— О господи, — выдохнула Анечка. — Только этого нам еще не хватало, — и проворно разложила порции по тарелкам. Ей казалось, что таким образом посетители поскорее освободят столик.

Но парни с накачанными плечами, поев хваленые почки, не торопились уходить. Обычно в таких случаях Коля ненавязчиво появлялся рядом, вопросительно смотрел на сидевших и получал очередной заказ. Но тут он решил не подходить, пока не позовут.

Круглые, немигающие, без какого-то определенного выражения глаза Кости внимательно смотрели на собеседника. Эти двое ребят пробыли два трудных года в Средней Азии, на границе с Афганистаном. Они отражали атаки, теряли друзей, которых отправляли домой в цинковых гробах; голодали, потому что отряду забывали иной раз вовремя доставить пищу; отлавливали змей, ящериц, черепах и готовили из них еду. Но настал день, когда Павел шепотом рассказал Косте о том, что ему предложили одно дело. Если они согласятся, можно навсегда забыть о том, где достать кусок хлеба.

Ночью они отправились в соседний кишлак.

— Им переправляют из Афгана. А они шлют дальше. Им нужны свои люди в городах, чтобы там наладить распространение. Я сначала думал: вот кто-то будет умирать от этой хреновины. А потом плюнул. Если есть такие идиоты, которые хотят платить за свою смерть, — пусть платят. Они все равно найдут, у кого купить. Сейчас каждый должен о себе думать.

Костя слушал, понимая, что Павел хочет убедить не столько напарника, сколько самого себя. Но его не надо было убеждать. Он сразу понял, что это шанс! Мужик, который впустил их в дом, оказался вовсе не басмаческого вида, каким ожидал увидеть его Костя. Напротив, говорил тихо, спокойно, солидно. И угощал радушно. Знал, что на заставу продукты привозят редко. От сытного плова Костя опьянел так, как не пьянел от водки. И когда они с Павлом вышли на свежий воздух, ему показалось, что все только что произошедшее — всего лишь сон. Но он ошибался... Начиналась новая жизнь. И в ней Костя уже никогда не будет жрать ящериц и змей — разве только в шикарных ресторанах за большие деньги.

Павел снял себе и Косте квартиры в Москве. И, в отличие от других, им не надо было вкалывать на какой-нибудь стройке, ломать хребет, чтобы потом с трудом сводить концы с концами. А риск? На самом деле, если действовать с умом, риск был минимальным. Человеку голова дана для того, чтобы не попадать в ловушки. А на место тех старушенций или мальчишек, которые торговали расфасованными пакетиками, если и заметали их, тотчас приходили новые.

Теперь Костя мог сосредоточиться на том, что засело занозой в груди.

— Так что тебе сказали? — спросил он, глядя немигающими глазами на Павла.

— Человек им нужен, — ответил Павел. — Но в такие места нам с тобой не попасть, — вздохнул он. — Туда берут только от Макарыча. А он знаешь как проверяет людей? Ни КГБ, ни ФСБ такие проверки не снились. Если заявишься к ним, им ничего не стоит устроить за тобой слежку. Это не менты, их вокруг пальца не обведешь. Выяснят в два счета, чем ты... мы промышляем, и... все. Ставь три креста. Скажи спасибо, если оставят, как есть. А могут и сдать куда надо. Нет, я тебе советую — не связывайся с ними.

Костя сжал кулаки.

— Ладно, ладно. Попробую встретиться еще с одним человеком...

После разговора с Павлом Костя не шел из ресторана — почти бежал. Ему надо было хоть куда-то выплеснуть переполнявшее его нетерпение. Попадись ему под руку что-нибудь, что он мог бы скрутить, сломать, разбить, ему стало бы легче. Чувство, которое гвоздем сидело в его душе с тех пор, как он нечаянно увидел рядом со Светкой этого сморчка, чучело в шляпе, сделавшего все, чтобы она поехала поступать в Москву, не исчезало. Она сама поцеловала его. Сама! Никто ее не заставлял!

