видел во сне, как над землей клубятся тучи, сквозь которые пробивается пламя в

прожилках дыма: пылают новые домны и старые города, смешиваются дымы заводов и

выстрелов, слышатся проклятия побежденных и, песни победителей.

Война шла без штыкового и артиллерийского соприкосновения главных

враждующих фронтов. Но гремели выстрелы, и падали убитые, и пленные шли усталыми

колоннами. В Дюссельдорфе и Гамбурге фашисты стреляли по рабочим ‐ это были залпы

по нам. Мы расстреливали вредителей ‐ и наши пули вырывали солдат из армии

капитала. Итальянские и японские коммунисты сидели в тюрьмах ‐ это наши были

захвачены в плен Мы свозили в концлагеря кулаков и троцкистов‚ как пленников

международного пролетариата.

Иван в ожесточении думал: «Да, мы сражаемся теми же средствами что и враги». Он

хорошо запомнил, как Советская власть на первых порах отменила смертную казнь. Но

этот призыв к гуманности враги даже не захотели заметить. А теперь у нас нет ни

времени, ни опыта, ни перевеса сил, чтобы найти другие средства, кроме ‐ тех‚ которые

угнетатели тысячелетиями испытывали на рабочих хребтах.

Бои шли на огромных территориях с переменным успехом. 1932 год начался нашей

победой. 1 января был пущен Нижегородский автозавод, 31 января первая домна

Магнитки 1 мая в 6 часов 50 минут, ровно в ту минуту, как восемь лет назад умер Ленин‚

первый агрегат Днепрогэса зажег лампочку‚ Ильича.

Германский народ выдвинул кандидатами в президенты Гинденбурга, Тельмана, Гитлера. При известии об этом товарищи, не сговариваясь, сошлись к Москалеву. Они

отрывисто перебрасывались словами и словно прислушивались к чему‐то. Они верили в

свою победу, потому что, почти как в себя, верили в рабочий класс Германии.

Гинденбург получил 18 миллионов голосов, Гитлер ‐11 миллионов, Тельман пять

миллионов. Это было поражение, масштабы, которою Москалев, Трусовецкий‚ Бальцер, как и‚ все члены ВКП(б) ‚ сразу не могли осознать. Но они все же поняли что Мировая

революция, отступила, что еще суровей надо напрягать собственные силы. У Ивана

теплело на сердце, когда он вспоминал о красных районах Китая, о такой же советской

территории, пусть и закрытой; от нас тучами вражеских сил. Прежде он ждал успеха от

союза с Гоминданом и с одобрением узнал из закрытой информации о посылке к Сун Ят‐

сену командарма Василия Блюхера в качестве главного военного советника. Но Сун Ят‐сен

умер, а его приемник Чан Кай‐ши изменил революции, и вскоре Блюхеру пришлось

сражаться на КВЖД с войсками которые он помогал обучать. Те же войска ведут сейчас

наступление на красные районы Китая, а Японцы под шумок занимают Мукден и Харбин.

Была задута домна №1 Кузнецкого комбината. Советские, немецкие, американские

рабочие специалисты, вместе строившие ее, столпились под апрельским небом, дожидаясь пока директор комбината товарищ Попов и сменный инженер Эйкок осмотрят

газопроводы и холодильные устройства и дадут команду открывать шибер горячего

дутья.

Сибиряки гордились этим маленьким проявлением международной пролетарской

солидарности но все уже знали, что месяцем раньше в Женеве Генеральная коммисия

конференции по разоружению большинством – против двух голосов Литвинова и Теффик

Рюштебея – отклонила советское предложение о принципах всеобщего разоружения.

И стало ясно, что мировая война ближе, чем мировая революция.

Буча была вселенской, охватывала все материки и два миллиарда людей живущих на

ней. Но Иван в этой буче ни разу не почувствовал себя безвестной песчинкой. Ежечасно

он ощущал, что необходим партии, что партия не сводит с него глаз: и когда ставили ему

на вид в постановлениях крайкома, и когда поднимали с постели для ночного разговора с

Эйхе, и когда писали про Томск в «Советской Сибири».

Он был в руководстве огромного края, как член Запсибкрайкома ВКП (б), и был

причастен к руководству всей страной как делегат XVI партсъезда и двух всесоюзных

конференций.

