— Потому что ее надо было прочистить, а Алек был занят в школе, и я не помню, чтобы кто-то говорил мне, что я не в состоянии больше заботиться о своем собственном доме. Почему ты дома?

Он наклонился вперед в своем кресле. Клубы дыма окутали его лицо.

— Я уже сказала…

— Насчет дня Благодарения? Ну уж нет, уволь. Я не поверил в это ни на минуту. Сколько было всяких праздников, а ты не приезжала. Отвечай.

— Хорошо, Поппи. Может быть, я просто решила, что пора навестить вас. Это тебя устроит?

Прищурив глаза, дед запыхтел трубкой.

— Допустим. Но почему так рано?

— А почему бы нет? — бросила она, ожидая резкого ответа.

Ответа не было. Слега удивленная его молчанием, Гвин обвела глазами комнату. Здесь тоже ничего не изменилось. Кое-что начало проясняться.

— Алек сказал, что дела идут неважно.

— Трудные времена, — проговорил старик, — люди стали меньше путешествовать.

— Брось, Поппи, это всего лишь отговорка. В Нью-Гемпшире больше гостиниц, чем жителей. И очень многие, насколько я знаю, работают вполне успешно.

— Мы еще держимся, юная леди. Пока что уволили только одну горничную, и то потому, что она так и так собиралась переехать в Вирджинию.

Гвин отлично знала, что в гостинице была только одна горничная. Значит, не осталось ни одной.

— А когда в последний раз делали ремонт? Вестибюль уже похож на декорации к «Семье Адамсов».

По выражению лица деда она догадалась, что он не понял, о чем она говорит, но из гордости не стал спрашивать.

— Алек сказал, что займется этим на каникулах, — возразил Ангус. Потом положил трубку и снова наклонился вперед. — Что ты себе позволяешь? Болтаешься черт знает где, приезжаешь раз в два года и набрасываешься на меня? Ты же сама сказала, что тебе нет дела до этой гостиницы!

В его словах прозвучала неожиданная, почти детская обида. К привычной резкости примешивалась меланхолия, которой не было раньше. Гвин встала и подошла к окну, обхватив себя руками за плечи. Мокрый снег уже покрыл жухлую траву и облепил голые ветви деревьев, лишь проезжая часть двора еще пестрела темными пятнами.

И в самом деле, чего ей переживать из-за этой гостиницы? Если Поппи завтра ее продаст, она нисколечко не расстроится. Напротив, испытает облегчение. Зачем она заговорила о делах с гостиницей? Просто хотела увести разговор подальше от собственных проблем и схватилась за первую тему, которая пришла ей в голову.

— Мне кажется, — проговорила Гвин, разглядывая снежинку, которая кружилась за оконным стеклом, — нет смысла держать гостиницу открытой, если нет возможности достойно содержать ее. — Она повернулась к деду. — Ты сам когда-то учил меня этому. — Услышав, как он фыркнул в ответ, она спросила: — Ты что, больше не даешь рекламу?

— Пустая трата денег. Рекомендации знакомых работают так же хорошо и ничего не стоят.

— Я видела регистрационную книгу, Поппи. Рекомендации знакомых не слишком-то действуют. — Не дождавшись ответа, она спросила со вздохом: — Ты действительно не хочешь заниматься этим делом?

Несколько секунд дед рассматривал трубку в своей руке, затем скосил глаза в сторону окна.

— Сейчас это не так интересно, как раньше.

После смерти Наны, догадалась Гвин. Ее сердце сжалось.

— Тогда почему бы не продать гостиницу? Уверена, что найдется простачок, который тут же ухватится за нее, — с коротким смехом добавила она.

Он не рассмеялся в ответ.

— Ты знаешь почему.

— О, ради Бога, перестань, Поппи! — Она дохнула на оконное стекло, которое тут же запотело. — Сколько раз можно обсуждать одно и то же? Ты знаешь, что мне не нужна гостиница. У меня не такой характер. Я не люблю рано вставать и не хочу жить в глуши, быть привязанной к месту, которое никогда не позволяет уехать в отпуск, потому что в это время надо обслуживать тех, кто приехал в отпуск сюда.

— Еще бы. — Дед вынул изо рта трубку и взмахнул ей перед собой. — Ты ведь хочешь быть актрисой.

Последнее слово, как и всегда, прозвучало с особой интонацией, как будто он хотел сказать не «актрисой», а «стриптизершей».

