Жюльетта Бенцони - Узник в маске

Одни согласно своему рангу расселись, другие остались стоять. Мари со слезами на глазах отступила в глубь зала и смешалась с фрейлинами. Ее горестный взгляд искал сочувствия, но ни в ком его не находил. Даже капитан д'Артаньян, всегда демонстрировавший ей дружелюбие, сейчас отсутствовал. Что касается Атенаис и Лозена, то они отдались демону азарта. Мари с болью увидела, что Лозен уселся напротив Сен-Реми за столик для ландскнехта, где главным был Месье. «Слишком большая честь для мелкого дворянчика!» — сердито подумала Мари. Что с ней было бы, если бы Сен-Реми пустили за столик к королю?

Не интересуясь игрой, она немного постояла позади кресла королевы, которая уже увлеклась партией, а потом добралась до оконной ниши, где и задержалась. Ей предстояло долго внимать репликам, которыми перебрасывались игроки, и звону золотых монет.

Пытка эта продолжалась примерно час, а потом раздался возмущенный крик, хотя кричать и браниться в присутствии короля было совершенно непростительно:

— Мошенник! Негодный мошенник!

Вслед за оскорблением, произнесенным с крайним презрением, прозвучали гневные возгласы. Лозен резко поднялся и, наклонившись над столом, подверг белого, как мел, Сен-Реми яростной словесной атаке:

— Я видел, как вы вытащили эту карту из своего рукава! Вообразили, что здесь у нас притон, к которому вы привыкли? Полюбуйтесь, господа! Вот еще одна, и еще!

В довершение оскорбления Лозен хлестнул новичка картами по лицу. Тот поднялся и потянулся дрожащей рукой к эфесу шпаги.

— Вы лжец! — прохрипел он. — Если здесь и есть мошенник, то это — вы.

Все вокруг остановили игру. Сам король бросил карты и подошел к ссорящимся.

— Государь! — вскричал Лозен со своей обычной дерзостью. — Вам следовало бы тщательнее подбирать кандидатов на королевскую ласку. Этому человеку не место здесь, как и во всяком приличном обществе.

— Государь, — вмешался Кольбер, бросившийся на выручку своему протеже, — здесь какое-то недоразумение! Господину де Лозену, наверное, показалось…

Неожиданно подал голос Месье:

— Показалось? Хорошо, что он не такой слепец, как все остальные! Господин де Лозен у нас на глазах извлек из рукава этого человека припрятанные там карты. И кто только придумал усадить его ко мне за столик! Если он так вам приятен, братец, пригласили бы его за свой!

— Государь, — попробовал защититься Сен-Реми, — я стал жертвой заговора, задуманного моей вечной противницей, герцогиней де…

— Если вы посмеете произнести ее имя, то, клянусь, я перережу вам глотку! — взревел д'Артаньян, вошедший в зал во время партии и стоявший позади кресла короля. — Что за негодный способ оправдываться — чернить достойную даму, на которую только что обрушилось горе — гибель сына на королевской службе!

— Довольно! — постановил король.

Взгляд его холодных, как лед, глаз скользнул по двум противникам и остановился на капитане мушкетеров. Как и все присутствующие, он знал, что подобная ссора может закончиться одним-единственным способом. Он, конечно, мог бы распорядиться об аресте мошенника, но тревога, отпечатавшаяся на обычно бесстрастном лице Кольбера, заставила его отказаться от этого решения. Если бы его протеже угодил в тюрьму, то пострадала бы его честь, а король слишком высоко ценил таланты своего слуги. Поэтому он обернулся к д'Артаньяну со словами:

— Сударь, извольте позаботиться, чтобы это печальное происшествие было завершено надлежащим образом, но не здесь. Главное, не забывайте, что ваше решение нас совершенно не интересует.

Мадемуазель, пришедшая в ужас при мысли, что ее возлюбленному грозит смертельная опасность, попыталась вмешаться:

— Это немыслимо, государь! Король не может…. Людовик насмешливо улыбнулся кузине.

— О чем вы говорите, милейшая? Разве произошло нечто, способное вас взволновать? Лично я уже ничего не помню. Продолжим игру!

Он снова взял в руки карты, а д'Артаньян увел Сен-Реми и Лозена. Тот перед уходом широко улыбнулся и подмигнул госпоже де Монтеспан, которая, уступив свое место госпоже де Жевр, нашла Мари и отвела ее в сторонку.

— Испросите разрешения удалиться! — посоветовала она. — Это единственное возможное для вас поведение, ибо вы с минуты на минуту лишитесь жениха.