Он знал, что в случае настоящей войны будет не меньше чем комиссаром полка. А

ведь именно полки начинают прорыв фронтов. Он знал, что пять с половиной тысяч

томских коммунистов – это больше чем дивизия , ибо коммунистическая дивизия таит в

себе мощь армии.

Но дело даже было не в этом. Когда Байков говорил: « Вот сукин сын Макдональд, отменил пособия безработным»,‐ говорил таким досадливым домашним тоном, будто

лично имеет дело с этим Макдональдом, то Иван прекрасно понимал товарища. У всех

настоящих большевиков было развито чувство своей личной исторической миссии, чувство руководства историей. Это шло ещё от Ленина, от Октября. Это чувство включало

Томск необходимым звеном в цепь мировой революции, и задачей горкома было так

отковать свое звено, чтобы оно было высокой надежности.

Чрезвычайные меры по топливу были одним из ударов, отковывающих звено.

Москалев докладывал на пленуме горкома: ‐ В аппарате гортопа окопались

адмссыльные, бывшие меньшевики и всякая прочая сволочь. Всех этих перерожденцев

органы ОГПУ арестовали, и надо надеться, расправятся с ними по заслугам. А

хозяйственное руководства в лице Отландерова надело шляпу с большими полями и не

заметило под носом действий классового врага. Арабские цифры наличия топлива

оказались арабскими сказками. Вредители выбирали, где у нас сидит пошляпистее

руководство. Они подходили, так сказать, дифференцированно. Отландерова мы выгнали

из партии. Он приходил ко мне, каялся, мямлил. Я должен сказать, что он даже по своему

голосу не перестроился не только по существу работы.

Весной 1932 года было опубликовано постановление Совнаркома СССР, ЦК ВКП (б) и

Наркомзема «О работе животноводческих совхозов»;

«СНК, ЦК И НКЗ считают недопустимой и вредной попытку отдельных работников

животноводческих совхозов замазать недостатки, вытекающие из плохого руководства их

работой, ссылками на то, что животноводческие совхозы находятся в начальной стадии

строительства…

СНК, ЦК, НКЗ полностью одобряют меры по ликвидации этих недостатков, выразившиеся в снятии с работы и отдании под суд Директоров животноводческих

совхозов, изобличенных в бесхозяйственности и разбазаривании государственной

товарной продукции»

Дальше следовали пункты:

«Снять с работы с отдачей под суд» ‐ и перечислялись тридцать четыре директора со

всех концов Союза в том числе три из Западной Сибири.

«Снять с работы без отдачи под суд» ‐ и перечислялись девяносто два директора‚ в

том числе четыре из Западной Сибири.

«Назначить в каждый совхоз контролера НКЗ.

Молотов, Сталин, Яковлев».

Так кончалось постановление. Томские совхозы «Тимирязевский» и «Овражный»

там не назывались.

‐ Миновала нас чаша сия ‐ сказал Москалев товарищам‚ собравшимся, как всегда, вечером на огонек в его кабинете.

Перед ним лежало постановление с крупным заголовком, во всю страницу

«Правды», а рядом валялся маленький листок городской газеты «Красное знамя» с его, Москалевским, портретом и позавчерашней речью на партактиве.

Сложив руки на краю стола и привалившись к ним грудью, он косился на свою речь и

перечитывал собственные слова: «Нельзя руководить методами уравниловки и

сплошняком. Если мы сегодня имеем затруднения, то они на 99 процентов происходят от

уравниловского подхода к разрешению вопросов. Сегодня существо партийного

руководства состоит в том, чтобы оно овладело самыми мельчайшими частицами на всех

участках работы».

Иван удрученно цыкнул уголком губ. Извечная мечта каждого партийного работника; Овладеть мельчайшими частицами на всех участках! Стремление к этому бесконечно, как

бесконечно движение вперед. И вообще, вся партийная работа – без конца‚ и без краю.

Так велики и отдаленны цели, что для их достижения не хватит наших жизней. А ведь

хочется; очень хочется, ощутить что‐то конечное, реальный плод своей деятельности, как

рабочий ощущает сработанный им – продукт.

Маленький Бальцер ходил по комнате, попадая под разное освещение верхней» и

настольной ламп, и поблескивал то лысиной то орденом;

‐ Вот эт‐то сверхконтроль! ‐ говорил он. ‐ Прямо через голову крайкома нашу. Разве

ЦК уже нам не верит? Какие же права у нас остаются?

Байков выглянул из‐за высокой спинки кресла и сказал вслед Бальцеру:

‐ Ну‐у, для снятия с работы у тёбя еще осталась большая номенклатура.

