Джоанна Линдсей - Узник моего желания

— Тише, — перекрестясь, прошептала Ровена, хотя она была склонна поверить в это.

Милдред посмотрела на нее прищуренными глазами.

— Ты правда собираешься замуж за лорда Гудвина?

— Ты говоришь так, как будто у меня есть выбор.

— Да, выбор у тебя есть. Мы бы могли убить его.

Ровена нахмурилась. У нее все время то появлялась, то исчезала надежда.

— Считаешь, я не думала об этом? Но, если я таким образом разрушу планы Гилберта, он может забить мою мать до смерти. Он придет от этого в ярость, и я не хочу использовать такой шанс.

— Нет, конечно, нет, — согласилась с ней Милдред. Она одинаково сильно любила и мать и дочь и не могла допустить даже мысли о том, чтобы кто-нибудь из них пострадал. У нее оставалась надежда на то, что можно попробовать разрушить планы Гилберта по-другому, например, с помощью трав, которые она хорошо знала.

— Тогда, если это должно произойти, то пусть произойдет. Но тебе нет необходимости делить свое ложе с этим старым развратником. Можно сделать так, что он будет не в состоянии…

Ровена отвергла это предложение, прежде чем служанка закончила говорить.

— Только кровь на простыне удовлетворит Гилберта.

— Кровь не обязательно должна быть твоей.

Ровена об этом не подумала. Ей не нужно будет страдать из-за этих скрюченных, морщинистых пальцев, этого зловонного дыхания, отвращения, которое может иссушить ее душу? «Если только…» — она внутренне содрогнулась. «Если только» никогда не приходило ей на помощь и вряд ли придет сейчас.

— Лорд Гудвин, может быть, готов к смерти, но это не означает, что он глуп. Если он забыл, как совершаются брачные отношения, не захочется ли ему повторить всю эту процедуру на следующее утро? — Она вздрогнула только от одной мысли об этом. — Мне лучше перенести весь этот ужас в темноте ночи, чем при свете дня, Милдред. Я думаю, что не смогу видеть и чувствовать, как он трогает меня.

— Ну, хорошо, моя радость. Тогда я приготовлю напиток для тебя. От него ты не заснешь, но польза его в том, что ты не почувствуешь, что с тобой происходит, и тебе будет все равно, что этот старый развратник с тобой делает.

Ровена нахмурилась. Она не была уверена, что ей хочется быть абсолютно бесчувственной в присутствии Гудвина Лайонза. В данной ситуации она и так была довольно беспомощна, а это сделает ее еще более беспомощной. Но что было лучше — не знать или просто его не видеть?

— Сколько действует твой напиток? — спросила она задумчиво.

— Несколько часов. Достаточно для того, чтобы он сделал то, что собирается.

— А если по ошибке напиток выпьет он?

— Никакого вреда это ему не причинит. Если он может, то он сделает это. Просто утром он об этом забудет.

Ровена застонала и упала на постель.

— Тогда утром мне опять придется иметь с ним дело?

— А почему должна произойти ошибка? Я оставлю зелье в комнате для новобрачных. Оно будет примешано к твоему вину. Твое вино будет уже налито в бокал, а его нет. И ты, как только войдешь в комнату, просто выпей его. Не важно, с кем ты находишься, никто не сможет упрекнуть тебя в том, что ты защитила себя от того, что тебе предстоит вынести.

— Тогда давай так и сделаем. Все что угодно лучше, чем…

Ровена замолчала, услышав стук в дверь. Но это был не Гилберт, как она ожидала. Вошли слуги, очень много слуг. Они принесли ванну и воду, поднос с хлебом и сыром на завтрак и темно-кремовое подвенечное платье. Ей сказали, что лорду Гудвину хотелось бы, чтобы она надела его, если у нее не было ничего более подходящего. Ей также сказали, вернее, она услышала, как служанки перешептывались о том, что две его последние жены тоже надевали это платье. Как экономно было с его стороны использовать платье столько раз. Это определенно указывало на то, что его мало трогали ее чувства.

Когда одна из служанок протянула ей платье, чтобы она лучше рассмотрела его, Ровена произнесла:

— А почему бы и нет? Другим его женам сильно повезло, и они смогли расстаться с ним. Может быть, оно мне тоже принесет удачу.

