— Вот именно. Но.

Он увидел, как напряглось ее лицо. Сейчас будет взрыв, понял он.

— Мы взрослые, Алек…

— И все равно не должны этого делать, — сказал он, споря скорее с собой, чем с ней. — Я слишком дорожу нашими отношениями, чтобы обращаться с тобой подобным образом.

— Каким таким образом? — с вызовом спросила Гвин, но, увидев его сдвинутые брови, чуть-чуть понизила голос: — Ведь мы оба понимаем, что это временно…

Последнее слово больно хлестнуло его.

— И тебя это устраивает?

Теперь Гвин сделала шаг назад. Вот сейчас, подумал он, ожидая атаки.

— Не понимаю тебя, Алек. В этот раз начал ты. Клянусь небесами, ты начал это. Если тебя не устраивают подобные отношения, зачем было начинать?

Он не ответил. Гвин резко повернулась и направилась к двери.

— Разбирайся сам с этой елкой, — бросила она через плечо. — Я пошла в конюшню. — Потом повернулась и добавила: — Может быть, к тому времени, когда я вернусь с прогулки, ты наконец поймешь, что происходит между нами. И чего хочешь. Хорошо?

Минуту спустя дверь за ней захлопнулась с таким грохотом, что звякнули оконные стекла.


Верба удивленно фыркнула, когда Гвин пустила ее в галоп, потом с веселым ржанием поскакала вперед. Сырой ветер, дующий с озера Уиннисквэм, обжигал лицо и затруднял дыхание. Гвин ехала вдоль берега, почти не замечая тяжелых облаков, которые уже наполовину закрыли горы на севере. Холодные злые слезы застилали ей глаза.

Окрестности этого озера были плохо знакомы Гвин, и она понимала, что безрассудно с ее стороны гнать лошадь по неровной каменистой местности. Но Верба скакала уверенно, мощно, а Гвин чувствовала, что ей просто необходимо сделать что-нибудь безрассудное. Чтобы хотя бы на время забыть обо всем, кроме ритмичного стука копыт по мерзлой земле.

Черт с ним, черт с ним, черт с ним! Этот парень сначала доводит ее до кипящего состояния, а потом делает два шага назад! Что за проблемы у него? Она еще ни разу не слышала, чтобы мужчина отказался от короткого, ни к чему не обязывающего его романа ради… Ради чего?

Она пустила лошадь шагом, а потом совсем остановила, давая ей и себе возможность перевести дыхание.

Так, значит, все дело в этом. Ради чего? Что еще она в состоянии предложить Алеку Уэйнрайту кроме нескольких улыбок и, может быть, приятного времени в постели? Ведь она, по ее собственному признанию, ветрена, легкомысленна и импульсивна. Тогда как Алек такой постоянный, спокойный, прозаичный. И это ей нравилось в нем. Она любила его за это. Доверяла ему. Что бы она ни делала, он всегда поддерживал ее. Даже не одобряя намерения вернуться в Нью-Йорк, он был готов помочь ей, потому что она этого хотела.

Она вспомнила тех сопляков, с которыми встречалась раньше, тех неудачников, которые говорили только о своих проблемах. В одном мизинце Алека было больше доброты и благородства, чем в них всех вместе взятых. Гвин хорошо представляла, сколько терпения и самопожертвования требовалось для того, чтобы быть учителем.

Или чтобы иметь дело с ней.

Но он не любит ее. Да, его влечет к ней, но это не любовь. И как бы ни тяжело было признавать это, он прав. Короткий роман не устроит их обоих. А все остальное не подлежит обсуждению.

Сквозь набегающие на глаза слезы Гвин осмотрела горизонт. Рябь волн на синевато-серой поверхности воды, таинственные горы, укутанные ватой облаков. Здесь, в заповеднике ее детства, нет ни воя сирен, ни грохота подземки, ни преступности, ни грязи. Но нет и шанса сделать карьеру, обрести себя. И, видимо, нет шанса на любовь.

Гвин вдохнула сырой воздух и встряхнула головой. Мэгги права — она не может иметь все. Надо либо уезжать, либо оставаться. И решение принимать ей.

Она подумала о нерешительности Алека, об упрямстве Поппи, о череде скучных однообразных дней. Ничего не изменилось.

Ей нечего здесь делать.

Все. Решение принято. Или подтверждено, если точнее. Она возьмет у Алека деньги и уедет. И на этот раз она добьется успеха.


