— И ты думаешь, они не увидят связи между твоим отъездом и нашими отношениями? — крикнула Гвин вслед.

— Несомненно увидят, — бросил Алек через плечо. — Ничем не могу помочь.

Она видела, как он вошел в дом, но не пошла следом. Просто не могла пойти. Чтобы идти, надо переставлять ноги, а они отказывались повиноваться ей.

Никто еще не целовал ее так, никто не приводил ее в такое состояние. Она предложила поцелуй, а он взял ее душу, оставив вместо этого бушующий океан смятения. Если бы ему было все равно, он принял бы ее предложение без малейших раздумий. Но Алеку Уэйнрайту было не все равно.

Он не равнодушен ко мне, с довольной улыбкой подумала Гвин, поднимая с земли свой жилет. Его влечет ко мне и, судя по всему, очень сильно. Еще не известно, кто кого соблазняет. Да, да, я слышала его слова. Но слова говорили одно, а взгляд зеленых глаз — совсем другое.

Сейчас она еще больше, чем прежде, хотела узнать, что значит быть его любовницей. Что значит быть в постели с мужчиной, который так великодушен, заботлив и терпелив. От одной мысли об этом у нее по коже побежали мурашки. И возникла странная уверенность, что он тоже испытывает подобное любопытство. Но на пути осуществления ее планов имелось препятствие. Алек Уэйнрайт был так же упрям, как она.

Почему он считает их связь невозможной? В конце концов, они оба взрослые люди. Оба понимают, что к чему. Ее вполне устраивает ни к чему не обязывающий роман. Почему бы не разделить тепло и наслаждение с человеком, которому ты доверяешь? Да, она знает, что он никогда не полюбит ее, а она никогда не останется здесь. Ну и что?

Правда, если подумать как следует, то получится, что Алек прав. Но лучше не думать.

Гвин задрожала снова, на этот раз от холода. Растирая руки, она наконец пошла к дому. Медленно поднимаясь по ступенькам крыльца, она вспомнила о том, что должна приготовить клюквенный соус к завтрашнему праздничному обеду.

Филипсы придут в гости. Может быть, их компания сгладит боль из-за отсутствия Алека.

Для Поппи и Мэгги.

А ей самой все равно.


День Благодарения Алек отметил в ресторане отеля в Бостоне, заполненном, главным образом, пожилыми людьми, у которых, наверное, нет семьи и которых некому пригласить на обед. Было также несколько иностранцев, скорее всего бизнесменов, для которых это был обыкновенный четверг, а вовсе не большой праздник. Вероятно, они удивлялись тому, почему все вокруг едят индейку. Если, конечно, заметили это. Приглушенный гул голосов и стук ножей и вилок о фарфор время от времени прерывался звонками мобильных телефонов. Позади Алека кто-то оживленно говорил по-японски.

— Что-нибудь еще, сэр? — спросил официант.

Алек покачал головой и слегка откинулся на спинку стула, пока немолодой лысый мужчина в темно-красном официантском пиджаке и черных брюках убирал со стола, почти не звякая приборами. Лениво глядя вслед официанту, Алек задумался, ждет ли его дома семья, чтобы всем вместе сесть за праздничный стол этим вечером. Может быть, в гости придут взрослые дети и внуки…

Кроме себя самого, Алеку некого было винить. Никто не заставлял его уезжать. Гвин была права: хоть Поппи и Мэгги ничего не сказали, но их глаза почти кричали о постигшем их разочаровании.

Он подписал чек, включая щедрые чаевые для официанта, так и не решившись спросить, есть ли у них что-нибудь от изжоги. Затем со вздохом покинул зал. При всем желании он не мог припомнить более унылого дня Благодарения.

Пять минут спустя Алек уже стоял у окна своего номера, положив одну руку на трубку телефона, а в другой теребя клочок бумаги с номером. Он медлил, глядя, как лучи заходящего солнца прыгают огненными бликами по легким волнам на Чарльз-ривер, и пытаясь понять, почему его желудку не понравилась ресторанная индейка — то ли потому, что была плохо приготовлена, то ли потому, что он обедал один.

Собственно, что и кому он доказал, приехав сюда? Неужели он надеялся сбежать от Гвин? Как бы не так. Ему не нужно было даже закрывать глаза, чтобы представить, что она здесь, в номере отеля. Обнаженная.

Нет, нет… Он правильно сделал, что уехал. Он дал себе шанс обдумать ситуацию без Гвин.