На мгновение воцарилась гнетущая тишина, и Ровена поняла, что ей было бы лучше хранить свои мысли при себе. В конце концов, это были его слуги. Но своей откровенностью она потрясла их. Раздался смешок, потом еще, и она поняла, что они всем сердцем были согласны с ней, ибо все они ненавидели человека, который должен был стать ее мужем.

Время продолжало свой бег, несмотря на отчаянную надежду, что оно может остановиться. Сразу после молебна, совершенного в шесть часов дня, состоялось бракосочетание Ровены с лордом Гудвином Лайонзом из Киркборо. Чуда, которое могло бы ее спасти, не произошло. В присутствии свидетелей с согласия и благословения мужа — ей бы хотелось надеяться, что Господь от своего благословения воздержался, — ее передали из-под опеки брата ее новому мужу, который, находясь в состоянии старческого слабоумия, проспал всю торжественную церемонию.

Было приготовлено праздничное застолье, которое должно было продлиться до самой ночи. Ровена сидела рядом со своим мужем и наблюдала, как он уплетал жидкую похлебку: из-за отсутствия зубов ничего другого он есть не мог. Но, заметив, что Ровена сама ничего не ест, он милостиво, а может, из чувства противоречия завалил ее золотое блюдо разными яствами. Она была уверена, что, если хоть что-то возьмет в рот, ее тотчас вырвет.

Гилберт был в прекрасном расположении духа. Он совершил то, чего добивался, и ничто не могло омрачить его настроение, даже ее упорное молчание, на которое он каждый раз наталкивался, когда заговаривал с ней.

Он сидел с ней рядом, по другую сторону от мужа, с аппетитом ел, с еще большим удовольствием осушал кубки с вином и без устали хвастался, как он теперь изгонит Фалкхерста из их графства или, если удастся, убьет его, что, конечно, предпочтительнее. Милдред была права. Гилберт не позволял вассалам Лайонза принять участие в торжестве от начала до конца — и по этому поводу было много откровенного недовольства, — он заставил их покидать замок группами по сто человек в течение всего этого дня. Их отправляли в его собственную крепость, чтобы они присоединились там к его армии, которая уже получила приказ на рассвете отправиться в Турез. Гилберт даже не хотел подождать, когда он сможет нанять еще воинов. Он хотел окружить Фалкхерста в Турезе, пока этому вояке не удалось улизнуть.

Ровену совсем не интересовали их разговоры о войне. Она так ненавидела Гилберта, что в душе надеялась, что Гилберту не удастся отнять у Фалкхерста Турез, хотя это и будет означать, что Турез никогда опять не будет принадлежать ей. В военном искусстве Гилберт и Фалкхерст не уступали друг другу. Она искренне надеялась, что они убьют друг друга.

Когда настало время дамам проводить Ровену в брачные покои, Ровена испытала такой ужас, что казалось, она вот-вот лишится чувств. Она была так же мертвенно бледна, как и ее супруг.

Не прозвучало, как обычно в таких случаях, никаких непристойных шуток, никто не давал неприличных советов. Ей достались лишь взгляды сочувствия и жалости. Служанки быстро справились с работой — приготовили ее к брачной ночи — и поспешно вышли из комнаты. Она осталась в одной тонкой рубашке. Никто не обмолвился о том, что ей нужно ее снять. Гудвин так подслеповат, что, может, он и не заметит, и тогда хоть что-то защитит ее кожу от его прикосновений.

Как только она осталась одна, она накинула пеньюар и быстро потушила все свечи, оставив гореть одну у ложа, которую могла загасить, находясь в постели. Затем она направилась к столу, на котором заметила бутылку вина и два кубка, из которых был наполнен только один. Но она не решалась взять кубок с вином, в котором было зелье. Ведь зелье должно было действовать лишь в течение нескольких часов. Что, если ее супруг придет не сразу? Следует ли ей немного подождать? Ей надо было бы спросить Милдред, как быстро зелье начнет действовать.

Внезапно дверь широко распахнулась и в спальню быстро вошел Гилберт. Глаза его были устремлены на ее руку, протянувшуюся к кубку.

— Не надо, оставьте это, — коротко приказал он, готовый остановить ее, если она ослушается. Он принес свою бутылку с вином и поставил ее на стол.

— Хорошо, что я решил испытать вашу покорность.

— Как еще я могу поступить, когда вы держите мою мать пленницей?