Косте тогда показалось, что началось солнечное затмение. Он едва не выскочил и не набросился сразу на этого идиота. Только каким-то страшным усилием воли ему удалось заставить себя уйти. В тот день он не помнил, где был. В памяти осталась картина того, как ночью он снова оказался возле дома Светланы. И как увидел кота, который тогда помешал ему. А наутро он проснулся с таким ощущением, будто сбросил часть груза. И ему показалось, что он нашел решение: Светка должна остаться одна, тогда она поймет по-настоящему, кто в этой жизни может служить ей опорой. Хорошие бабки он уже начал заколачивать. И со временем станет в этой пирамиде на другую ступеньку, где его уже просто так не возьмешь. У него будет все. И Светлана тоже будет его. Никуда она не денется. Когда начнут исчезать все, кто возникает рядом, и она всякий раз будет оказываться одна, ей ничего другого не останется, как смириться. Все очень просто. В глазах Кости снова промелькнуло что-то странное — они заблестели, словно он спал наяву или жил в каком-то другом, параллельном мире.

В дни, когда Костя оказывался во власти этого состояния, он мог сутками ходить пешком, мог совсем ничего не есть, пока не происходило нечто, что приносило успокоение. И тогда он возвращался в квартиру, которую снимал, и спал несколько суток. Просыпался страшно голодный, съедал все, что оставалось в холодильнике, и после этого на какое-то время наступало затишье.

Иной раз его посещали воспоминания. С одной стороны, отчетливые — он мог бы описать очень многое из произошедшего. Но в то же время эти события были очень далеки, словно он смотрел на них, перевернув бинокль. То, что случилось недавно, воспринималось так, будто прошло уже года три-четыре, а то и пять с тех пор. Что-то помнилось особенно ярко, а что-то расплывалось. Например, события у водохранилища... Как он наткнулся на этого сморчка, который размахивал кисточкой. Как тот оглянулся, хотел поздороваться, но вдруг замер с кисточкой в руках. А Костя просто взял и сунул его головой в воду. Только когда на поверхности всплыл последний пузырь, он отпустил обмякшее тело. Куртка осталась на берегу. Костя хотел швырнуть ее туда же, в воду, но зачем-то аккуратно — как привык в армии — сложил и оставил возле мольберта. И после этого пошел прочь неторопливым спокойным шагом. Любой грибник, увидев его, решил бы, что Костя тоже занялся сбором даров природы, благодаря которому здесь во многих семьях водились живые деньги. Но его пестрая корзина, которую он и в самом деле держал в руках — в последнюю минуту мать сунула у дверей, была пуста. Что с тайным удовлетворением отметила бабка Таня, из свойственного ей любопытства бросившая быстрый взгляд из-за занавески. «Все тащщут ведрами, а ён и грибочка не нашел», — сообщила она соседке Евдокии, которая зашла к ней вечерком поболтать. Злорадство, прозвучавшее в ее голосе, не укрылось от Евдокии.

— И чегой ты на них зуб точишь?

— Зуб? — протянула бабка Таня. — Да ты посмотри, сколько они оттяпали мово огорода! Называется, забор выстроили. Только землю отхватили — и все. У себя-то ни на волосик лишнего не зацепили.

— Да что тебе эти десять сантиметров, — махнула рукой Евдокия. — Все равно скоро не сможешь обрабатывать. А так — гляди, забор хороший имеется.

— На кой леший мне их забор? Мне ён и даром не нужен. Жила я без этого забора и ишшо бы сто лет прожила без него. А земля — это же сколькей грядок отхватили? Ты-то вдоль забора чего нынче насажала?..

Так они сидели и препирались, незаметно переходя от одного к другому, пока не почувствовали глубокое удовлетворение от разговора и не разошлись по домам.

С Оксаной, по которой очень соскучилась, Светлана смогла встретиться только дней через десять после начала занятий.

— Смотри, — сказала Оксана, тряхнув короткой стрижкой, и вынула пятисотенную бумажку.

— Что это? — спросила Светлана.

— Отец прислал. Наверное, тайком от матери. Я готова повесить эту купюру в рамочке на стене, — усмехнувшись, проговорила Оксана, чтобы скрыть момент слабости.

Но Светлана заметила, что подруга отвернулась и глаза ее предательски блеснули. Она ни разу не выказала слабости, пока ощущала сопротивление родителей. Но когда отец смягчился, ей оказалось труднее выдерживать характер.


