– Мы будемъ ждать! – сухо сказалъ Брукъ и взялъ со стола шляпу и тросточку, что-бъ положить ихъ на мѣсто.

Президентша слегка вздрогнула, на лицѣ ея отразилось чувство страха, но быстро овладѣвъ собою, она шутливо ударила доктора по плечу.

– Вотъ это благоразумно, дорогой докторъ! Вы помогли намъ выйти изъ весьма затруднительнаго положенія. Мы опасались протеста съ вашей стороны, я отлично помню какъ вы всегда настаивали на разъ назначенный день.

– Да, но для моего переселенія въ столицу, отсрочка даже необходима, – отвѣтилъ Брукъ и вышелъ изъ комнаты.

– А что скажетъ невѣста? – спросила тетушка робкимъ голосомъ, желая прервать молчаніе присутствующихъ.

– Я очень довольна этому замедленію, потому что мнѣ необходимо приготовиться къ моей будущей, внезапно измѣнившейся, жизни, – отвѣчала Флора съ сіяющимъ лицомъ. – Боже мой, какая разница! Отъ жены профессора университета свѣтъ требуетъ гораздо большаго, чѣмъ отъ обыкновенной докторши. – Слова эти были сказаны съ гордостью и надменностью; она торжествовала, что достигла своего завѣтнаго желанія. Совѣтникъ съ удовольствіемъ слушалъ, что говорила Флора, а президентша видимо боролась съ какой то неотвязчивою мыслью.

– Что ты такъ много мечтаешь о своей будущей жизни! – сказала она, покачивая головою.

– Потому что я увѣрена въ моей блестящей будущности, бабушка, – отвѣчала она съ легкимъ смѣхомъ, а потомъ быстро повернулась спиною къ пожилой дамѣ и обратилась къ г-жѣ Діаконусъ. – Теперь я вполнѣ отдаю себя въ ваше распоряженіе, дорогая тетушка. Дѣлайте со мною, что хотите, только научите меня, какъ мнѣ составить счастіе Лео. Я буду шить, варить, – съ этими словами она поспѣшно сняла перчатки. – Ахъ! – вдругъ вскричала она и нагнулась, какъ бы желая что-то поднять: простенькое золотое кольцо упало съ ея пальца, въ ту минуту, какъ она снимала перчатку. Никто не слыхалъ, когда оно упало, но всѣ принялись усердно искать, хотя и безъуспѣшно; казалось, будто колечко провалилось сквозь землю.

– Оно, вѣроятно, упало въ твои подушки, Генріэтта, – говорила Флора, и лицо ея покрылось ужасною блѣдностью. – Позволь потревожить тебя на минуту и посмотрѣть.

– Нѣтъ, этого я не могу позволить, – сказала рѣшительно тетушка, – Генріэтту нельзя напрасно безпокоить.

– Какъ напрасно, тетушка? – повторила Флора, надувши губки, какъ капризный ребенокъ. – Вѣдь, это мое обручальное кольцо.

Кети вздрогнула при этихъ словахъ. Вѣдь не могло же кольцо какимъ нибудь сверхъестественнымъ чудомъ возвратиться в руки Флоры? Значитъ, она лгала и обманывала съ такою наглою смѣлостью!

– Да, это весьма непріятный случай, – сказала добрая старушка, – но, вѣдь, кольцо въ комнатѣ пропасть не можетъ. Мы сегодня-же вечеромъ отыщемъ его и я пришлю вамъ ваше дорогое сокровище.

– Я засыплю золотомъ того, кто мнѣ его сегодня доставитъ, – увѣряла Флора, между тѣмъ какъ тягостное безпокойство видимо овладѣло всѣмъ ея существомъ.

Президентша и совѣтникъ, замѣтивъ, что Генріэтта не принимаетъ никакого участія въ ихъ бесѣдѣ, придвинули свои стулья къ кровати и усѣлись возлѣ больной.

XVII.