— Да, хочу — тихо подтвердила Гвин. — А ты держишься за гостиницу, которая больше не приносит денег и разваливается на глазах. И все это только для того, чтобы после твоей смерти я получила в наследство то, что от нее останется. Скажи мне, Поппи, в ком из нас меньше здравого смысла?

И опять ответа не последовало. С эгоистичной точки зрения Гвин была даже рада этому. Но, с другой стороны, она испытывала душевную боль из-за сострадания к старику. Пусть дед всегда был ее противником в спорах, но в то же время он научил ее ездить верхом, показывал ей, как запускать воздушного змея, брал ее на подледную рыбалку и всегда помещал почетные школьные грамоты внучки на видном месте, так чтобы все видели их.

Она снова повернулась к окну, как раз вовремя, чтобы увидеть, что Алек подъехал и остановил машину перед домиком смотрителя, стоящим в сотне ярдов от гостиницы.

— Когда Алек снова перебрался сюда?

Ангус, видимо, был рад смене предмета разговора.

— В прошлом году. Мы не берем с него арендной платы в обмен на то, что он чинит кровлю и рубит дрова. — Он помолчал. — Мэгги заставила меня предложить ему жилье после его развода. Правда, Алек почти целый год продолжал жить в городе, у миссис Кроуфорд. Не знаю, почему он потом все же переехал. Но я этому рад. Он часто навещал нас, даже когда был женат на Саре Прют. — Старик покачал головой, словно это вовсе не укладывалось у него в голове. — Но гораздо лучше, когда он все время рядом. Я скучал без него.

Еще бы. Нельзя сказать, что Гвин ревновала или завидовала привязанности деда к Алеку, но именно он добросовестно исполнял роль внука, чего не делала Гвин. Нана и Поппи относились к нему как к родному, а после смерти отца Алека — это случилось, когда мальчику было шестнадцать, — стали его официальными опекунами, поскольку его мать умерла еще раньше. Невозмутимый Алек мог ладить с дедом. А Гвин не могла. Они с Поппи были слишком похожи, как две стороны одной монеты, и ни один, ни другая не хотел отказаться от того, во что верили, неважно, правильно это или нет. Проблема в том, что каждая из сторон одной монеты не может увидеть другую.

— Значит, так… — отвлек ее от размышлений голос деда. — Как я понял, после праздников ты уезжаешь обратно?

По счастью, он не уточнил, после каких праздников.

— Планирую, — сказала она, направляясь к двери.

В прежние времена Гвин бы ушла молча. Нет, на самом деле в прежние времена она бы вылетела из комнаты, хлопнув дверью. Но что-то изменилось, и она чувствовала себя вынужденной что-то делать.

— В какое время вы теперь ужинаете?

Старик приподнял брови.

— Мэгги обычно приносит мне ужин сюда примерно в шесть часов.

— Понятно. — Это никуда не годится, подумала Гвин. — Мэгги говорила что-то насчет двух сестер, которые живут здесь?

— Да, сестры Ньюман, близнецы. А почему ты спрашиваешь?

— Они ужинают в столовой?

Их маленькая гостиница отличалась от других тем, что обеды и ужины подавали в комнате, которая была устроена наподобие большой семейной столовой, с одним общим столом.

— Когда есть другие гости, да. А когда нет, как сейчас, Мэгги накрывает им в комнате для завтраков. — Старик сердито насупился, так что глаза почти спрятались под бровями. — Почему ты спрашиваешь?

— Предлагаю тебе переодеться к ужину, Поппи. И побриться. Ты же не хочешь, чтобы сестры Ньюман увидели тебя в этом старом халате?

— Ну уж нет, мисс. Я не собираюсь есть на публике.

— В таком случае останешься без ужина, потому что Мэгги не принесет его сюда.

Она вышла и закрыла за собой дверь, успев услышать посылаемые ей вслед проклятия.

ГЛАВА 3

— Мэгги! Мэгги!

— О Боже…

Бормоча что-то себе под нос, Мэгги вытерла руки посудным полотенцем, бросила его на стол и торопливо направилась в гостиную к Ангусу.

— Ну что? — сердито спросила она, уперев руки в бока.

