетели вашего недостойного поведения.

Николетт почувствовала, как у нее сжимается сердце.

– Значит, это лжесвидетели, мессир. Король презрительно фыркнул.

– А где кольца, которые вам подарила ваша дорогая свояченица Изабелла по приезде из Англии?

Николетт, забыв, что ее указательный палец до сих пор в чернилах, вытянула руку, на которой поблескивало кольцо. Но Жанна и Бланш не шелохнулись.

Бланш, сжав руку сестры, пробормотала:

– А мое не подходит к этому платью.

– Мне послать слугу за кольцами? Или, может быть, мы найдем их на пальцах Пьера и Готье д'Олни?

У Николетт кровь застыла в жилах. Она очень ярко представила себе игры в саду, известные догонялки. Женщина закусила губу – что сейчас ни скажи, вряд ли пойдет на пользу. Кольца, скорее всего, просто потеряны принцессами по небрежности. Николетт с тревогой посмотрела на невесток. Жанна попыталась возразить.

– Мессир, мы не дарили… Но ее прервал гневный голос:

– Развратницы! Вам придется ответить за свои грехи! Уберите их с моих глаз долой!

Только сейчас до Николетт в полной мере дошел смысл обвинения.

– Нет! – воскликнула она. – Я невинна! Мы невиновны!

Изабелла не шелохнулась. В глазах сверкали усмешка и удовлетворение. Николетт была уверена: их завистливая свояченица сыграла главную роль в том, чтобы убедить короля – его невестки изменяют мужьям. Она резко возразила:

– Если вы ищите тех, кто виновен в супружеской измене, то спросите свою благочестивую дочь: кто каждую ночь приходит в ее постель? Мне назвать имя?

Николетт чувствовала, что зашла слишком далеко, но не смогла сдержаться, на глазах появились слезы.

К ней бросились стражники, сквозь слезы их лица показались ей бледными, размытыми пятнами, краски смешались. Потные руки обхватили молодую женщину и потащили из комнаты. Она кусалась, царапалась. Один из стражников ударил Николетт, и та закричала от боли. Или, может быть, это доносились до ее ушей крики Жанны и Бланш.

Королевские стражи тащили ее все дальше и дальше по каким-то темным коридорам, но Николетт продолжала биться, стараясь вырваться из железной хватки, громко крича о своей невиновности. Открывались какие-то двери, сапоги стражников громко стучали по каменному полу.