Наряжать елку после того, что случилось, Алек не мог. Поэтому он занялся другим делом — пошел колоть дрова для камина. В надежде, что физическая работа принесет ему хотя бы временное облегчение. Не вышло: мысли о Гвин не покидали его. Ну почему он никак не может решить, что с ней делать? Любая проблема имеет решение. Именно на этом он строил свою жизнь. Серьезные или мелкие, проблемы всегда подчинялись ему, надо только приложить волю и разум.

Только не сейчас. Господи, скорее бы закончились праздники, скорее бы Гвин уехала! Если она будет далеко, аромат кожи, пластика ее движений, интонации ее голоса не будут так его возбуждать. Хотя, чтобы возбудиться, ему достаточно одной мысли о ней.

Почему все зашло так далеко? Как он допустил это, почему потерял осторожность? Как, черт возьми, — он расколол полено с такой силой, что половинка отлетела ярда на три, — его угораздило влюбиться? В Гвин?

На заднем крыльце появилась Мэгги. Из-под серой шерстяной кофты, накинутой на плечи, выглядывал кухонный фартук.

— А я думала, вы с Гвин елку наряжаете.

— Нет, — выдохнул он, с размаху опуская топор на полено.

— Вижу. Только не могу понять почему.

Алек был не в настроении обсуждать этот вопрос.

— Вот что я вам скажу, Мэгги. — От очередного удара топора половинки полена снова отскочили далеко в сторону. — Это не ваша забота.

Ее смех заставил Алека обернуться.

— Еще чего скажешь! Двадцать лет вы с Гвин были моей заботой. Думаешь, я перестану заботиться о вас только из-за того, что вы с ней никак не можете понять, что вам обоим нужно?

Мудрость подсказала Алеку, что не стоит заглатывать наживку, и он промолчал. Мэгги сразу поняла его намек.

— Послушай, Алек, я там занялась стряпней. Ты не мог бы отвезти девочек к Бакстерам на бридж? Они сказали, что Эд привезет их обратно после ужина.

Ничто не могло удержать сестер-близнецов от их еженедельной партии в бридж, разве что взрыв атомной бомбы. Но поскольку срок водительских прав истек у них обеих, кому-то приходилось отвозить их и привозить обратно.

— Хорошо. Когда они хотят ехать? — Алек вытер рукавом пот со лба.

— Обычно я отвожу их туда в три часа. Но лучше поезжай прямо сейчас, — сказала она, взглянув на темнеющее небо. — Погода портится. Кэботы уже собираются, надеются успеть добраться до Бостона.

Алек кивнул, всадил топор в чурбан и направился к дому.

— Кстати, а где Гвин? — спросила его экономка, когда он поднялся на крыльцо.

— Катается на лошади. — Экономка снова с тревогой посмотрела на отливающие свинцом облака. — Не волнуйтесь, Мэгги. Ничего с ней не случится. Она уже взрослая.

— Ты это наконец-то заметил?

Заметил, еще как заметил! Теперь осталось только прожить рядом с ней этот бесконечный отрезок времени от сегодняшнего дня до Нового года.


Гвин еще долго могла бы объезжать окрестности, но она хорошо знала, что при первых признаках начинающегося снегопада надо возвращаться домой. К тому времени, когда она подъехала к конюшне, первые ленивые пухлые снежинки уже начали, кружась, опускаться на землю.

Верба, возбужденная пробежкой, фыркала в стойле, пока хозяйка, ежась от холода, чистила ее.

— Гвин, слава Богу, ты вернулась!

В воротах конюшни стояла Мэгги — в домашних туфлях и накинутой на плечи кофте. Увидев выражение лица экономки, Гвин побледнела.

— Мэгги! Что? Что случилось?

— Твой дед проснулся после обеда, решил пройтись по комнате без тренажера и упал. Ударился обо что-то головой и теперь лежит без сознания.

Гвин бросила скребок и щетку и, схватив Мэгги за руку, потащила ее к гостинице. Едва они вошли в прихожую, она торопливо стянула с себя куртку и швырнула ее на вешалку.

— А где Алек? — спросила она, не давая себе труда поднять не удержавшуюся на крючке безрукавку.

— Повез девочек на бридж к Бакстерам, — сказала Мэгги, входя следом за Гвин в гостиную.

Поппи неподвижно лежал на ковре. Гвин в тревоге склонилась над ним. На голове налилась огромная шишка. Ноги и руки были холодными, но дышал он вполне нормально. Труднее всего было понять, не сломал ли дед себе чего-нибудь и не повредил ли только что зажившую лодыжку.

— Вы уже вызвали доктора Аллена, Мэгги?

— Телефон не работает. Наверное, где-то обрыв линии.