Алек посмотрел на номер телефона, который ему дали сестры-близнецы. Телефон их племянника, которого старушки не видели много лет. С какой стати этот Брайан Ньюман захочет разговаривать с человеком, лишь мельком знакомым с его тетками, с которыми сам племянник практически не поддерживал отношений в течение двадцати лет, было выше понимания Алека. Почему эти пожилые леди сами не могут позвонить в Бостон и пригласить племянника в гости, было еще большей загадкой, хотя он давно уже понял, что у стариков могут быть свои резоны. Логика часто бывает ни при чем, когда речь идет о реальной жизни. Вот он и дал обещание, а теперь стоит и смотрит на телефон, спрашивая себя, как отреагируют люди на неожиданный звонок незнакомого человека в праздничный день. Даже если это, условно говоря, «семейный» звонок.

Он положил листок с номером у телефона, расправил его, затем отошел к окну. Когда-нибудь, пообещал он себе, я научусь говорить «нет». По крайней мере, в ответ на те предложения, которые нельзя назвать приглашением в рай… Алек усмехнулся, представив себе реакцию Гвин. «Что за чушь? — сказала бы она. — Приглашение в рай?»

Ладно, по крайней мере, одно ясно. Она не насмехалась над ним. Однако нет сомнений в том, что они смотрят на ситуацию по-разному. Он испытывал безумное влечение к ней, но ему не пришло бы в голову предложить ей переспать с ним. Конечно нет, потому что он слишком заботится о ней, чтобы рисковать их отношениями и мутить воду всплеском гормонов. Ее предложение прозвучало так обыденно. Да, она сказала, что не спит со всеми подряд. И он знал, что она говорила искренне. Но откуда ему знать, насколько ее понимание этого вопроса совпадает с его пониманием? Для нее это, вероятно, означает «не более одного в определенный период времени». А для него — «только после развода». По всей видимости, она хочет просто сексуального удовлетворения. И он лишь один кандидат из многих.

Но почему это должно волновать его? Гвин провела последние два года сама по себе и скоро снова уедет. Она достаточно умна, чтобы не делать глупостей. И все же, в том, что она предлагает себя таким образом, было что-то… не то.

Отлично, он не только зануда, он, оказывается, еще и ханжа. Впрочем, в глубине души Алек себя таковым не считал. Он просто консервативен. Осмотрителен. Осторожен. И слава Богу. Учитывая, как он реагирует каждый раз, когда Гвин оказывается рядом…

Если бы он согласился принять ее предложение — чего он, конечно, не собирался делать, — наверное, это было бы что-то особенное. Неземное. Он испытывал огромное искушение. Как это замечательно — иметь такую искреннюю, страстную, веселую и эксцентричную возлюбленную, как Гвин Робертс.

Но он сдержит свое слово. Никаких несерьезных связей. Особенно с ней. Что она пытается доказать? Что она эмансипированная женщина, отстаивающая сексуальную свободу?

Смешно! Или нет?

— Нет, нет, приятель, — вслух пробормотал он, меряя комнату шагами. — Она не понимает, что делает, что бы она там ни думала. Ты не можешь воспользоваться этим. Не должен…

Он остановился, глядя на свое отражение в зеркале гардероба. Кого он пытается обмануть? Этот вчерашний поцелуй, эти мысли, которые зашевелились в его голове с того самого момента, как он увидел ее в вестибюле несколько дней назад, — все это означает одно. Он пытается защитить вовсе не Гвин. Он пытается защитить себя.

У нее, в конце концов, свои цели, свои устремления. В ее планы, конечно, никак не входит исполнять роль жены школьного учителя из Лейквуда, штат Нью-Гемпшир… Жены?

— Жены? — вслух повторил он.

Вот это да!

Дюжина свободных вешалок уныло покачивалась в почти пустом гардеробе. Алек схватил пальто и торопливо надел его. Сначала он пойдет на прогулку и будет гулять, пока не замерзнет. Потом вернется в номер отеля и напьется. И если даже тяжелое похмелье не поможет забыть об этой маленькой актрисе, — значит, ему вообще уже ничего не поможет.

Он был у двери, когда клочок бумаги у телефона снова попался ему на глаза. Алек вздохнул и выпустил дверную ручку. Сначала надо сделать этот дурацкий телефонный звонок.


И куда подевалась ее вчерашняя уверенность, что ей будет все равно? Гвин моргнула, в очередной раз пытаясь прогнать бесполезные, глупые, бессмысленные слезы. Почти ничего не видя перед собой, она оторвала от рулона кусок фольги, чтобы завернуть остатки индейки.