Будто она не знала что. Гвин сказала ей об ультиматуме, который выдвинула Поппи: либо он будет ужинать вместе со всеми, либо умрет с голоду. Мэгги и сама не имела ничего против того, чтобы уморить голодом сварливого старикана. После того как Ангус сломал лодыжку, он стал просто невыносим, и терпение Мэгги иссякло еще две недели назад. Впрочем, потребовался приезд Гвин, чтобы Мэгги поняла, как ей все это надоело. И в самом деле, если Ангус не нуждается в особом уходе, почему она должна за ним ухаживать?

— Что случилось такого серьезного, что вы не можете подождать пять минут?

Ангус поерзал в кресле, морщась для пущего эффекта. От внимания Мэгги не ускользнул тот взгляд, который он украдкой бросил в ее сторону, явно проверяя, удалось ли ему вызвать сочувствие. Поскольку никаких признаков сочувствия не было, он сказал:

— Просто я хотел сказать вам, чего я хочу на ужин, вот и все.

— Вы получите ирландское рагу с черным хлебом, как и все остальные.

Он снова поерзал и пригладил усы.

— Меня это устраивает…

Мэгги скрестила руки перед собой, готовая к бою.

— И ужинать вы будете в столовой, вместе с остальными.

Седые брови взметнулись на лоб, как пара испуганных кошек. Затем опустились.

— Послушайте, Мэгги…

— Гвин абсолютно права, — заявила та, не сдавая позиций ни на дюйм. — Вы позволяете себе распускаться только из-за того, что сломали лодыжку. Я не понимаю, почему так долго терпела все это. И почему была настолько слепа, что не замечала, как вы стали выглядеть. Так что приводите себя в порядок и приходите ужинать в столовую, как все порядочные люди. Хотя я понимаю, что вам это будет нелегко.

— Но, Мэгги, послушайте… — снова начал он.

— Никаких возражений, Ангус Робертс. Я уверена, что ваша внучка в день своего приезда не захочет ужинать тут с вами, в этой затхлой комнате с этим старым телевизором, в который вы все время коситесь. — Мэгги прищурила глаза и продолжила: — А поскольку вы не на смертном одре, как бы вы ни старались заставить остальных поверить в это, то будьте любезны выйти к общему столу.

Старик хмыкнул и вынул изо рта потухшую трубку.

— Я думаю, моей внучке все равно, будем ли мы с ней ужинать вместе.

Мэгги подошла вплотную и выхватила из его руки трубку.

— Тогда почему именно она настаивает, чтобы вы пришли в столовую?

— Отдайте трубку, Мэгги!

Он сердито потянулся вперед, но Мэгги подняла трубку повыше. Старик с ворчанием откинулся на спинку кресла и поднял глаза к потолку.

— Господи, если Тебя не затруднит, скажи: за какие грехи Ты наслал на меня эту женщину?

— Потому что других желающих не нашлось, — съязвила Мэгги и направилась в его спальню.

— Эй! — закричал ей вслед Ангус. — Что вы делаете? Кто вам позволил входить туда?

Мэгги оставила его вопль без внимания. Она действительно почти не заходила в эту комнату после смерти Эйлин, но до того она бывала там часто. Особенно во время тех последних трудных месяцев. При Эйлин это была прелестная комната, оклеенная зеленоватыми обоями с рисунком из нежных роз и лент. Окно обрамляли темно-розовые атласные портьеры и гардины из ирландского тюля. В центре просторной спальни стояла старинная кровать кленового дерева, которую Мэгги с Алеком пришлось перенести наверх вместе с туалетным столиком и пуфом к нему. Ангус заставил Алека содрать со стен старые обои и выкрасить все белой краской, а занавески заменил на деревянные решетчатые ставни. От первоначального мебельного гарнитура остался только комод и одна тумбочка. Там, где когда-то царствовала широкая кровать, теперь стояла односпальная — пружинный матрац на примитивной деревянной раме.

Монашеская келья, и та выглядит более привлекательно, подумала Мэгги.

В комнате стоял затхлый запах сырости и табака. Мэгги сморщила нос. Желание распахнуть настежь окно, невзирая на снег, было почти непреодолимым. Но она сумела сосредоточиться на своей цели, притворяясь, что не слышит беспомощного ворчания, доносящегося из соседней комнаты. Порывшись в комоде, она отыскала чистое белье и носки, затем извлекла из шкафа чистую джинсовую рубашку и хлопчатобумажные брюки защитного цвета со специально распоротой снизу штаниной, чтобы не мешал гипс. Бросив все это на кровать, она вернулась в гостиную.