— ...Иной раз многое зависит от той галереи, с которой тот или иной художник либо подписал контракт, либо просто договорился на словах. Но вообще-то у меня сложилось твердое убеждение: истинный талант всегда найдет признание. Рано или поздно. Лучше, конечно, рано. Но скажу вам честно: случай и судьба играют большую роль — запомните это. — По улыбке Максима невозможно было понять, серьезное ли это наставление, или он призывает относиться к последней фразе с юмором. — Какие еще будут вопросы?

— А картинную галерею мы посмотрим? — осмелев, задала вопрос Катя.

— Конечно, — пожал плечами Максим. — Более того, буду рад, если вы станете ее постоянными... не хочу употреблять слово «посетителями». Помимо того, что многие спецкурсы будут проходить именно здесь, вы можете заниматься копированием в галерее. В библиотеке хороший подбор книг. Здесь есть специально оборудованная мастерская, в которой вы можете работать, — на месте бывшего танцевального зала. Я знаю, что далеко не у всех есть возможность заниматься дома... Поэтому мастерская внизу — к вашим услугам. Моя находится в пристройке, которую архитектор спроектировал так, чтобы она вписывалась в композицию особняка и не портила его. У меня отдельный вход, так что не бойтесь, что помешаете. Екатерина Игоревна теперь знает вас в лицо, на проходной тоже лежит список. Только не забывайте свои студенческие, чтобы не нарушать правила, на соблюдении которых настаивают те, кто взял на себя обязанность следить за сохранностью картин и всего остального. — Максим сделал жест рукой, будто все это не имело к нему никакого отношения. Он вообще держался так, словно и сам был случайным гостем особняка, а не его владельцем.


Вечером, выслушав краткий отчет Светы о походе к Муратову, Снежана, закатив глаза, вздохнула:

— Завидую, чесслово! Как жаль, что мы не попали в вашу группу. — А ты будешь ходить туда заниматься? — спросила она.

Именно на этот вопрос Светлана никак не могла себе ответить.

— Там очень удобно работать... Мастерская такая светлая, и главное, теплая, представляешь. Руки не будут мерзнуть. Библиотека тут же... Картинная галерея — небольшая. И действительно одни шедевры. Но...

— Что «но»? — заинтересовалась Снежана. — Бутерброды с кофе тоже наверняка будут обеспечены.

— При чем здесь бутерброды? — поморщилась Светлана. — Не стану же я пользоваться его гостеприимством и садиться на полное иждивение.

— Ну и дурочка! — строгим тоном заметила Юля. — По твоему «но» я поняла, что ты собираешься гордо отказываться от его предложения. Почему? Хочешь показать, что «сама с усами»? Да ты пойми, для чего Максим набрал группу? Ну, пораскинь мозгами? — Юля говорила со свойственными ей резкостью и прямотой. — Потому что, наверное, и сам хлебнул трудностей. И теперь, когда у него полный достаток... Ведь он сам набирал студентов? Никто ему не навязывал. Вот мы со Снежаной ему не глянулись. И от вас что ему требуется? Полная самоотдача. Чтобы вы действительно стали художниками. А значит, работали на полную катушку. В его мастерской. Пользовались его книгами. И ели эти жалкие бутерброды, которые обойдутся ему в копейку. Зато он выпустит группу талантливых художников, которой потом сможет гордиться. Ему не нужно, чтобы такие, как ты, гордо голодали. Ему надо, чтобы ты сидела и пахала как лошадь. Не отрывая задницы от стула. А не бегала по магазинам, продавая открытки.

Юля замолчала и, остановившись у окна, сделала вид, что смотрит на золотистые квадраты окон в доме напротив. Светлана чувствовала, что Юля абсолютно права и ей нечего возразить.

— В самом деле, — кивнула Снежана, закутывая белое плечо одеялом. — А сейчас — спать! — И сладко потянулась.


Так начались трудовые будни, и дни пролетали, как один миг. Сначала в особняк к Максиму ходило больше половины группы — человек по восемь собиралось. Но из-за того, что места было много, тесноты не ощущалось. Кто-то устраивался в библиотеке, кто-то старался угнездиться в картинной галерее, а кому-то больше нравилось не столько в мастерской, сколько за большим столом в гостиной, куда Екатерина Игоревна выносила то оладьи, то блинчики с начинкой, то гренки. Постепенно число тех, кто наведывался в особняк после лекций, уменьшалось. Одним было далеко ездить домой, другие предпочитали работать только по ночам, а днем отсыпались, третьи не могли бросить курить, и им надоедало выбегать на крыльцо с сигаретой, а дымить в мастерской никто не решался.

