Он отметил также, что она не робеет под его пристальным взглядом. Если бы он так долго, не произнося ни слова, смотрел на Мелисанту, она бы разрыдалась. Беатрис стала бы по своей собственной инициативе извиняться за все, что она сделала плохого за последнее время, даже не выслушав обвинений. А Эмма просто спокойно сидела и смотрела на него, хотя чувствовалось, что это ей давалось нелегко. У нее было то, чего он не ожидал — храбрость. Может быть, в конце концов, она составит хорошую пару для молодого Ричарда.

Уоррик не собирался как-то смягчить тему разговора. Первыми словами, с которыми он к ней обратился, было:

— Шелдон де Вер имеет сына, который хочет тебя.

— Вы говорите о Ричарде?

Он кивнул.

— Ты знала о его намерениях?

— Нет.

— Но я полагаю, что ты с ним когда-то беседовала, иначе почему бы ему просить именно о тебе?

— Он каждой раз ищет меня, когда приезжает сюда со своим отцом.

— Не сомневаюсь, чтобы тайно поцеловаться с тобой, — усмехнулся Уоррик. — А ты еще девственница?

Щеки ее порозовели, хотя она продолжала неотрывно смотреть на него. Уголки ее губ опустились вниз.

— Ни один человек здесь не осмелится даже посмотреть на меня из-за страха перед вами.

Услышав такое заявление, Уоррик улыбнулся.

— Рад это слышать. А Ричард, без сомнения, этому будет еще больше рад! Но прежде чем я отдам тебя ему, тебе придется многому научиться, чтобы не опозорить его семью.

Она недоверчиво уставилась на него.

— Вы хотите, чтобы меня обучили всему, что нужно знать шлюхе?

Он нахмурился.

— Что такого я сказал, чтобы ты могла подумать такое?

— Вы говорите, что он хочет меня и вы намереваетесь отдать меня ему. Если не любовницей, то кем же тогда?

От досады на себя губы Уоррика искривились.

— Я полагаю, что не дал тебе повода так думать. Ты будешь его женой, если тебя смогут обучить всему, что должна знать настоящая леди.

— Женой? — Она беззвучно произнесла это слово губами, так велико было ее изумление. Но, когда смысл этого слова полностью дошел до нее, ее лицо просветлело, и она вся засветилась ослепительной улыбкой. — Сэра Ричарда?

— Если, — хотел он повторить, но она не стала его слушать.

— Никаких если, милорд. Всему, чему нужно научиться, я научусь. Не сомневайтесь в этом.

Впервые в жизни Уоррик испытывал чувство гордости за одного из своих детей. Он не думал, что сможет испытать подобное, прежде чем у него родится сын. В ее решимости он не сомневался, однако что касалось ее способностей, то это нужно было еще посмотреть.

Уоррик желал ей успеха и даже засомневался в том, следовало ли поручать Ровене ее обучение. Он причинял ей столько боли, что она вряд ли сможет это забыть. Существовала возможность того, что она будет неправильно обучать Эмму, чтобы поквитаться с ним.

— Вероятно, я не остановлю свой выбор на леди Роберте, — задумчиво заметил он.

Но прежде чем он успел обосновать, почему она не подойдет, это сделала Эмма.

— Она не станет со мной заниматься, — сказала Эмма, и сияющее выражение ее лица несколько погасло. — Она ненавидит меня, и я… я не уверена, что она знает еще что-нибудь, кроме того, как делать швы на одежде. Это все, что она считает важным.

Фыркнув от смеха, Уоррик прервал ее:

— О красивом шве можно много чего сказать, но я упомянул эту даму как возможного кандидата. Думаю, что она может отказаться. Как другой вариант, Ровена сможет помочь тебе, если ты попросишь ее об этом.

— Но у нее сейчас так много обязанностей…

Она не закончила свою речь, так как он снова нахмурился. А хмурился он оттого, что до него не дошло, что он перегрузил эту женщину работой. Правда, Ровена отрицала это, заявив ему, что еще не сильно обременена своими обязанностями. Она что, лгала ему? Что он знал о слугах и что считалось нормальной рабочей нагрузкой? Он никогда никем, кроме своих воинов, не руководил. Он вспомнил, как странно смотрела на него госпожа Блауэт, когда Уоррик перечислял все, что должна делать Ровена. Единственное, о чем он в то время думал — это дать ей как можно больше заданий, чтобы она захотела отказаться от них. Потому что занятия, которые он придумал для нее, очень сильно напоминали обязанности жены. А отправить ее в ткацкую мастерскую он придумал потом, чтобы ей не казалось, что она обслуживает только его.