Подольский, стоявший у окна с засунутыми в карманы галифе руками, хохотнул и

серьёзно сказал:

‐ Из Москвы распознать столько преступников на местах? Не знаю, как удалось.

‐ Ладно, ладно, ‐ проворчал Трусовецкий, вольготно рассевшись на двух стульях у

стены. ‐ От мне, фракционеры собрались, решение ЦК ревизуют. А слыхали в «Овражном»

тридцать лошадей чесоткой хворают?

Москалев медленно поднял глаза:

‐ Неужели опять вредительство? Опять прошляпили? ‘

‐ Нет вредительства‚ ‐ отрезал Подольский : Мои там были. Бескультурье. Туда не

ОГПУ, а доброго ветеринара надо!

‐ А директор‐то языка не имеет: Рук не имеет? ‐ спросил Москалев, выпрямляясь. Да

за бездеятельность и надо гнать в шею, А ты, Остапыч, что сидишь да информируешь?

Давно послал бы ветеринара.

‐ Та пошлю.

‐ Завтра послать, ‐ Москалев прихлопнул пальцами по столу.

Ему стало неловко от этого раздраженного жеста, от своего злого голоса. Хоть

Остапыч к черту ‚послал бы, легче стало бы. Но Остапыч только откинул на спинки стульев

свое дородное тело и уперся в сиденья руками.

‐ А нервы сдавать стали, товарищи, сказал Москалев

‐ Это нельзя, ‐ отозвался Подольский.

‐ Скоро дачи на Басандайке отремонтируют, успокоил Трусовецкий, ‐ Станем ездить

нервы ликувать.

‐ В волейбольчик сыграем‚ ‐ сказал Подольский, одергивая гимнастерку ,поправляя

на ремне кобуру нагана, казалось, вот ‐ вот он поплюет на руки, чтобы ‚ловчее принять

мяч.

‐ Рыбалка, рыбалка товарищи,‐ Степан Николаевич многозначительно потряс ‐

трубкой‚ создадим артель «Елец», или нет, это аполитичное название. Создадим артель

«Красный елец» Выработаем платформу…‐ Губы у него расплылись, щеки подперли глаза.

Иван, улыбаясь, слушал болтовню приятеля и украдкой поглядывал на свой портрет в

газете. После Воронежа он, кажется, нигде больше не фотографировался. А в зеркале, куда глядишься каждое утро, как‐то незаметны изменения в собственной физиономии.

Поэтому он с любопытством и несколько отчужденно смотрел на слабый оттиск в

газете. Волосы, зачесанные назад, лежат покорно и не падают кудрями на лоб, нос стал

четче, острее, губы словно удлинились и стали тверже. И гимнастерка сменена на

партийку.

Тридцать три года! Возраст Христа при распятии,‐ как сказал всезнающий Степан

Николаевич…

Уж первую‐то фазу коммунизма он успеет построить. Теперь успеет. Вместе с

партией он такой путь отмахал – словно горняк с кайлом, словно землекоп с лопатой, отваливая кубы за плечо! И все бы счастливо, если бы не тоска о детях. Когда ему снился

хаос переломной эпохи самое страшное было то, что дети не с ним и он не может укрыть

их от выстрелов, туч и пожаров. От этого он просыпался по ночам и с тоскою прижимался

к Розе. Он слушал ее ровное дыхание и долго глядел на смутно просвечивающую сетку

тюля на окнах.

Дети оставлены, и никак не оформлены отношения с Лидией, и крайком молчит, хотя

в нашу суровую эпоху строго караются семейные разрывы в среде коммунистов…

Если совхозная чаша миновала горком, то посевная чаша пришлась как раз по губам. В

начале второй декады сева пришла телеграмма:

« По данным на десятое выполнено 18 процентов посевного плана, не ожидали от

вас такой позорной работы, при ваших темпах есть опасность, что осень наступит раньше

чем вы закончите посев. Неужели ваш актив нужно зачислить в разряд болтунов? Эйхе, Грядинский».

Иван досадливо усмехнулся: дали открытым текстом, чтоб все прочитали. Вот

педагоги!

Собрались оставшиеся еще в городе работники и члены горкома и горсовета.

Москалев огласил телеграмму и сводку на вчерашний день. Было 19,3 процента.

Бальцер отсутствовал, он уехал на село, но из глубины зала кто‐то сказал его словами: