Взбудораженная этими мыслями, она едва не заявила Уоррику, что это у него не получится. Это, конечно, было бы глупейшей ошибкой, так как он, конечно, стал бы доказывать обратное. В этот момент ее желудок громким урчанием нарушил молчание. Ровена, однако, не смутилась, хотя глаза Уоррика тут же уперлись в ее живот.

— Когда ты в последний раз ела? — требовательно спросил он.

— Сегодня утром.

— Почему? У тебя было много времени…

— До вашего купания у меня его не было, а после него мне просто захотелось спрятаться и зализать раны.

— Ты больше не сможешь обвинить меня в том, что пропустила обед. Мне все равно, будешь ли ты морить себя голодом в будущем. Но тебе придется повременить с этим сейчас, пока в твоем чреве находится мой ребенок. На твоих костях очень мало мяса, и, если ты еще хоть раз пропустишь еду, я изобью тебя.

Хотя вид у лорда Уоррика был весьма решительный, но произносил он свою очередную угрозу так торопливо, что она не вызвала у нее сильного страха.

— У меня нет намерения умереть от голода, чтобы избежать вашего отмщения.

— Хорошо. Ты должна понять, что его невозможно избежать, особенно тебе. Теперь пошли…

— Я возвращаюсь в свою собственную постель.

— Ты пойдешь со мной. Разве я не предупреждал о том, что меня нельзя перебивать?

— Предупреждали. Но так как вы сами не придерживаетесь этого правила, я не думаю, что вам хочется, чтобы вас считали лицемером и чудовищем.

Мрачная улыбка опять появилась на его лице. И действительно, эта улыбка была более пугающей, нежели его угрозы, так как до настоящего момента она предшествовала большинству из его наказаний.

Он сделал шаг вперед, она шаг назад.

— Уж не думаешь ли ты убежать от меня, — усмехнулся он.

Она выпятила вперед подбородок;

— А почему бы и нет? Вы в любом случае собираетесь наказать меня. И мне ничего не остается, как быть более проворной, чем вы, неотесанная деревенщина.

Прежде чем он сделал шаг, чтобы схватить ее, она вихрем промелькнула мимо него по направлению к винтовой лестнице в конце коридора. Если она сможет достичь Парадного зала, то будет множество мест, где она сможет укрыться, даже спрятаться среди слуг, находящихся там. Она намеревалась далее добраться до кладовых в подвале.

Она бежала, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Но звук ее тяжелого дыхания не заглушил раздававшихся за ее спиной проклятий. Внизу лестницы послышался металлический скрежет, она замешкалась, оступилась и шлепнулась на ступеньки.

Человек, преградивший ей путь, в одной руке держал свечу. В другой у него был обнаженный меч. По возрасту он был не старше ее, только на локоть выше.

У Ровены не было времени сообразить, как проскочить мимо меча и молодого человека. Ее подняли с пола, и Уоррик скомандовал:

— Убери это в сторону, Бернард, и пойди разбуди повара.

Но как только юноша, как ему было приказано, ушел, жесткий тон Уоррика сменился на угрожающий шепот, и он произнес ей в ухо:

— Если ты, женщина, прежде заслуживала наказания, то сейчас ты его заработала. Но сначала я накормлю тебя.

Глава 22

Без пылающей печи и множества факелов, разгонявших тени, кухня выглядела мрачновато. Живший в ней кот-крысолов жалобно зашипел и опрометью скрылся за колодцем. Повар что-то мямлил о том, что ему нарушили сон, а Бернард, держа факел в высоко поднятой руке, светил ему. Уоррик держал Ровену на руках, и каждый раз, когда она пыталась шевельнуться, он думал, что она старается освободиться, и еще крепче сжимал ее. Затем он усадил ее на стул, и Ровена увидела на столе огромное количество прекрасной — на любой выбор — еды. Все закуски были холодными, но все равно соблазнительны для пустого желудка. Половина булки, оставшейся после завтрака, до сих пор сохранила свою свежесть, так же как и намазанное на нее масло. Перед ней лежал толстый кусок ростбифа, стояло блюдо с заливным из телячьих ножек, здоровенный кусок макрели, посыпанный мятой и петрушкой. Не хватало только соуса из щавеля, который подавали на обед. Большой ломоть сыра, маринованный горошек, яблочный пирог и большая кружка эля завершали открывшуюся перед ней картину.

