Позади него скрипнула дверь, возвещая о приходе первого из родителей. Гвин хлопнула в ладоши и собрала труппу вокруг себя, чтобы сказать каждому из детей несколько напутственных слов. Тем временем подошли остальные мамы и папы. Дети рассеялись, собирая свои вещи, и через несколько минут зал опустел.

Гвин, с довольным выражением на лице, медленно направилась к Алеку по проходу между рядами кресел. При виде ее огромных глаз на бледном лице, которое казалось еще более бледным на фоне черного шерстяного свитера, его сердце учащенно забилось. Гвин опустилась в кресло соседнего ряда и с улыбкой вздохнула.

— Ты довольна? — спросил Алек, ероша рукой ее короткие волосы.

— Перестань. — Она шлепнула его по руке, потом схватила ее и зажала между щекой и плечом. — Да. Довольна.

Он еще не встречал женщины столь великодушной и искренней во всех своих проявлениях. Детская доверчивость и взрослая решительность одновременно. Ему всегда нравилась ее открытость. Она, прирожденная актриса, никогда не вела темных игр.

Алек осмелился коснуться губами ее шеи. При мысли о том, что им осталось быть вместе всего две недели, у него сжалось сердце. Даже если визит Брайана Ньюмана ничего не даст, Гвин все равно уедет. И он сам, как последний глупец, заплатит по счету.

— От тебя так чудесно пахнет, — прошептал он. — Что это за аромат?

Она слегка вздрогнула и тихо рассмеялась.

— Шерсть.

— Правда? — Алек осторожно отогнул высокий ворот свитера и поцеловал ее в шею пониже мочки уха. Он обожал целовать это место. Так же, как и все остальные места. — Один из самых сексуальных запахов, которые мне довелось обонять, — пробормотал он, перемещая губы к подбородку.

Звонкий смех зазвенел в пустоте зала. Она села рядом с ним, и он обнял ее за плечи. Так они молча сидели некоторое время. Гвин нежно гладила его пальцы. Она и в самом деле похожа на одно из тех диких лесных созданий, которых я частенько спасал и лечил в детстве, подумал Алек. А их обязательно надо выпускать на волю, когда они выздоровят и окрепнут. Держать таких взаперти — жестоко, нечестно и эгоистично.

— Знаешь, ты был прав насчет детей, — сказала Гвин. — Они замечательные. — Она помолчала, потом со смехом добавила: — И я даже наконец поняла, почему роман «Грозовой перевал» получил такие хвалебные отзывы в свое время.

Алек прижался губами к ее виску. Прядь волос, которые потихоньку начали отрастать, встала торчком над ухом, и он нежно расправил ее.

— Я соскучился по тебе.

Гвин повернулась к нему, в ее глазах плясали озорные огоньки.

— Мы видимся каждый день. И не забывай про воскресенье.

— Это было фиаско.

Слегка отстранившись, Гвин внимательно посмотрела ему в глаза, потом провела рукой по его волосам.

— Не говори глупостей, все было замечательно. — Услышав его недоверчивое хмыканье, она проговорила, тщательно взвешивая слова: — Знаешь, Алек… быть рядом с тобой — это уже замечательно. В любой ситуации. Всегда.

Алек с усилием отвел взгляд от лица Гвин, которое говорило больше, чем она хотела сказать, и поцеловал ее пальцы. Ему потребовалось некоторое время, чтобы собраться с мыслями и не дать себе сказать что-нибудь такое, о чем он потом пожалел бы. Они оба балансировали на той грани, когда двое с легкостью дают друг другу глупые, необдуманные обещания, основанные на душевных порывах и игре гормонов, а не на реальностях бытия. Он докажет, как заботится о ней. Но не скажет и не сделает ничего такого, что может погубить ее мечты.

— Думаю, тебе понравится мой рождественский подарок.

— Подарок? — Ее брови взлетели вверх на целый дюйм. — Алек, нет! Ты же знаешь, я ничего не смогу подарить тебе в ответ. Зачем ты ставишь меня в такое положение?

— Успокойся, пожалуйста, — со смехом сказал он. — Это подарок для нас обоих.

Гвин наморщила лоб.

— Не понимаю.

— Помнишь то свидание, которое было условием нашего пари? У нас ведь его так и не было.

— В свете того, как развивались события, оно потеряло значение.

— Я так не считаю. Дав обещание, человек обязан его сдержать. Я забронировал место в «Ритц-Карлтоне» на субботу после Рождества.