— Вы считаете, что господин де Лозен…

— Проткнет его шпагой или заставит подавиться пулей? Нисколько в этом не сомневаюсь, ведь он — один из искуснейших клинков королевства и выдающийся стрелок. У вашего Сен-Реми нет ни малейшего шанса, даже если он хорошо стреляет из пистолета и выберет это оружие, поскольку обращение со шпагой наверняка не относится к его талантам, в его-то возрасте… В любом случае вам вполне пристало покинуть двор и вернуться к матушке. Все с пониманием отнесутся к вашему желанию горевать в одиночестве.

Мари вытерла дрожащей ладонью мокрый лоб.

— Я не могу поверить, что это не сон, Атенаис! Какая счастливая случайность, что милый Лозен заметил его жульничество…

Пряча лицо за веером, госпожа де Монтеспан ответила:

— Жульничество? Оно существует только в бурном воображении Лозена и в поразительной ловкости его пальцев. С него станется вытащить карту из носа самого короля! А теперь ступайте, и быстрее! Я навещу вас у матери. Кошмару конец!

— Он это сделает? — недоверчиво спросила Мари.

— Да, сделает — ради вас и вашей матушки. Вот какой он верный друг!

Госпожа де Монтеспан не ошиблась, через два часа на опушке сен-жерменского леса в присутствии д'Артаньяна и двоих его мушкетеров Лозен всадил Сен-Реми смертельную пулю промеж глаз. Поутру, на розово-золотистой заре, показавшейся ей прекрасной, как никогда, спасенная Мари отъехала от дворца в карете. На душе у нее было легко, и она заранее предвкушала радость матери и Персеваля, которым ей не терпелось поведать о подвиге, совершенном бравым Лозеном ради них троих. Не выдержав волнения, она крикнула кучеру:

— Нельзя ли побыстрее? Мне хотелось бы скорее добраться до дома!

После победного возвращения Г на улицу Турнель Сильви каждое утро ходила к мессе в монастырь Визитации Святой Девы Марии, причем все время одна, не позволяя ни Мари, ни Жаннете ее сопровождать.

— Никогда не перестану благодарить господа, вернувшего мне дочь и поразившего нашего врага. Хочу, что бы моя молитва дошла до его ушей без помех… — твердила она. — Разве монахини — не помеха? — обиженно спрашивала Жаннета.

— Монахини — другое дело. Их молитвы не отвлекают господа и Святую Деву от моей, а, наоборот помогают. Если вам тоже хочется ходить к утренней мессе, выберите другое место.

И она уходила в одиночку, с молитвенником в pyках и завернувшись, как простая горожанка, в черный плащ с капюшоном, который скрывал ее от посторонних глаз. После отъезда из Фонсома она отказалась от атрибутов герцогского выезда, которые использовала прежде, чтобы порадовать деревенских жителей, кареты, ливрейных лаке молодого слуги с красной бархатной подушечкой. Зачем вся эта суета безутешной матери, на которую обрушилась ярость короля?

Но в это утро она была почти что счастлива, накануне Мари получила письмо госпожи де Монтеспан, в которой сообщалось о судьбе Лозена. Беспокоиться за славно малого больше не было нужды, хотя раньше Сильви не сомневалась, что Людовик не даст ему спуску. Ведь он осмелился устроить скандал в присутствии самого монарха.

и вынудил его закрыть глаза на строго порицаемый им способ сведения счетов — дуэль! Однако, по словам маркизы, тревога Сильви была напрасной. «Король, — писала она, — поставил господину Лозену в вину его безрассудство и пригрозил разжалованием и заточением в Бастилию, но потом сменил гнев на милость, и теперь снова ходят слухи о предстоящей свадьбе Лозена и Мадемуазель. Сама я ни минуты не сомневалась, что этим все и кончится, король очень любит капитана своих гвардейцев, умеющего его позабавить; к тому же — но это строго между нами! — я склонна думать, что он вовсе не удручен тем, что Лозен освободил его от обузы, которую на него взвалил из каких-то собственных непонятных соображений Кольбер и которая, как он догадывался, возмущала всех достойных людей…»

В этот ранний утренний час на мессе было совсем немного молящихся. Часовня стояла прямо на улице Сент-Антуан — достаточно было преодолеть несколько ступенек. Сильви предпочитала оставаться в глубине часовни и приближаться к алтарю со свечой только для причастия. В этот раз, отходя от стола со святыми дарами, она с удивлением обратила внимание на коленопреклоненную женщину в темной вуали, появившуюся рядом с ее местом на скамье, где остался лежать ее молитвенник. Она с благочестивым смирением вернулась на место, но тут же отшатнулась, от незнакомки исходит запах амбры, который Сильви не забыла, несмотря на истекшие годы, потому что с ним были связаны самые тяжкие в ее жизни воспоминания. Впечатление было таким сильным, что она схватила молитвенник с намерением перейти на другое место, но не тут-то было, ей в бок уперлось что-то твердое, и тихий, но властный голос произнес:

— Спокойно, не то лишишься жизни! Сомнения были окончательно отброшены.