— А куропаток не осталось? — спросил Уоррик повара, когда Ровена принялась за еду.

— Только одна, мой господин, но леди Беатрис попросила, чтобы ей подали ее утром…

Уоррик перебил его:

— Принеси ее. Моя дочь, так же как и все мы, может съесть утром то, что будет приготовлено. А эта женщина очень голодна.

Ровена не поверила тому, что услышала. Он что, не понимал, что из-за этого у нее появится еще один враг? Нельзя кормить слуг тем, что отбирается у хозяйских дочерей. Гостя, конечно, можно, а вот слугу нельзя, к тому же повару утром придется объясняться с рассерженной Беатрис, а это добавит ей еще одного врага. А он муж Мэри Блауэт, которая опекала ее.

— Здесь больше еды, чем я могу съесть, — быстро уверила она их. — Мне не нужно…

— Тебе нужно разнообразие, — настаивал Уоррик.

— Но я не люблю куропаток, — солгала она.

— Ты кормишь не только себя, — кратко бросил он.

От смущения Ровену бросило в жар. Так как повар и Бернард слышали ее перепалку с лордом Уорриком, было очевидно, что теперь о ее беременности узнают все. Связав же этот факт с повышенным вниманием, которое Уоррик уделял ей, каждый догадается, кто является отцом. Неужели ему это безразлично? Ведь он собирался оставить ребенка у себя. Ровена бросила на Уоррика свирепый взгляд.

— Нам с малышом не нравятся куропатки, и мы не будем их есть.

Он чуть дольше задержал на ней свой взгляд и затем уступил, проворчав:

— Хорошо. — И, обернувшись к повеселевшему повару, добавил: — Вместо эля у нее должно быть вино, а не эта кислятина. Принеси бутылку того сладкого вина, которое я прислал из Туреза.

Ровена напряглась. То же произошло и с поваром, который произнес:

— Но мне придется разбудить дворецкого, чтобы взять ключ, милорд.

— Ну, тогда пойди и разбуди.

Отказавшись от своей любимой еды, она едва избежала появления у нее двух новых врагов. И она не собиралась заполучить еще одного в виде дворецкого, согласившись отведать вина, которым она, вероятно, поперхнется, так как это было ее вино. Было жестоко предлагать ей то, что она потеряла. Но в этой жестокости она не могла обвинить Уоррика, так как он не знал, что она владелица Туреза.

Она остановила повара посредине лестницы.

— В этом нет необходимости, господин Блауэт. От вина я сейчас не очень хорошо себя чувствую, — снова солгала она. — Поэтому я не могу его пить.

Повар обернулся, в надежде получить подтверждение от своего хозяина, но Уоррик, нахмурившись, смотрел на Ровену.

— Меня удивляет, что ты, не желая беспокоить других, отказываешься от предлагаемых тебе яств, — произнес он, обращаясь к Ровене.

— Это не так, — возразила она.

— Не так? — В его голосе слышалось сомнение. Затем с холодной яростью он добавил: — Никогда не пытайся перечить моим приказаниям, женщина. Если бы господин Блауэт послушался тебя, то он получил бы десять ударов плетью.

Услышав это, бедный повар пулей помчался будить дворецкого. Ровена перестала есть и положила руки на колени, как бы давая ему понять, что этим он портит ей аппетит.

— Ваша злость делает вас отвратительным. — От такой наглости Бернард чуть не задохнулся, но она тем не менее продолжила: — Что вы будете делать с этим вином? Я его пить не буду.

— Прикажу отнести в мою спальню, так как тебя отведут туда, как только ты покончишь с едой, если ты уже не закончила…

Ровена так проворно накинулась на еду, что на губах Уоррика появилась мрачная усмешка.

— Бернард!

Но тому не нужно было повторять.

— Да, милорд, как только она поест, — заверил юноша Уоррика.

Уоррик дотронулся пальцем до подбородка яростно жевавшей пищу Ровены.

— Не набивай себе желудок, женщина. И не задерживайся здесь, а то мне придется вернуться сюда, чтобы посмотреть, что тебя задерживает, а мне бы этого не хотелось.

Произнеся это, он ушел, оставив ее наедине со своим оруженосцем. Ровена стала жевать медленнее, но от некоторой обеспокоенности у нее свело желудок. Он снова собирался изнасиловать ее. И коли уж он обещал это, то непременно выполнит свое обещание.