Пару раз за эти дни Светлана видела Максима. Однажды, когда они переходили из одной аудитории в другую, а еще раз, когда она стояла у окна особняка. Он прошел по дорожке, судя по всему, в свою мастерскую. Следом за ним шли два человека в комбинезонах. Сердце ее забилось так, что она испугалась: не слышно ли что-нибудь со стороны?! Но рядом, слава богу, никого не было. Она уже собиралась было продолжить работу, как снова послышались шаги. Два человека выносили — судя по тому, как это было упаковано, — холсты.

«Наверное, на какую-нибудь выставку», — подумала Светлана. В ту минуту ей и в голову не приходило, что эта выставка будет иметь к ней самое прямое отношение. И что у этого окажутся такие последствия.

Нина Павловна последовательно перечисляла хорошие новости: курс лечения помог, давление нормализовалось, Елена Васильевна чувствует себя значительно лучше. Она разговаривала с Аркадием Ивановичем. Но... По ее тону Светлана догадалась, что произошло нечто из ряда вон выходящее. И не ошиблась. Погиб Антон Антонович. Утонул в водохранилище. Его тело нашли не сразу. Отнесло течением далеко от того места, где рыбаки наткнулись на аккуратно сложенную куртку. Рядом валялся этюдник с незаконченной работой. И удочка.

Говорят, что он от отчаяния бросился в воду. Бедность заела. Больная жена... Но Елена Васильевна считает, что это какая-то трагическая случайность. То ли подскользнулся, то ли за рыбой потянулся. Леска на удочке оказалась оборванной, — печально закончила Нина Павловна. — Я даже не сразу решилась сказать Елене Васильевне об этом. Но куда денешься? Город-то у нас маленький, такие новости не спрячешь. — Она снова вздохнула.

Светлана слушала онемев. Она не знала, что сказать.

— Елена Васильевна тебе уже написала обо всем. По-моему, ей даже легче стало, когда она отнесла письмо на почту. Теперь она хлопочет, ищет, кто бы мог приглядывать — хоть изредка — за Ярославой...

В трубке вдруг запищало. Надо было бросить еще монетку, но весь запас вышел. Связь оборвалась. А Светлана по-прежнему стояла не в силах шевельнуться. Почему-то у нее не выходили из головы слова Нины Павловны о том, что куртка Антона Антоновича была аккуратно сложена. Никогда в жизни Антон Антонович, сколько он ни приходил к ним, не мог аккуратно не то что сложить, но даже повесить на вешалку ни плащ, ни куртку. Всегда бросал их как попало то на стул, то на диван. И Светлана, и Елена Васильевна всякий раз сами вешали его одежду на место. Новость была такой оглушительной, что Света даже не могла плакать.


Прилавок Сени располагался в очень удобном месте — на проходе, и возле него всегда толпились люди. Увидев Светлану, он кивнул и достал тоненький конвертик, в котором лежали деньги.

— Проценты я уже, соответственно, взял, — сказал он. — Как видишь, пошло.

— Спасибо, — выдохнула Светлана. — Ты не представляешь, как они кстати.

Сеня пожал плечами:

— Деньги, конечно, небольшие, ничего и не купишь, но...

— Что ты! — печально возразила Светлана, заглянув в конверт. — Смотря где. Для маленького городка это приличная сумма. Тем более что я хочу отправить их женщине-инвалиду...

Какой-то парень, стоявший к Светлане спиной, дернулся. Что-то знакомое показалось ей в этой черной кожаной куртке. Но в конце концов в Москве столько молодых людей одето в эту униформу. И словно в подтверждение ее мыслей, мимо прошли сразу три парня в почти одинаковых кожанках. Светлана перестала всматриваться в толпу и снова повернулась к Сене.

— Я принесла еще, — она вынула пачку открыток. — Можно мне оставить?

— Оставляй, оставляй, — кивнул Сеня. — Сколько штук?

— Пятьдесят, — ответила она. — Не очень много?

— Нормалек! — ответил Сеня весело. Ему казалось, что девушка чем-то расстроена, но это не имело отношения к той сумме, которую он ей вручил.