— Ей облегчат работу, чтобы у нее было достаточно времени для занятий с тобой.

— Я буду ей очень признательна за ее помощь, но, может быть, лучше вам, а не мне попросить ее об этом.

Уоррик хмыкнул:

— Она для меня ничего не сделает, Эмма. А если я буду настаивать, то уверяю тебя, сделаю только хуже. Ты добьешься большего, если сама попросишь о помощи. Ты знаешь, что она была леди?

Теперь настала очередь Эммы нахмуриться, и она поправила:

— Но она все еще ею и является. Это не та вещь, которую можно просто отбросить, потому что вы… — Она покраснела, осмелившись на это замечание. — Извините меня, милорд. Но разве кто-нибудь мог об этом не догадаться? Мы все удивлялись, почему вы с ней так обращаетесь. Но это ваше дело.

От осуждения, которое звучало в ее голосе, он чуть не зарычал.

— Именно, это мое дело, и ни у кого не должно возникать вопросов. Поэтому постарайтесь больше этому не удивляться.

Но прежде чем он закончил говорить, он понял, что ее слова задели какую-то слабую струнку в его душе, и у него появилось чувство вины. Ей Богу, Ровена заставила его чувствовать вину, хотя он, по правде говоря, относился к ней более терпимо, чем она того заслуживала. Нет, он не должен чувствовать вины за свое обращение с ней.

В этот момент, легка на помине, из кухни появилась Ровена, и сразу же его внимание привлекла эта чертова красная рубашка, которую он собирался на днях сжечь. Она почти сразу увидела его, но повернулась, намереваясь уйти назад. Она что, начала от него бегать? Да, она, вероятно, стыдится той глупости, которую сотворила сегодня утром в присутствии Изабеллы.

Уоррик отпустил Эмму, наказав подождать до утра, и только после его отъезда обратиться к Ровене. А Бог даст, когда он вернется, расправившись с д’Амбрейем, у Ровены и Эммы сложится определенный порядок занятий, против которого он не станет возражать.

Как только Эмма ушла, снова появилась Ровена, держа кувшин с элем в одной руке и кружку для него в другой. Ей удалось снова удивить его своей готовностью обслужить его, когда ее никто не звал. Или она чувствовала, что ей каким-нибудь образом нужно было исправить ситуацию? Да, было похоже на это, и она правильно поступает. Ей Богу, эта женщина укусила его, даже не подумав, как он на это прореагирует. И здорово укусила: мышца, в которую она запустила зубы, все еще болела. Его восхитил ее поступок, и черт бы ее побрал, если бы она на это не осмелилась. Но Ровена не должна была знать об этом. Она…

…Она замерла на полдороге, устремив свой взгляд куда-то в сторону. Уоррик обернулся, чтобы посмотреть, что отвлекло ее. В зал в сопровождении слуги входила Беатрис. Когда он снова посмотрел на Ровену, то увидел, что ее что-то потрясло. Затем она пришла в себя, и выражение лица вновь стало спокойным. Нахмурившись, он опять посмотрел на Беатрис, желая понять, что заставило Ровену реагировать таким образом. Его дочь была в тунике небесно-голубого цвета, одеяние слишком роскошное для такого юного существа.

Спереди туники был глубокий вырез, который, вероятнее всего, предназначался для того, чтобы через него можно было видеть специально подобранное нижнее платье, хотя рубашка Беатрис ничем особенным не отличалась, очевидно, она не входила в комплект. Уоррик тут же вспомнил — туника принадлежала Ровене и была подрезана, чтобы ее могла надеть его дочь. Но куда исчезло то удовольствие, которое он надеялся испытать, раздав одежду Ровены и унизив тем самым ее гордость. То, чего ему хотелось, получилось. Ей действительно стало больно оттого, что она увидела свою одежду на другой. Но у него появилось непреодолимое желание сорвать этот наряд с Беатрис и вернуть его Ровене, чего, конечно, он сделать не мог.

Черт бы побрал, но ему не нравилось то, что она заставила его почувствовать все это. И более того, сейчас у него появилось чувство вины и его стало раздражать, что такое незнакомое ему чувство встало на пути так хорошо задуманной мести. Поэтому он рявкнул на Ровену, когда та наконец приблизилась к нему:

— Я ужасно недоволен тобой, женщина.

В ее глазах появился легкий блеск, и она проворно ответила:

— Я это вижу, милорд. Как обычно, ваши эмоции очень красноречивы.

Он еще больше помрачнел и произнес:

— И все же ты не трясешься передо мной.

Она пожала плечами и поставила эль на стоявший рядом с ним столик. Хотя сначала намеревалась налить его в кружку.

— Вы часто отмечаете, насколько я глупа.

— Или очень умна, — кисло произнес он.

Она рассмеялась, услышав это.

— Как вам будет угодно, милорд. Я на все согласна…

— Посмотрим, какая ты согласная после того, как обсудим твои утренние прегрешения. Может быть, ты думала, что я забуду о том, как ты вела себя в присутствии леди Изабеллы? И ты укусила меня, женщина.

Ровена сделала отчаянное усилие, чтобы скрыть свою усмешку, но ей это не удалось.

— Неужели?

— Ты очень хорошо знаешь, что ты это сделала. И также нарушила мое приказание.

Это звучало более серьезно, и поэтому она решила уколоть его:

— И очень хорошо сделала. Вы, может быть, хотели, чтобы эта леди обнаружила меня в вашей постели, но меня бы очень смутило это обстоятельство.

— А это не имеет значения…

— Я понимаю, — напряженно произнесла она, так как ее игривое настроение полностью улетучилось. — Но думаю, что в скором времени вы уже не сможете воспользоваться унижением в качестве наказания, так как я постоянно буду находиться в униженном состоянии.

— Не приписывай мне слов…

Она снова прервала его:

— Нет, я все абсолютно понимаю.

Ровена резко повернулась, чтобы уйти, но он поймал ее за длинную косу, которая чуть не задела его лицо. Он медленно потянул ее на себя, и Ровена была вынуждена наклониться так, что их головы почти соприкоснулись.

— Крепостной не может возмущаться, — тихо предупредил он ее. — Ты что, забыла о том, что ты моя крепостная?

Она вздохнула и прошептала в ответ:

— Милорд, я никогда в жизни не забуду, что я ваша.

Когда глаза их встретились, он увидел в них обещание такой страсти, что корень его мужской силы напрягся и увеличился в размере. Ему было интересно, делала ли она это неосознанно или знала, как на него это подействует. Были бы они одни, она бы быстро поняла, что к чему.

Он захотел, чтобы она отодвинулась от него, и отпустил косу. Уоррик не хотел выставлять себя дураком и тащить ее сразу к себе в постель. Но она не отодвинулась, как он ожидал. Ее пальцы слегка дотронулись до тыльной стороны его ладони, и ему стало ясно, что она ласкается к нему.

— Могу ли я попросить вас о благодеянии, милорд?

Он замер, вспомнив, как Силия всегда дожидалась, когда желание обладать ею заглушало в нем все, и он ни в чем не мог уже ей отказать. И все-таки произнес:

— Спрашивай.

Она еще ближе наклонилась к нему и прошептала в ухо:

— Вы сделали это моей обязанностью, но мне хотелось бы рассмотреть ваше тело получше — как я делала это раньше — для своего собственного удовольствия. Не могли бы вы лечь и, не будучи закованным в цепи, разрешить мне дотрагиваться до вас так, как хотелось бы мне?

Уоррик онемел. Он мог ожидать всего чего угодно, включая просьбу об освобождении, но он никогда не думал, что она может попросить у него разрешение доставить ему удовольствие. Услышав это, Уоррик привстал, но она положила ему руку на плечо и добавила:

— Успокойтесь, я не имела в виду сейчас. Позже, когда вы решите, что я вам снова желанна.

— Женщина, ты думаешь, тебе можно говорить мне такое, а я стану дожидаться…

— Я не старалась заманить вас в постель, — быстро заверила его Ровена.

— Ты не старалась?

На ее щеках появился легкий румянец.

— Я думала, что это можно сделать сегодня ночью, когда будет темно и…

Она не закончила.

Уоррик, который с огромным трудом сдерживался, чтобы не погрузиться в нее целиком, без остатка, против своей воли понял стоявшую перед ней дилемму.