Тетушка вышла изъ комнаты, что-бъ приготовить гостямъ чай, и Кети послѣдовала за нею. Возмутительная комедія, такъ ловко разыгранная коварною невѣстою, взбѣсила ее до крайности и молодой дѣвушкѣ необходимо было оставить комнату, что-бъ нѣсколько успокоиться. Кети попросила тетушку, позволить ей похозяйничать, и добрая старушка съ радостью передала ей связку ключей.

– Вотъ, возьмите, дорогая, добрая Кети, – сказала она дрожащимъ голосомъ, какъ будто стараясь подавить глубокій вздохъ.

Растроганная старушка обвила стройный станъ молодой дѣвушки и ласково къ ней прижалась.

– Я отдыхаю душевно, когда смотрю на ваше свѣжее личико. Вы часто напоминаете мнѣ Кети Лютера [15], эту храбрую женщину, всегда готовую поддержать своего воинственнаго мужа, – сказала она грустнымъ голосомъ и поспѣшила вернуться въ комнату больной.

Между тѣмъ Кети отперла шкафъ, вынула оттуда банку съ кофе и большой сладкій пирогъ, нарочно приготовленный въ честь этого дня; затѣмъ она всыпала сахару въ хорошенькую голубую вазочку и усердно вытерла хрустальную тарелку.

Въ то время, какъ она рѣзала пирогъ на части, изъ комнаты больной кто-то вышелъ; а такъ какъ кухонная дверь не совсѣмъ плотно притворялась, то Кети замѣтила, что вышла Флора. Прекрасная невѣста прошла въ сѣни и осматривалась съ какимъ то нерѣшительнымъ видомъ; но вскорѣ глаза ея встрѣтили того кого искали: изъ комнаты тетушки вышелъ докторъ.

Флора бросилась къ нему съ распростертыми объятіями.

– Лео! – послышался тихій возгласъ.

Кети вздрогнула и прислушивалась съ замираніемъ сердца къ этому звуку. Неужели это, дѣйствительно, былъ голосъ Флоры? Могла-ли она говорить съ такою нѣжностью и ласкою? Молодой дѣвушкѣ хотѣлось тотчасъ-же запереть дверь, что-бы ничего не слышать и не видѣть, но она не находила въ себѣ силы для этого и неподвижно стояла, какъ прикованная къ одному мѣсту.

– Лео, погляди на меня! – продолжала говорить Флора, не получая никакого отвѣта отъ своего жениха.

– Къ чему такая холодность? Я вижу, что ты мужественно борешься съ своимъ чувствомъ любви, что-бъ показать свою жестокость, что-бъ наказать меня. А за что? За то, что я вчера, потерявъ всякое сознаніе, не знала, что дѣлала и что говорила? Лео, вспомни, что моя жизнь была въ опасности, я не могла успокоиться отъ волненія, а тутъ еще ты раздражилъ меня.

Кети невольно подняла голову; возлѣ нея стояла кухарка и улыбалась, слушая, какъ важная барышня просила прощенія у молодаго доктора. Появленіе этой женщины напомнило Кети о ея обязанностяхъ; она живо положила пирогъ на хрустальную тарелку, взяла ее въ руки и вышла въ сѣни.

Докторъ, отвернувшись отъ Флоры, молча стоялъ, неподвижно устремивъ глаза вдаль; какъ блѣдно было его чудное лицо, какъ крѣпко сжаты его губы, а между тѣмъ Флора такъ крѣпко прижалась къ нему, какъ вампиръ въ народныхъ сказаніяхъ.Услышавъ скрипъ отворившейся двери, Брукъ обернулся и взглядъ его встрѣтился съ глазами Кети, при чемъ онъ такъ вздрогнулъ, точно его застали въ преступленіи. Флора съ удивленіемъ посмотрѣла на него и сказала успокоительнымъ тономъ:

– Не пугайся, Лео, вѣдь, это только Кети!

Молодая дѣвушка быстро проскользнула въ комнату больной. Сердце ея сильно билось, когда она дрожащими руками поставила тарелку на столъ и потомъ, по просьбѣ Генріэтты, заманила веселыхъ птичекъ въ клѣтку и заперла за ними дверцу.

Въ эту минуту она замѣтила, что на бѣломъ пескѣ клѣтки лежало тоненькое золотое кольцо. Кети осторожно достала его, положила въ карманъ и собиралась выйти, что-бъ приготовить кофе. Между тѣмъ президентша съ важностью говорила о приданомъ Флоры и насчитывала тетушкѣ Діаконусъ все, что еще нужно было приготовить, какъ бы желая убѣдить старушку, что ея знаменитый племянникъ введетъ въ домъ нѣчто въ родѣ принцессы.

Вскорѣ въ комнату вошелъ докторъ, и Кети, вздохнувъ свободнѣе, не поднимая глазъ, быстро проскользнула мимо него и скрылась за дверью. Въ сѣняхъ никого не было; по всей вѣроятности, Флора вышла въ садъ.

Поставивъ налитыя чашки на подносъ, въ то время, когда кухарка надѣвала чистый фартукъ, что-бы выйти къ гостямъ, Кети съ сильнымъ замираніемъ сердца вынула изъ кармана кольцо и подошла къ окну, что-бъ осмотрѣть его. „Э. М. 1843“ – прочитала она – Эрнстъ Мангольдъ. – Значитъ, это было обручальное кольцо матери Флоры.

Молодая дѣвушка изумилась; непростительное легкомысліе, которымъ Флора думала помочь себѣ, вселило въ ея душу еще большее непріязненное чувство къ старшей сестрѣ. Можно ли было осквернить такимъ образомъ этотъ дорогой символъ супружеской вѣрности, свято сохраняемый матерью до конца своей жизни! Кольцо горѣло въ рукахъ Кети: ей хотѣлось такъ далеко его закинуть, что-бъ ни одинъ человѣкъ въ мірѣ не могъ найти его, по это была собственность Флоры, которую ей нужно было возвратить.

Кети вышла изъ кухни и спустилась съ лѣстницы прямо въ садъ.

Флора неподвижно стояла у забора и упорно смотрѣла вдаль; дворовая собака не переставала лаять и ворчать, цѣлая стая куръ робко расхаживала вокругъ ея длиннаго шлейфа; но гордая красавица не обращала вниманія на все ея окружавшее и, скрестивъ руки на груди, продолжала стоять. Только, когда она замѣтила приближеніе Кети, то порывисто повернулась и на лицѣ ея отразилось сильное раздраженіе.

Она, видимо, находилась въ бурномъ расположеніи духа, а теперь брови ея сдвинулись еще мрачнѣе, а въ глазахъ блеснула искра злости.

– Боже мой, ты опять у меня на глазахъ! точно привидѣніе! Можно-ли имѣть такъ мало такта! Къ чему было давеча выскакивать безъ всякой надобности? – крикнула она на сестру, точно передъ ней стояла дѣвченка, которую не мѣшало иногда пугнуть. При этихъ словахъ, въ сердцѣ Кети вспыхнуло справедливое негодованіе; она была самолюбива и не могла, испытавъ одно дерзкое оскорбленіе, подставить и другую щеку.

– Я принесла тебѣ твое кольцо, – сказала она коротко и холодно.

– Давай его!

Лицо Флоры повеселѣло; она быстро схватила кольцо съ протянутой руки и надѣла его на палецъ.

– Слава Богу, что оно опять нашлось. Это очень дурная примѣта.

– Неужели ты тоже вѣришь въ примѣты? – спросила Кети задыхающимся голосомъ.

– Почему же нѣтъ? – Неужели ты думаешь, что умные люди не бываютъ суевѣрны? Наполеонъ I былъ суевѣренъ, какъ старая баба, и я не отрицаю различныя предзнаменованія.

Она посмотрѣла на Кети съ такою смѣлостью и твердостью, точно хотѣла выбить изъ молодой дѣвичьей головки всякое воспоминаніе о прошломъ.

– Ты, кажется, забыла, что вчера не одна тамъ стояла, – сказала молодая дѣвушка, указывая на мостъ.

Флора злобно захохотала.

– Всегда такъ съ нами бываетъ, когда мы во время не умѣемъ отстранить отъ себя такихъ навязчивыхъ личностей, какъ ты, которыя вѣчно суются не въ свое дѣло. Я думаю, ты слышала, какъ я говорила, что вчерашнее происшествіе въ лѣсу такъ сильно потрясло мои нервы, что я положительно не помню всѣхъ своихъ дѣйствій и словъ. А тебѣ непремѣнно хочется напомнить мнѣ, что обручальное кольцо лежитъ тамъ, въ рѣчкѣ? А что, если при всемъ моемъ раздраженіи и вспыльчивости я все таки сохранила дорогую бездѣлку? Вотъ оно здѣсь, на моемъ пальцѣ, – сказала Флора, вертя кольцомъ передъ глазами сестры.

– Да; но оно слишкомъ для тебя велико: твои пальцы гораздо тоньше, чѣмъ у твоей покойной матери, – перебила ее Кети, дрожа отъ негодованія.

Флора выпрямилась и чуть не оттолкнула ее отъ себя.

– Эхидна! – прошептала она сквозь зубы. – При первой встрѣчѣ съ тобою, я почувствовала, что ты будешь мнѣ помѣхою въ жизни. Какъ ты смѣешь слѣдить за моими дѣйствіями, какъ шпіонъ и повѣрять мои слова и поступки? Не въ томъ ли состоятъ тѣ честныя правила, которыя тебѣ внушала твоя Лукасъ?

– Мою Лукасъ прошу тебя оставить въ покоѣ, – отвѣчала Кети холодно.

– Воспитаніе мое нисколько не виновато, что я такъ мыслю; но честныя правила я наслѣдовала отъ моего отца. Мнѣ противны твои комедіи, и я скорѣе промолчу, чѣмъ похвалю ложь. Я знаю, что ты привыкла дурачить всѣхъ, тебя окружающихъ, твоими смѣлыми выходками и фальшивыми поступками, но меня ты не проведешь, не смотря на мою молодость и неопытность: у меня зоркіе глаза и хорошая память. – Слушая слова Кети, Флора не разъ намѣревалась уйти и оставить сестру въ пріятномъ одиночествѣ. Она съ нетерпѣніемъ ломала руки, кусала губы, порывистымъ движеніемъ обрывала молодые листочки, только что распустившіеся на сочныхъ вѣтвяхъ, но оставалась на мѣстѣ, стараясь побороть въ себѣ волненіе.

– Не знаю, поймешь-ти ты меня, Кети? – сказала наконецъ Флора, пожимая плечами. – Ты, какъ ребенокъ придерживаешься одной морали и мѣришь всѣхъ людей на свой аршинъ. Впрочемъ я постараюсь говорить яснѣе.

Приблизившись къ сестрѣ и искоса бросая взгляды на окна дома, Флора продолжала:

– Положимъ, что ты права и что кольцо мое лежитъ на днѣ рѣки. Я бросила его въ ту минуту, когда мною овладѣло чувство омерзенія къ жизни, полной нужды и мщеній въ бѣдномъ домѣ Брука. Дѣвушки, подобныя тебѣ, не поймутъ этого. Вы избираете себѣ мужа, смотря по его доходамъ, красивой наружности, и когда разъ сказали „да“, то идете съ нимъ черезъ всѣ жизненныя передряги, что, конечно, очень похвально. Такія женщины всегда бываютъ хорошими матерями благовоспитанныхъ дѣтей; онѣ вѣчно сидятъ дома и покорно опускаютъ глаза въ землю, когда передъ ними взовьется гордый орелъ. Я-же причисляю себя къ числу этихъ орловъ и стремлюсь туда, куда они поднимаются; тамъ вѣетъ на меня другая жизненная атмосфера.

– А если этого гордаго орла подшибетъ мѣткій выстрѣлъ, то ты не поцеремонишься назвать его вороною и тотчасъ-же его покинишь? – перебила ее Кети.