Конечно, можно было бы взять и поменьше процентов. Но, с другой стороны, он ведь тоже должен получить хоть какой-то навар. Иначе какой смысл заниматься торговлей? Но ощущение неловкости не проходило. Эта девушка смотрела на него такими открытыми и ясными глазами, что ему становилось не по себе.

— Если хочешь, чтобы твои рисунки расходились быстрее, выбирай бумагу получше. Может, имеет смысл поехать на какую-нибудь оптовую базу и закупить такие открытки, в которые ты сможешь вкладывать листок с рисунками? Такие, где есть просто рамка и больше ничего.

Светлана внимательно выслушала его и кивнула.

— У меня есть адреса. Найди, какой ближе. — И Сеня положил на прилавок листок.

— Покажите вон ту книгу, — обратилась к нему женщина с девочкой, некоторое время разглядывавшие расставленные на полках новинки. — И вон ту, про утенка. — Она указала на другую полку.

Сеня отошел к покупательнице, а Светлана достала ручку и быстро переписала несколько адресов с названиями тех улиц, которые она знала, чтобы не тратить время на бесплодные поиски. Потом она сообразила, что надо было бы выписать и номера телефонов. Но эта мысль пришла ей в голову, уже когда она заполняла бланк почтового перевода. Небольшая сумма для Москвы, но там, в Верхнегорске, кто-то согласится приходить к Ярославе и помогать ей по дому.

Светлане вспомнился тот вечер, когда она в последний раз видела Антона Антоновича, как поцеловала его, и сердце ее сжалось. Как же так получилось, что один из дорогих для нее людей погиб — так глупо, так странно, так нелепо и неожиданно? Разум никак не хотел мириться со случившимся.

В письме, которое Света взяла на почте, в отделе до востребования — она попросила Елену Васильевну писать туда, так письма доходили быстрее (Снежана и Юля оказались правы), — бабушка рассказывала о том, что к ней заходил участковый со следователем, что они расспрашивали, в каком настроении был при последней их встрече Антон Антонович. «Мне показалось, — признавалась Елена Васильевна, — что они считают это самоубийством. Но я сказала, что он человек долга. И никогда не бросил бы свою беспомощную жену на произвол судьбы, это не в его характере. Хоть он получал и немного — это не самое главное. Его жене требовался рядом человек, который бы постоянно помогал ей, и он не мог оставить ее. Они выслушали меня очень внимательно, но не знаю, приняли ли все это...» На второй странице Елена Васильевна признавалась, как поддерживают ее письма от Светланы, как помогают забыть об этой ужасной случайности. «Пиши почаще», — просила она.

— Вино? Пиво? — спросил официант, глядя на двух одинаково широкоплечих, коренастых молодых людей, которые сели за его столик. Он мог бы заключить пари с кем угодно, что эти парни потребуют виски, как герои кинофильмов, которые они наверняка любят смотреть по видаку.

Один из них, с желтовато-зелеными глазами, глядел прямо перед собой, словно его мучила какая-то мысль. Пальцы его рук рефлекторно то сжимались, то разжимались.

— Виски, — сказал второй. — Ты как, Костя? Не возражаешь?

— Бери что хочешь. Я не пью, — ответил Костя и взглянул на официанта.

И хотя тому приходилось видеть немало всякого разного народу, но тут он почувствовал, как в животе все сжалось. Опустив глаза в блокнот, официант подвел жирную черту под заказом и заторопился прочь от столика, за которым сидели эти двое.

Ресторанчик был небольшой, в подвале магазина на Мясницкой улице. В обеденный перерыв здесь было больше всего посетителей, поскольку ресторанчик славился хорошей домашней кухней и небезумными ценами. Народ здесь бывал всякий, но человека с таким взглядом Коле еще не доводилось видеть. Разве только в кино...

— Почки в вине — две порции, — обратился он к поварихе Анечке, — для двух убийц, — добавил он почему-то.

— Да ну? — засмеялась Анечка и подошла к кастрюле, где лежали почки — фирменное блюдо их ресторанчика. А точнее, некогда фирменное блюдо ее матери. — И чего ты их так?

— Прямо мороз по коже, — сказал Коля и невольно поежился.

— Так нам же обещали, что... — Анечка поняла все на другой лад.

— Я не о том, — отмахнулся Коля. — Эти не по нашу душу пришли. Но я не завидую тому, о ком они тут ведут беседу.