Такое случалось не раз, но сейчас было совсем не кстати. Мэгги целый год уговаривала Ангуса обзавестись мобильным телефоном, но старик и слышать не желал об этом. Она опустилась на колени и сжала его руку в своей.

— Если с ним что-нибудь случится…

В голосе экономки было столько отчаяния, что Гвин удивленно перевела взгляд на ее лицо.

О Боже, подумала Гвин. Не будь ситуация столь серьезной, она бы не сдержала улыбки. Мэгги Магир либо свихнулась, либо питает теплые чувства к деду! Вот это да! Она положила руку на плечо пожилой женщины.

— Он крепкий старик, Мэгги. Поппи поправится.

Мэгги молча кивнула. Гвин поднялась на ноги, взяла с кресла шерстяное одеяло и бросила экономке.

— Укройте его, Мэгги. Если он придет в себя, разговаривайте с ним. Говорите все, что угодно, называйте свое имя, считайте до десяти, любую ерунду. Но только, ради Бога, не давайте ему двигаться. Я позову Лави.

— И как же ты собираешься сделать это? — спросила Мэгги, подтыкая одеяло под бока Ангуса.

— Простым старым способом, — ответила Гвин, берясь за ручку двери. — Верхом на лошади.


Поскольку Верба уже проскакала сегодня больше чем достаточно, Гвин оседлала Теккерея. Конь был великоват для нее, но хорошо вымуштрован и к тому же отличался спокойным нравом. Гвин не сомневалась, что доедет на нем быстрее, чем на старом и капризном пикапе Мэгги, который запросто мог застрять в уже неминуемых сегодня снежных заносах.

Нечаянное открытие насчет чувств Мэгги к деду не давало ей покоя. Интересно, а что думает об этом сам Поппи? Догадывается ли он?

Как это было бы замечательно! После смерти Наны он стал совсем одиноким, а Мэгги так предана ему. Гвин рассмеялась. Мэгги единственный человек, который способен справиться со стариком и остаться в живых. Гвин была готова поклясться, что та и словом не обмолвилась о своих чувствах к Поппи. Может быть, сейчас что-то изменится?

Через двадцать минут Гвин была у дома Филипсов. Дверь открыла Лави с ребенком на руках.

— Поппи упал, ударился головой, — торопливо объяснила Гвин. — Я не знаю, вдруг он сломал что-нибудь.

Лави тут же передала малыша Грегу и вытащила из встроенного шкафа куртку.

— Почему ты не позвонила? — спросила она, натягивая сапоги. — Он в сознании?

— Когда я уезжала, был без сознания. И телефон не работает. По крайней мере, у нас. Но мне кажется, это все-таки не шок. — Увидев скептический взгляд Лави, она добавила: — Я окончила курсы первой помощи с отличием.

— Хорошо…

Лави схватила сумку и открыла дверь. Увидев коня, привязанного у крыльца, она остановилась.

— Ты приехала верхом?

— Поверь мне, я доверяю ему больше, чем той консервной банке, на которой ездит Мэгги.

— Не могу с тобой не согласиться. Ее фургону давно место на свалке. — Оглядевшись, Лави сказала: — Пока с дорогой все не так уж плохо. — Она сбежала по ступенькам и открыла дверцу своего автомобиля. — Знаешь, я уже почти нормально вожу машину по снегу…

— Подожди, Лави, — окликнула ее Гвин, спускаясь следом. — Мне надо кое о чем предупредить тебя. Похоже, назревает роман…

— У тебя с Алеком? — просияла подруга.

— Что? Нет, нет, я не об этом. Я имею в виду Мэгги и Поппи.

У Лави от удивления челюсть почти отвисла.

— Мэгги и Поппи? Ты это серьезно?

— Ты бы видела, какое лицо сейчас было у Мэгги. Говорю тебе, она без ума от деда.

— Гм, интересно. — Лави поплотнее заправила шарф на шее. — Нам с тобой определенно надо обсудить это. — Она села за руль и широко улыбнулась. — Я буду внимательно следить за ситуацией и посмотрю, чем тут можно помочь.

— Сватовство — твое второе призвание?

— С детства, дорогая.

— Я знала, что могу рассчитывать на тебя.

Лави хмыкнула и кивнула в сторону озера.

— Хорошо, увидимся в гостинице. Но будь осторожнее на льду, слышишь?

— Озеро замерзло еще две недели назад. Лед крепкий.

— Я никогда не доверяю замерзшей воде, — заметила Лави. — Так же, как самолетам. Это то, что не укладывается в моей голове.