Может быть, ей следует подраться с этим мальчишкой, а не с Уорриком, а потом убежать и спрятаться. Бернард был выше ее ростом, но он был очень молод, и у нее, конечно, будет больше шансов одержать верх над ним, чем над его хозяином. Но не накажут ли его за это? И если Уоррик придет за ней сюда, не разбудит ли он других, чтобы те помогли разыскать ее? Конечно, этот безжалостный негодяй так и поступит. Ему плевать на то, что жильцы замка целый день были заняты тяжелым трудом и им необходим был сон. Ей тоже не следовало бы обращать на это внимания, но она не хотела злить обитателей замка, где не было ни единой души, которая смогла бы защитить ее от их мести.

— Вы лучше поторопитесь, госпожа, — раздался за ее спиной голос Бернарда. — Он в таком настроении, что не станет ждать долго.

Не оборачиваясь, она ответила:

— Вы думаете, меня это волнует? Значит, ему придется спуститься сюда еще раз, чтобы увести меня. Мне в любом случае придется столкнуться с его гневом. И те наказания…

Интересно, как унизят ее на этот раз за неповиновение ему в коридоре, за то, что она убежала от него и досадила ему здесь. Он что-то сказал о том, что она будет его умолять? Или еще что-то похуже? Вряд ли. Что может быть хуже, чем умолять об удовольствии человека, которого она презирала?

— Вы порочная женщина. Разве можно быть такой неблагодарной за его щедрость?

Ровена поперхнулась куском говядины. Когда кашель стих, она обернулась и одарила яростным взглядом молодого человека, сделавшего такое оскорбительное заявление.

— Какая щедрость? — переспросила она требовательно.

— Он кормит вас после того, как кухня была закрыта на ночь. Ранее этого никогда не случалось. Даже господин Блауэт, умирая от голода, не осмелился бы на подобное.

Это правило соблюдалось в большинстве замков, так как в противном случае это способствовало бы увеличению количества мелких краж, и поэтому на Ровену его слова не произвели впечатления.

— Он кормит своего ребенка, а не меня, — с усмешкой произнесла она.

— Он бы не открыл кухню даже для своих дочерей, — усмехнулся в ответ юноша.

— Вы ничего не знаете! — нетерпеливо выпалила она. — Этот человек ненавидит меня!

— И предпочитает вас другим? И часами не решается разбудить вас, хотя его желание огромно? И даже несет вас на руках, чтобы вы не ходили по полу босиком и не простудились?

Она бы легко могла опровергнуть все его утверждения, но почувствовала, что краснеет от его упоминания о желании Уоррика, которое она сама у него разбудила, когда мыла его.

Она полагала, что он пошлет за Силией. Почему он этого не сделал? Потому что с ней он чувствовал себя отмщенным, а желание удовлетворенным. Но для чего столько ждать? Потому что, по правде говоря, он так же не переносил ее прикосновений к нему, как и она его. Хотя нет, она лгала самой себе. В действительности она никогда, когда он был в ее власти, не имела ничего против того, чтобы прикоснуться к его прекрасно сложенному телу. А сегодня вечером ее действительно возбудило прикосновение к нему, в то время как он совсем не трогал ее. Она желала этого! Она хотела, чтобы он на нее так воздействовал!

— А разве не имеет значения то, что мне не нужно его внимание, — спросила она так, как будто молодой человек мог понять ее и изменить свое мнение.

В ответ она услышала только:

— Как я уже сказал, вы испорченная женщина.

— А вы ничего не знаете и у вас против меня есть предубеждение! А ваш хозяин жестокий, мстительный…

— Нет! — воскликнул Бернард, и чувствовалось, что его расстроило услышанное. — Он добрый и благожелательно относится к тем, кто ему служит. Он скор только на возмездие своим врагам.

— А я одна из его врагов, — прошептала она, поворачиваясь к нему спиной.

Уставившись на еду, которой ей больше не хотелось, она услышала, как Бернард произнес за ее спиной:

— Его враг? Женщина? Что вы могли сделать такого, чтобы попасть в число его врагов?

Всего-навсего изнасиловала его и похитила у него ребенка. Но это преступление, по ее собственному мнению, было таким ужасным, что добровольно она никогда бы не согласилась сообщить о нем кому бы то ни было. Если она это сделает, то Уоррик наверняка изменит свое мнение и убьет ее.