— Да этого хватит на дюжину индеек, детка, — заметила Мэгги, перекладывая остатки клюквенного соуса в банку.

— Я не хотела… я не подумала… — Гвин шмыгнула носом. Господи, речь идет всего лишь о куске фольги! Разве это причина для слез?

— Ну что ты, детка. — Мэгги обняла ее за плечи. — Я и не припомню, чтобы ты плакала. Жизнь бывает нелегка.

Бросив фольгу на стол, Гвин оторвала бумажное полотенце от рулона, висящего рядом с раковиной, и, отвернувшись, вытерла глаза и нос.

— Это все вспышка гормонов, — пробормотала она. — Обычно со мной такого не бывает.

— Ааа, гормоны. Когда я была в твоем возрасте, мы ничего не знали про гормоны. Удобная штука — все можно свалить на них.

Прикрывая нос и рот скомканным полотенцем, Гвин скосила глаза на Мэгги. Экономка взяла помявшуюся фольгу, аккуратно расправила ее на столе и завернула то, что осталось после обеда от тушки крупной индейки.

— Твой дед тоже расстроен, что Алека не было сегодня.

Гвин опять шмыгнула носом.

— Кто сказал, что я расстроена из-за Алека?

— Никто и не говорил, — спокойно произнесла Мэгги. — А вот твои глаза говорят об Алеке с тех самых пор, когда тебе исполнилось тринадцать.

— Ну знаете, Мэгги! — Гвин быстро отвернулась, ища глазами, что бы еще убрать. Булочки. Отлично. Она схватила пластиковый пакет и принялась складывать в него булочки. — Ваше ирландское воображение, Мэгги, заводит вас слишком далеко. Алек всегда относился ко мне как к младшей сестре.

— А тебе это не нравилось. — Гвин с нарочитой аккуратностью завязала пакет с булочками и положила его в хлебницу. — Гвин? — Она подняла вопросительный взгляд. — А ты знаешь, чего ты хочешь на самом деле?

— Что за странный вопрос…

— Это тот вопрос, который ты должна задать себе, детка, — последовал спокойный ответ. — Ты не можешь иметь все сразу. А мне кажется, что именно это ты пытаешься сделать. — Мэгги вытерла руки о фартук и подошла ближе. — Думаю, ты могла бы стать незаменимым человеком в жизни Алека, но только вся, целиком. На половину он не согласится. Он не такой, как ты, он не способен разделить себя на тысячу частей. Если ты действительно хочешь делать эту свою карьеру, если ты собираешься вернуться в Нью-Йорк, пожалуйста. Делай то, что считаешь нужным. Но не втягивай в это Алека.

— Я и не пытаюсь…

— Разве?

— Нет. Не пытаюсь. — Это было правдой, несмотря на то, что произошло — или могло произойти вчера. Ну, может быть, не полной правдой. — Я действительно расстроена тем, что Алек уехал, но это все, — продолжила Гвин, заставив себя улыбнуться. — Между мной и Алеком ничего серьезного быть не может. Мы не подходим друг другу…

Экономка громко хмыкнула.

— Всегда есть те, кто хочет просто урвать вкусный кусочек. — Гвин не нашлась, что ответить на это, но оказалось, что Мэгги сказала еще не все. — Видишь ли, детка, если Алек высокий и сильный, это не значит, что его сердце нельзя разбить. У него уже был один неудачный брак. И, насколько я знаю, после развода он ни с кем не встречался. Он не из тех, кто быстро находит утешение с другими.

— Да, — сказала Гвин, криво улыбнувшись, — это я уже поняла.

Мэгги мягко положила руку ей на плечо.

— Это не спектакль, Гвинет, где люди в течение двух часов изображают из себя кого-то другого, а потом возвращаются домой и продолжают жить своей жизнью. Тебе надо принять четкое решение. Если этот человек действительно дорог тебе, то ты должна поступать так, чтобы ему было хорошо и в будущем. — Пожилая женщина посмотрела на девушку таким взглядом, от которого та съежилась. — А не только сейчас. Делать то, что хочешь, не думая о том, что будет дальше, нечестно, разве не так?

Отвернувшись, Гвин занялась перекладыванием в пластиковый контейнер остатков картофельного пюре.

— Мэгги? — окликнула она через минуту.

— Что, детка?

— Почему вы всегда правы?

— Такой меня создал Господь. Надо же, остался кусок тыквенного пирога. Ума не приложу, что с ним делать.