Он не обратил внимания на ее слова и бросил мрачный взгляд на кубок с вином.

— Вы намеревались отравить его?

— Нет.

Взгляд его стал еще мрачнее, когда он повернулся к ней.

— Тогда себя?

Она издала что-то наподобие смешка, почти истерического, сожалея, что у нее не хватило духа отравиться. Он схватил ее за плечи и с силой встряхнул.

— Отвечайте!

Она сбросила с плеч его руки.

— Если бы я и захотела кого-нибудь отравить, так это были бы вы! — произнесла она сквозь зубы, стараясь выразить во взгляде, который она бросила на него, переполнявшую ее ярость.

На какое-то мгновение он действительно испугался, что она может что-нибудь сделать с собой.

Он отвел от нее взгляд и сказал:

— Вы придаете этому слишком большое значение.

Она поняла, что он имеет в виду бракосочетание.

— Чем скорее вы сможете зачать ребенка, тем скорее я вас избавлю от супруга.

— Так вы намереваетесь его убить?

Он не ответил, так как они услышали, что к спальне, дверь в которую Гилберт оставил открытой, приближаются участники свадебного пира вместе с новобрачным.

— Забирайтесь в постель и ждите его. — Он подтолкнул ее к брачному ложу. — И ведите себя как подобает новобрачной.

Ровена резко повернулась к нему.

— Это вам следует ожидать его здесь, этот брак — дело ваших рук, — прошептала она с яростью. — Он так слеп, что, может быть, не заметит разницы.

Гилберт только хмыкнул.

— Мне приятно видеть, что в вас все еще есть та сила духа, которую я уже не раз замечал. Знаете ли, я лучше не стану доверять вам и возьму все это с собой.

«Все это» означало бутылку с вином и наполненный кубок, которые стояли на столе. Ровене пришлось закусить губу, чтобы не умолять его оставить ей хотя бы кубок. Но узнай он, что ей хочется, чтобы он оставил именно его, Гилберт, ни секунды не колеблясь, унес бы кубок с собой. В любом случае для нее все было потеряно.

С глухим рыданием она побежала к постели и едва успела прикрыться покрывалом, как появился новобрачный. Его несли несколько рыцарей, еще оставшихся в замке. При виде Ровены они перестали грубо шутить, а Гилберт без всяких церемоний выпроводил их из спальни, как только заметил, какими глазами они смотрели на нее. Через несколько секунд она осталась наедине со своим супругом.

Его подготовили к встрече с ней. На нем был похожий на мантию черный халат, который еще более оттенял бледность его кожи. По дороге в спальню шнур вокруг талии развязался, и он даже не пытался завязать его, а, наоборот, позволил ему упасть при первом же шаге. Ровена быстро закрыла глаза, но вид его тела остался перед ее мысленным взором — тоненькие, как палки, ножки, обтянутые кожей ребра, впалый живот и этот крошечный предмет между ног. Она слышала, что у этого предмета много названий, и все они обозначали некое грозное оружие. Но то, что открылось ее взору, не вызвало у нее никакого страха.

Она чуть не рассмеялась, но слезы были еще слишком близко, и смеха не получилось. Она стала молча молиться, чтобы вынести все это, чтобы все закончилось как можно быстрее, чтобы она не обезумела, когда он совершит над ней это.

— Ну, где же ты, моя красавица? — капризно произнес он. — Я слишком стар, чтобы играть в прятки.

— Здесь, мой господин.

Он продолжал смотреть, прищурившись, влево, и она поняла, что он не расслышал ее. Она снова повторила свои слова, почти выкрикнув их. После этого он направился в ее сторону, споткнувшись о ступеньки, ведущие к ложу.

— Ну? Ну? Чего же ты ждешь? — настойчиво спросил он тем же капризным тоном, остановившись на верхней ступеньке, но не пытаясь забраться в постель. — Разве ты не видишь, что моему воину надо помочь, прежде чем он встанет для тебя по стойке «смирно». Подойди и поиграй с ним, жена моя.

Так вот этот крошечный предмет должен быть воином? У Ровены вырвалось какое-то недоуменное восклицание, но он не слышал. Он хихикал про себя, а его глаза смотрели совсем не на нее, а куда-то за кровать, и выражение этих глаз было каким-то изумленным.

— Я бы совсем не обиделся, если бы ты, моя красавица, поцеловала его, — предложил он, все еще хихикая.