— Мне это снится? Точно, снится! Маленькая упрямица превратилась в иностранку. Иди сюда, дай, обниму тебя! — И с этими словами он подхватил свою когда-то хрупкую свояченицу и закружил ее по комнате.

— Гордон, старый медведь, сжалься надо мной, поставь на место! — смеялась Абигайль.

В этот миг по лестнице с серьезным лицом спустился Дункан.

— Давайте вести себя немного потише. Бабушка хочет спать, она… — произнес он, но потом умолк и с любопытством уставился на Абигайль.

— Ты так смотришь, словно задаешься вопросом: кто эта веселая дама и откуда она здесь взялась? — захихикала Абигайль.

— Вы не так уж неправы в своем предположении, — вежливо ответил Дункан.

— Значит, у нас мысли сходятся, поскольку я тоже только что спросила себя: кто этот привлекательный молодой человек и что он здесь делает? Впрочем, я уже догадалась, кто ты такой. Позволь напомнить: твоей любимой игрушкой когда-то была лошадь-качалка, которую сделал тебе дядя Гордон, не так ли? И разве в то лето, когда тебе было восемь, ты не бесчинствовал на море со старшей невестой пирата?

— Что? Ты тетя Аби, которая строила нам с ребятами-маори пещеру разбойников на Мокоиа? — недоверчиво переспросил он.

— Да, я была невестой пирата. А ты из озорника превратился в настоящего джентльмена! Иди сюда, дай своей старой тетке обнять тебя. — И, не дожидаясь ответа, Абигайль резко притянула племянника к себе.

Похоже, это немного смутило его.

— А ты не хочешь узнать, как мама? — строго вклинилась в разговор Оливия.

Абигайль отстранилась от юноши.

— Дай мне хотя бы осмотреться. Я ведь даже не знаю, хочет ли она меня видеть.

— Нет, не хочет! — резко ответила Оливия. — Но это не значит, что ты не должна поинтересоваться состоянием ее здоровья. Впрочем, лучше спроси Аннабель о том, что случилось.

— Мама, прошу тебя, прекрати! — прошипел Дункан.

Но Оливия не обращала на сына внимания. Вместо этого она так закричала, что едва не сорвала голос:

— Ладно, если она не хочет говорить тебе, то это сделаю я. Мама…

— Черт тебя побери, Оливия! — возмутился Гордон.

— Мама! — предпринял еще одну попытку Дункан.

— Она не смотрела за мамой, та упала и теперь парализована!

— Парализована? — с ужасом в голосе переспросила Абигайль.

— Да, она больше не может шевелить ногами и, скорее всего, проведет остаток своей жизни в постели или, если повезет, в инвалидной коляске! Беспомощная женщина, за которой нужно будет ухаживать!

— Оливия! — раздался хриплый голос из комнаты наверху. — Оливия!

— Она зовет тебя, — бесцветным голосом произнесла Аннабель, заметив, что сестра не сдвинулась с места.

— А я не пойду. Это твой дом, и это из-за тебя она оказалась в таком положении!

— Оливия, а ты и впрямь мерзкая, — возмутилась Абигайль. Ее любезность как ветром сдуло.

Дункан возмущенно пробормотал:

— Не знаю, что на тебя нашло, мама, но ты словно фурия набросилась на сестру, и я не собираюсь просто стоять и слушать это.

Оливия в недоумении уставилась на сына. Таким тоном он с ней никогда не разговаривал.

— Оливия! — Голос матери звучал жалобно, почти умоляюще.

— Иди уже! — воскликнула Абигайль, но Оливия упрямо скрестила руки на груди и заявила, что больше не войдет в комнату, где пахнет смертью.

Аннабель бросила на нее испуганный взгляд, а затем молча стала подниматься по лестнице.

— Разве я тебя звала? — прохрипела Марианна, когда Аннабель вошла в комнату.

— Что тебе принести? — спросила в ответ Аннабель, изо всех сил стараясь не показать, насколько она растеряна и обижена из-за неслыханного поведения сестры. Оливия всегда была капризной, избалованной и немного высокомерной, но злой — никогда. К сожалению, она изменилась, причем не в лучшую сторону.

— Я хочу стакан молока. Но пусть она принесет. В дальнейшем за мной будет ухаживать она. Я хочу, чтобы за мной ухаживала Оливия.

Аннабель с трудом сдержалась, чтобы не произнести вертевшиеся у нее на языке слова возмущения. Вместо этого она поспешно повернулась на каблуках и молча вышла из комнаты. Слезы застилали глаза. Женщина решительно вытерла с лица их предательские следы. Никто не должен видеть, что она плакала. Впрочем, Аннабель всегда была плаксивой, но после приезда Оливии сдерживаться не получалось совсем.

— Мама недвусмысленно требует тебя, Оливия! — наконец твердым голосом объявила она. Теперь все взгляды были устремлены на среднюю сестру.

Оливия по-прежнему стояла, словно окаменев, даже не пытаясь сдвинуться с места.

— Скажи ей, что с учетом того, как со мной обращаются в этом доме, я не задержусь здесь ни на секунду. А ты, мой милый сын, должен немедленно передо мной извиниться. Мы уходим!

— Ведите себя тише, иначе мама услышит. Оливия, ты не можешь бросить ее сейчас одну, — умоляющим тоном прошептала Аннабель, но Оливия не отреагировала на ее слова, она ждала реакции сына.

— Дункан, пожалуйста, скажи мистеру Харперу, что мы уезжаем немедленно. Пусть узнает, когда уходит ближайший поезд. Если будет необходимо, переедем в другой отель. Слава богу, прошли те времена, когда этот дом был единственным во всей округе.

Дункан не сдвинулся с места.

Оливия сердито сверкнула глазами и подошла вплотную к сыну.

— Ты меня не понял? Мы уезжаем!

— Я понял тебя, мама, — спокойно произнес он. — Понял я и то, что с тех пор как мы приехали сюда, тебя мучит ужасная головная боль, однако это не может быть причиной того, чтобы мучить тетю Аннабель и бросать свою мать…

— Просто чудесно. Это еще вопрос, кто кого бросает! — возмутилась Оливия и нетерпеливо дернула сына за руку, но Дункан осторожно высвободился.

— Я побуду еще пару дней. Мне кажется, что всем нам придется нелегко, когда бабушка узнает, что ты не будешь с ней рядом именно тогда, когда она нуждается в этом больше всего.

Засопев от ярости, но не произнеся больше ни слова, Оливия с гордо поднятой головой направилась к комнате номер девять.

Первой обрела дар речи Аннабель:

— И кто теперь принесет ей стакан молока?

— Тетя Абигайль, — предложил Дункан, но Абигайль уже уселась на свой чемодан и пробормотала:

— Она стала ужасно невыносимой.

— Кто-то должен осторожно сообщить ей, что Оливия ушла, — заметила Аннабель и торопливо добавила: — Я с удовольствием взяла бы это на себя, но сейчас уже пора подавать гостям ужин, и я должна помочь Руие на кухне.

— Руие? — удивленно переспросила Абигайль. — Нашей Руие?

— Да, я наняла ее, когда после смерти отца мама передала нам отель, — почти извиняющимся тоном пояснила Аннабель.

— Но это же чудесно! Мне она всегда нравилась!

— Я пойду к бабушке, — заявил Дункан.


Чуть позже Дункан с задумчивым видом вошел в комнату бабушки. Поведение матери сильно задело его. Он знал, что на самом деле Оливия — добрый человек. Она всегда была заботливой и внимательной. Возможно, это как-то связано с тем, что отец все реже бывает дома? Или причина в этой жуткой головной боли?

— Где твоя мать? Кто это так кричал? И о чем вы там внизу шушукались? — засыпала его вопросами настороженная Марианна. Она уже сидела на постели и нетерпеливо барабанила костлявыми пальцами по одеялу.

Дункан откашлялся и протянул ей стакан.

— Где Оливия? — повторила она.

— Понимаешь, бабушка, она уже не первую неделю страдает от ужасной головной боли. Из-за этого воздуха маме стало хуже, и ей пришлось немедленно уехать.

Молодому человеку до глубины души было больно смотреть, как в ту же секунду пожилая женщина сникла. Казалось, она внезапно постарела на несколько лет.

— Твоя мать уехала из Роторуа, не попрощавшись со мной? — На глазах Марианны выступили слезы.

— Я должен передать тебе, что она скоро вернется. Как только совсем поправится, — солгал Дункан.

— Она больна? Но почему мне никто ничего не сказал? Бедная девочка! Она приехала в такую даль, хотя ей плохо. Боже мой, что с ней? Она уже была у врача? — Марианна устало умолкла, залпом выпила молоко.

— Я думаю, что скоро ей станет легче, — вяло произнес Дункан.

— Но кто же теперь будет ухаживать за мной? Аннабель носится только со своими постояльцами. Кроме того, мне становится так грустно, как только я вижу ее. Сразу вспоминаю Элизабет. К тому же она делает вид, что приносит себя в жертву, а на самом деле ей противно возиться со мной. Мне нужен кто-то, кто не будет ухаживать за мной из-под палки. Кто-то, чье присутствие мне приятно…

— Бабушка, мы ведь все тебя любим. Тетя Аннабель, дядя Гордон, я и…

— Значит, ты побудешь еще немного? — перебила она его с недвусмысленным упреком в голосе.

Дункан смущенно отвернулся и пробормотал:

— Она хотела, чтобы я побыл пару дней вместо нее.

— Но этот ужасный поезд… Кто же будет с ней, если ей нехорошо? — встревоженно поинтересовалась Марианна.

— Я думаю, что она поспит в поезде, — ответил юноша, а потом ему пришло в голову, что он может отвлечь бабушку от внезапного отъезда Оливии и наверняка порадовать другой новостью. — Бабушка, есть еще кое-кто, кому хочется поухаживать за тобой. — Он улыбнулся, радуясь, что вовремя вспомнил о своей второй тетке.

— Вот как? Хелен приехала? — спросила Марианна без особого энтузиазма.

— Нет, не моя сестра, а тетя Абигайль. Представляешь, она получила известие от тети Аннабель и сразу же отправилась в путь. Твоя дочь очень хочет увидеть тебя и немного побыть с тобой!

— У меня нет дочери по имени Абигайль! А теперь оставь меня одну! — С этими словами Марианна рухнула на подушки и повернулась к внуку спиной.


Место у мостков еще в детстве было у нее самым любимым. Особенно в такое время дня. Только что скрывшееся за горизонтом солнце окрашивало небо в оранжевый цвет. В небе парили причудливые громады облаков, похожие на стаю огнедышащих драконов. Остров Мокоиа, который только что освещало заходящее солнце, теперь отражался на поверхности озера, похожий на место, полное каких-то мрачных тайн. Абигайль не могла отвести взгляд от этого невероятного спектакля. Он немного отвлекал ее от жгучей боли, полыхавшей в сердце. Она пошла за Дунканом по лестнице, но войти в комнату матери побоялась. Дверь была слегка приоткрыта, и уничижительная фраза матери вылетела в коридор: «У меня нет дочери по имени Абигайль!» Каждое слово резало ее хуже ножа. Она не ожидала, что мать встретит ее с распростертыми объятиями, но эта непримиримость потрясла молодую женщину до глубины души.

Абигайль услышала приближающиеся шаги и раздраженно обернулась. Она хотела побыть одна. Никто не должен знать, как сильно она страдает от неприязни матери. Увидев, кто собрался составить ей компанию на мостках, она облегченно вздохнула. Это был Дункан, и впечатление он производил не самое радужное.

— Садись рядом со своей пиратской невестой! — нарочито шутливым тоном пригласила племянника Абигайль.

Дункан послушался. Какое-то время он ничего не говорил, предаваясь мрачным размышлениям.

«Может быть, он собирается с духом, чтобы поаккуратнее преподнести мне слова матери?» — подумала Абигайль и решила освободить его от этой неприятной обязанности.

— Дункан, я знаю, что она сказала. Я пошла за тобой и слышала все собственными ушами.

— Правда? — с явным ужасом переспросил Дункан и нерешительно добавил: — И то, что ты больше не… — Он запнулся.

— …и то, что я больше не ее дочь.

— Но, боже мой, что такого произошло, что она не хочет простить тебя? Я помню только, что однажды вечером ты исчезла. Мне тогда было лет восемь или девять. Я проводил у вас каникулы и в тот день был с мамой на известковых террасах. А когда после возвращения спросил о тебе, бабушка сказала, что ты сбежала. Помню еще, что на следующий день она лежала в постели и была белее мела, а все взрослые грустили. Никто ничего не рассказывал, дедушка сидел на террасе и плакал. Я уже подумал, что кто-то умер… — В голосе Дункана слышалось отчаяние.

«Мальчик мой, тогда кое-кто действительно умер. «Золотко», маленькая Аби», — подумала Абигайль. Как ей хотелось довериться этому чуткому юноше! Как хотелось наконец облегчить душу, но она ни в коем случае не имела права делать это только потому, что не знала, как быть дальше. Нет, нужно сохранить свою тайну навеки, глубоко в душе.

Когда вечерами, находясь вдали от дома, Абигайль плакала, пытаясь уснуть, ее утешала мысль о том, что после смерти матери она могла бы довериться сестрам. Но наступал новый день, и она отказывалась от этого плана. Если уж мама принесла в жертву свое «золотко», лишь бы сохранить тайну, разве она сама не должна молчать вечно?