У Гвин округлились глаза.

— В Бостоне? — выдохнула она.

— Это все-таки поближе, чем Куала-Лумпур.

Не было ничего прекраснее, чем расцветшая на ее лице улыбка.

— Потрясающе.

Алек снова помолчал, подбирая слова.

— Я просто решил, что, поскольку неизвестно, когда мы увидимся снова, надо устроить что-то особенное.

Улыбка слегка потускнела, и блеск в глазах тоже. Гвин отвернулась, рассеянно перебирая его пальцы.

— Да, ты прав. — Она снова подняла глаза. — Мы проведем там ночь?

— Так было задумано.

— И как ты объяснишь это Мэгги и Поппи?

— Никак. Мы уедем в субботу и вернемся в воскресенье. Пусть сами делают выводы.

— Ты становишься дерзким, Алек Уэйнрайт.

— Учусь у тебя. — Он посмотрел на часы и встал. — Нам надо ехать. Кстати, я обещал близнецам, что вечером встречу их племянника с семьей на станции.

Гвин вскочила с кресла и одернула свитер.

— А я могу поехать с тобой?

Алек улыбнулся, глядя на нее снизу вверх. На секунду она напомнила ему ту девчонку, которая в детстве вечно стремилась увязаться за ним, куда бы он ни шел. Впрочем, она тогда с легкостью переносила его отказы.

— Извини, Сверчок. Боюсь, что в машине не хватит места. Но… — Гвин вопросительно подняла брови. — Это, конечно, не «Ритц»… Но почему бы тебе не прийти ко мне после ужина посмотреть видео?

— Ах ты хитрец! — Она широко улыбнулась. — Чудесное предложение. Я так устану к вечеру, что вряд ли буду способна заниматься чем-то еще.

Как мало надо, чтобы доставить ей удовольствие. Это просто удивительно, если учесть ее грандиозные мечты и планы. Да, Гвин умеет наслаждаться жизнью и не знает, что такое скука. Он обнял ее, скользя ладонями вдоль бедер и маленьких крепких ягодиц.

— Это плохо, — пробормотал он, касаясь губами ее виска. — Потому что я буду способен.

— Что? — переспросила она.

— Способен заниматься кое-чем еще.

— В общем-то, если подумать как следует… — Ее улыбка стала еще шире. — Пожалуй, я тоже смогу найти немного сил.


Алек от природы не был назойлив и не любил вмешиваться в чужие дела. Но он никогда не простит себе, если сейчас упустит такую возможность. Об этом он думал по дороге со станции в гостиницу. Однако сидящий рядом с ним Брайан Ньюман, высокий лысоватый мужчина, явно думал о другом.

Однако у Брайана Ньюмана были другие соображения.

— Мы лет десять не отдыхали по-настоящему, — сказал он Алеку.

— Двенадцать, — раздался голос его жены с заднего сиденья. — Эми едва исполнилось четыре, когда мы на целый месяц арендовали дом в Тоскане.

Ньюман обернулся к ней.

— Да, ты права. Двенадцать. — Он покачал головой и снова повернулся вперед, глядя на лучи фар, разрезающие темноту. — Мы много ездили по миру, но это всегда были деловые поездки. Не настоящий отпуск. Я обещал своим дамам — никакой работы. Никаких разговоров о работе. Никаких мыслей о работе. Целых пять дней.

Алек немного поразмышлял, потом сказал:

— Вполне могу это представить. Меня тоже работа так затягивает, что вытесняет все остальное.

— Вот именно. — Ньюман поерзал на сиденье. — Мои тетушки говорили, что вы преподаете английский.

Это уже было кое-что. Если действовать умно, можно воспользоваться предложенной темой, как отмычкой.

— Да, в местной школе. В последние годы мы пытаемся привить детям любовь к классике. И используем для этого театр.

Краем глаза Алек увидел, как поднялась кустистая черная бровь.

— И что же вы ставите с детьми?

Клюнул, довольно отметил про себя Алек.

— У нас есть разные постановки. Есть мюзиклы, есть просто пьесы. Сейчас мы заканчиваем постановку «Как вам это понравится». С этим мы бы вряд ли справились, если бы не Гвин.

— А кто такая Гвин?

— Ваши тетушки не говорили вам о ней? Это внучка владельца гостиницы, приехала ненадолго из Нью-Йорка. Она согласилась поставить эту пьесу в нашей школе. — Алек свернул к гостинице. — Ей удалось добиться от детей почти невозможного…

Но Ньюман уже не слушал его. Выгнув шею, он вглядывался вперед.

— Это она? Гостиница?

— Да.

— Ты только взгляни на этот дом, Пен! Он словно сошел со страниц готического романа.

Выйдя вместе со всеми из машины, Алек посмотрел на здание. Он провел здесь две третьих своей жизни, но никогда не считал это сооружение «готическим». Да, дом производил впечатление — белые двери и ставни на фоне старых каменных стен, красные кирпичные трубы на крыше. Но назвать его «готическим»? Впрочем, решил он, не спорить же с гостями.

Прибывшие вошли в дом. Среди радостного оживления и веселого гвалта приветствий Алек почувствовал, что кто-то тянет его за рукав. Он обернулся и увидел огромные карие глаза, которые смотрели на него почти с отчаянием. Безмолвно повинуясь, он прошел следом за Гвин в гостиную деда.

— Звонила мать Тиффани Хендрикс. Мне еще на репетиции показалось, что девочка плохо себя чувствует. Но когда она пришла домой, у нее поднялась температура.

— Дети нередко простужаются в это время года. Уверен, к спектаклю она поправится.

Гвин, нервно расхаживая взад и вперед, только покачала головой.

— Мать Тиффани — медсестра. Она сказала, что это скорее похоже на вирусную инфекцию, на грипп. Если завтра Тиффани не станет лучше, то, скорее всего, она выйдет из строя как минимум на неделю. И что я буду делать без Розалинды?!

Алек схватил ее за руку, заставив остановиться.

— Рано паниковать, подождем до завтра. И потом, ведь Хейди тоже готовила эту роль на случай, если потребуется замена?

— Ха! Отец Хейди решил взять ее на каникулы с собой в Колорадо, поэтому она еще два дня назад подошла ко мне и спросила, не буду ли я возражать, если она уедет. И что я должна была ей ответить? Нет, останься, пусть папочка едет один?

— А как насчет Ванессы?

Склонив голову набок, Гвин посмотрела на него удивленным взглядом, как собака, которая не понимает, о чем говорит хозяин — о еде или о прогулке.

— При чем здесь Ванесса?

— Лави говорила мне, что Ванесса выучила все роли. Она слышала, как девочка репетирует в своей комнате.

— Ты шутишь? — Гвин покачала Головой. — Нет… нет. Даже если она знает роль, она, конечно, не готова сыграть ее. Не все так сразу. Может быть, на следующий год… — Она резко оборвала фразу, потом продолжила: — Надеюсь, тот, кто будет вести занятия по драматическому искусству в следующем году, внимательно отнесется к Ванессе и уговорит ее попробовать сыграть что-то. Если девочка захочет. Но не сейчас.

— Тогда тебе самой придется сделать это.

— Что сделать?

— Сыграть Розалинду.

— Мне? — Она прижала руку к груди.

— Не мне же. Ты отлично знаешь роль. Вот и сыграешь. Подумаешь, большое дело.

В глазах Гвин вспыхнули огоньки.

— Ты ко всему относишься так легкомысленно?

— Нет, не ко всему, — сказал Алек, нежно беря ее за подбородок. — Так что перестань стонать и повторяй роль. — Он поцеловал ее в лоб и взял за руку. — Идем. Если мы не появимся сейчас в вестибюле, все начнут интересоваться, чем же мы занимаемся.

Через двадцать минут он поймал на кухне Мирту, которая собиралась отнести в столовую тяжелую супницу.

— Алек, дорогой, вы не могли бы отнести это? Что-то мой артрит сегодня разыгрался… Какой у вас странный вид. С вами все в порядке?

— Да, все нормально. — Он взял у нее супницу. — Но мне нужна ваша помощь. И я не хочу, чтобы Гвин знала о нашем разговоре…

Брови Мирты удивленно поднялись.

— Что, тайный сговор?

— Да, в некотором роде. — Он поставил супницу на кухонный стол. — Послушайте, я узнал, что ей, видимо, придется самой играть Розалинду в школьном спектакле, поскольку девочка, которая должна была исполнять эту роль, заболела гриппом. Вы не могли бы вместе с сестрой уговорить вашего племянника прийти на спектакль?

Рыжеволосая дама внимательно посмотрела на него, потом раскрыла рот.

— То есть чтобы он увидел, как она играет?

Алек кивнул.

— Я знаю, что это может ни к чему не привести, но он здесь, и она здесь… Ведь в этом не будет ничего плохого, правда?