— Шемеро! Снова вы?

— Не Шемеро, а Ла Базиньер! Скажи, пожалуйста, время над тобой почти не властно! А мне оно показалось вечностью.

Лицо бывшей фрейлины полностью скрывала вуаль, но ее можно было опознать по голосу и по звучавшей в нем ненависти.

— Я просила бы мне не тыкать. Мне внушают ужас эти базарные замашки.

— Я применяю тот язык, который лучше подходит тебе — выскочке с герцогским титулом!

— Как знаете… Что вам надо?

— Приглашаю тебя прогуляться. Моя карета стоит у входа. Нам предстоит столько всего друг другу сказать!

Женщины переговаривались шепотом, но это не мешало им выражать свои чувства, одной — злобу, другой — презрительное спокойствие.

— Если вам что-то нужно мне сообщить, делайте это здесь. Я никуда не поеду. Вы не посмеете стрелять в церкви.

— Сейчас докажу, что посмею? Послушаешься, как миленькая, потому что разговор пойдет о человеке, убитом из-за тебя в Сен-Жермене две недели назад, — о Фульжене де Сен-Реми, моем возлюбленном!

Сильви подскочила от неожиданности.

— Возлюбленный? Но у него не было ни гроша, а вы всегда дорого стоили…

— Он неплохо заработал — с моей помощью, между прочим, я следовала за ним повсюду, за исключением острова Канди, разумеется. Уже несколько лет я живу в Марселе. Наша цель уже была близка, как вдруг ты и твоя дочь все испортили. Мне никогда не бывать герцогиней де Фонсом, а я так об этом мечтала еще со времен великого кардинала!

— Моя дочь? Но ведь это она стала бы герцогиней де Фонсом, выйдя за это ничтожество замуж…

— Называй его как хочешь, но герцогиней она оставалась бы недолго. Ну как, пойдешь?

Пение монахинь заглушало голоса женщин. Служба подходила к концу, паства опустилась на колени для последнего благословения.

— Стреляй! — прошептала Сильви. — Я не встану.

— Ты уверена? — Дуло пистолета, до того упиравшееся Сильви в бок, оказалось развернуто, оставаясь под вуалью, в сторону одной из молящихся.

— Будешь упираться, я прикончу ее.

Раздался щелчок затвора. Поняв, что эта женщина, определенно не владеющая собой, способна натворить больших бед, Сильви встала.

— Хорошо, идемте.

— Нет, ты возьмешь меня за руку, и мы выйдем вместе, как подруги, каковыми и являемся…

Как ни противно было Сильви дотрагиваться до госпожи де Ла Базиньер, она взяла ее за руку и снова почувствовала между ребрами пистолетное дуло. — Пуля в животе — это очень больно, — прошептала мерзавка. — Хочется умереть, а смерть все не приходит… Так что лучше не дергайся.

— Куда вы меня повезете?

— Туда, где смогу спокойно тебя прикончить. Но сперва наслажусь твоими мучениями…

Они вышли из церкви. Сильви увидела обещанную карету и поняла, что сесть в нее — все равно что самой наложить на себя руки. Лучше рискнуть и попытать счастья, вдруг кто-нибудь придет ей на помощь и остановит убийцу? Она собрала все силы, мысленно прося прощения у господа, и оттолкнула свою зловещую спутницу. Та упала бы, если бы не схватилась за железный поручень. Крик, выстрел… Сильви ахнула от боли и осела на ступеньки.

В следующую секунду прозвучал другой выстрел, отомстивший за нее, но она его не услышала.

Без сознания она пробыла недолго. Открыв глаза, она почувствовала боль и сильное неудобство, незнакомый бородатый человек тащил ее куда-то, перекинув через плечо. За ними ковылял Персеваль де Рагнель.

— Отпустите меня, сударь, — пролепетала Сильви — я смогу идти сама.

— Осталось совсем немного. Успокойтесь?

Этот голос… Она заглянула в лицо похитителя, заросшее обильной светлой растительностью и вдобавок скрытое полями черной шляпы.

— Что вы сказали?..