Светлана дружила с Оксаной с первого класса. Оксана держалась тогда обособленно — они недавно переехали на новое место, и девочка еще не успела завести подруг. Одноклассники над ней посмеивались, потому что она говорила, растягивая слова, что было чудно для Верхнегорска. В результате она замкнулась. И только в доме у Светланы начала оттаивать. Она уже тогда мечтала стать врачом и лечила всех Светиных кукол. И в старших классах девушка не изменила своему решению. О том, что будущая профессия Оксаны вызывает у родителей глухое сопротивление, Света узнала случайно — в тот день, когда они, развернув анатомический атлас, учили названия мышц (Светлане это тоже было нужно — для рисования). Мать Оксаны, остановившись у стола, посмотрела на них с осуждением, покачала головой и заявила, видимо, привычным тоном:

— Господь был против того, чтобы людей резали.

— Хирурги не режут, а оперируют, — вспыхнув, ответила Оксана. Крылья ее носа вздрагивали. — Никакие молитвы не помогут человеку, у которого начался приступ аппендицита. Или тому, у кого развивается рак. Или человеку с гангреной. Возможно, когда- нибудь придумают другие методы, но сейчас помочь может только скальпель.

Мать вздрогнула и перекрестилась:

— Спаси и сохрани.

Родители Оксаны входили в группу верующих, которые называли себя «Апостолами Господа». Церковь они не посещали, а собирались в каком-то доме на окраине городка, молились по каким-то своим тетрадкам, сами читали и толковали Библию. Глава их группы — отец Борис — и его жена Полина не ограничивались толкованием святых книг. Они требовали, чтобы и все семейные вопросы обсуждались совместно. Однажды мать Оксаны оговорилась, что девочка мечтает стать врачом и поехать учиться в Москву. Матушка Полина осудила это решение. Отец Борис поддержал ее и добавил, что не стоит молодой девушке ехать в большой столичный город, где столько соблазнов и разврата. Если уж она так хочет служить страждущим, пусть устраивается няней или санитаркой в местную больницу. С тех пор родители не оставляли Оксану в покое. Как потом узнала Света, все кончилось ультиматумом: ей никто не станет посылать денег, если она пойдет против воли родителей. Оксана перестала спорить с ними, доказывать что-либо. Просто замолчала и больше не участвовала в этих разговорах. А Светлана рассказала обо всем бабушке. Вечером Елена Васильевна поговорила с соседкой Ниной, и та помогла Оксане устроиться на ночные дежурства в своем отделении, чтобы девушка могла сама заработать денег на дорогу и на первое время жизни в Москве. Родители Оксаны успокоились, решив, что дочь последовала их совету. Так и уехала Оксана, не получив родительского благословения. Отец Борис и, главное, матушка Полина усмотрели в том гордыню и настаивали на том, чтобы родители непослушной девицы отдавали деньги в общину, вместо того чтобы отправлять ей на всякие развратные дела. Отец оказался менее стойким и менее последовательным, чем его жена...

Светлана в который раз отметила, насколько несовместимые качества присутствуют в Оксанином характере — решительность и мягкость, твердость и чуткость, хотя, случалось, что она была и слишком безапелляционной. И уж если вбивала себе что-нибудь в голову, ее было трудно переубедить.

— И вот еще, что я хотела тебе рассказать, — спохватилась Оксана. — Передачу «Никто не забыт» я смотрела в больнице! — торжественно произнесла она.

— И что? — недоуменно спросила Светлана.

— К нам поступила больная, жена одного режиссера. Я ухаживаю за ней... И я ей рассказала про тебя и про Елену Васильевну. Она обещала поговорить со своим мужем...

— А кто ее муж?

— Казимир Александрович Сомов! Не знаешь? У него Новый музыкальный театр.

— Ты с ума сошла! — только и смогла проговорить Светлана.

— Это мы еще посмотрим! — вздернув подбородок, заявила Оксана на прощание. — А вот я бы на твоем месте походила к нему на спектакли и посмотрела репертуар театра.

— Кто в вашей группе знает французский язык и кто хочет принять участие в организации выставки работ Муратова, зайдите ко мне, — объявил Евгений Тихонович и удалился в деканат.

— Французский? — обрадовались Алла и Катя. — Значит, выставка за границей? Неужели в Париже? Супер! Ты ведь тоже знаешь французский, — обратились они к Светлане.

— Знаю, — нерешительно протянула она. — Со мной Елена Васильевна занималась, с детства.

— Повезло, значит, поедем вместе, — тормошили ее Катя и Алла. — И с документами, и с визами не надо возиться. Все без тебя будет сделано. Класс!