– Я не смѣлъ пригласить тебя, дитя мое; къ тому же все это время я былъ ужасно заваленъ дѣлами, такъ что не могъ много думать о Дрезденѣ; надѣюсь, что ты простишь меня?

– Я пріѣхала единственно для того, что-бы ухаживать за Генріэттою, – поспѣшно перебила его Кети, не обращая вниманія на дерзкій пріемъ Флоры.

– Это очень любезно съ твоей стороны, дорогая моя Кети, – сказала президентша съ просвѣтлѣвшимъ лицомъ: видно было, что слова молодой дѣвушки уничтожили въ ней какое-то опасеніе. – Но куда я помѣщу тебя? Въ твоей бывшей комнатѣ разложено приданое Флоры…

– Поэтому вы вѣрно согласитесь, что-бъ я устроилась въ своемъ мельничномъ домикѣ, что впрочемъ уже и сдѣлано, такъ какъ я пріѣхала съ раннимъ поѣздомъ, – отвѣчала Кети вѣжливо, но рѣшительно.

– Конечно, больше ничего не остается дѣлать, – продолжала пожилая дама, весело улыбаясь. – Сегодня вечеромъ всѣ наши залы будутъ биткомъ набиты гостями; все это время въ нашемъ домѣ страшная суматоха, мы едва улучили свободную минутку, что-бы позавтракать. Вѣдь цѣлый день кругомъ насъ слышится стукотня, репетиціи и бѣготня прислуги.

– Да, тамъ на верху такъ громко декламируютъ, что полы трещатъ, – злобно замѣтила Генріетта и поспѣшила опуститься въ мягкое кресло, придвинутое къ ней совѣтникомъ. Проходя по корридору мы слышали что-то про Палладу афинскую, про Розы кашмирскія и новую профессуру, – все это въ благозвучныхъ рифмахъ.

– Перестань, Генріетта! – воскликнула Флора, затыкая уши руками. – Какъ тебѣ не стыдно оскорблять мой слухъ подобной декламаціей, когда я всегда сама отличалась на придворныхъ спектакляхъ! Не могу-же я серьезно сидѣть, когда ты меня смѣшишь своими выходками.

Президентша остановила ее, порывисто приложивъ указательный палецъ къ губамъ, – въ комнату входили играющія дамы; передъ самой репетиціей онѣ пили въ столовой шоколадъ и теперь вернулись за своими шляпками и зонтиками.

Флора быстро проскользнула въ сосѣдній будуаръ бабушки.

Съ притворною радостію подбѣжала къ Кети фрейлина Гизе и изъявила ей свое сожалѣніе, что такъ долго не видала молодую сестру невѣсты. Потомъ она дружелюбно подошла къ совѣтнику и протянула ему руку.

– Очень рада васъ здѣсь встрѣтить, дорогой господинъ фонъ-Ремеръ! – воскликнула она. – Мы можемъ принести вамъ нашу искреннюю благодарность за то торжество, которое вы намъ сегодня устроили! Вашей щедрости и находчивости не съ кѣмъ соперничать. Такого волшебнаго праздника изъ „Тысячи и одной ночи“, нигдѣ не встрѣтишь, кромѣ какъ въ виллѣ Баумгартенъ, – это каждый изъ насъ знаетъ. Кстати, слышали-ли вы о несчастіи маіора Брендовъ? Онъ окончательно погибъ и раззоренъ до крайности, вѣдь это ужасно! Боже мой, въ какую ужасную эпоху мы живемъ! Въ такое короткое время и столько банкротствъ!

– Конечно, но маіоръ Брендовъ самъ виноватъ въ своемъ несчастіи: онъ занимался спекуляціями самымъ безразсуднымъ образомъ, – замѣтила президентша равнодушнымъ тономъ.

– Кому-же простительно дѣйствовать такъ необдуманно, съ такимъ громаднымъ рискомъ?

– Я во всемъ обвиняю его жену, эту прекрасную Юлію, – замѣтила фрейлина; – она слишкомъ много тратила на свои наряды, которые ежегодно стоили ей болѣе трехъ тысячъ талеровъ.

– Ну – эта сумма не могла-бы раззорить его, если-бы онъ обращался осторожнѣе съ своимъ капиталомъ и не пускался въ такія рискованныя предпріятія. Въ такихъ случаяхъ нужно спрашивать совѣта у опытныхъ людей, какъ я, на примѣръ. Не такъ-ли, Морицъ! Вѣдь мы можемъ спать спокойно?

– Надѣюсь, – сказалъ совѣтникъ, весело улыбаясь и вторично наполнивъ свой стаканъ бургунскимъ, выпилъ его залпомъ. – Конечно нельзя требовать, что-бъ такой сильный ударъ вовсе не коснулся нашихъ денежныхъ оборотовъ. Небольшія суммы невольно проскользаютъ между пальцевъ, но это сущіе пустяки.

– Теперь я только вспомнила, что не получила еще сегодня „Биржеваго Листка“, – замѣтила президентша, поспѣшно вставая, – обыкновенно эта газета подается мнѣ аккуратно въ девять часовъ.

Совѣтникъ равнодушно пожалъ плечами.

– Вѣроятно, произошла ошибка въ почтамтѣ, или листокъ по недосмотру попалъ въ мой письменный портфейль и отнесенъ въ башню; погоди немножко, я сейчасъ справлюсь.

Съ этими словами онъ осушилъ еще стаканъ краснаго вина.

– Прошу извинить меня, дорогія гостьи, – сказалъ онъ удаляясь. – Но я чувствую сильную головную боль, которую быстро излѣчиваю хорошимъ, бургунскимъ виномъ.

Затѣмъ совѣтникъ снова подошелъ къ буфетному столу, откупорилъ бутылку сладкаго вина и, наполнивъ нѣсколько хрустальныхъ бокаловъ, сказалъ, обращаясь къ дамамъ:

– Прошу васъ выпить со мною за успѣхъ нашего вечерняго спектакля. – Да здравствуетъ виновница сегодняшняго торжества! Выпьемте за молодость, за красоту и за веселую жизнь, которая ни къ кому изъ насъ не относится враждебно!

Бокалы громко зазвенѣли и президентша съ тихимъ смѣхомъ покачала головою.

Между тѣмъ Кети невольно углубилась въ оконную нишу и молча стояла за кресломъ больной сестры. Она съ болью въ сердцѣ замѣтила, какъ при безтактномъ тостѣ, провозглашенномъ Морицомъ, глаза Генріетты сдѣлались влажны; ей тяжело было смотрѣть на веселящихся счастливцевъ, тогда какъ для нея жизнь была мучительною пыткою.

Кети не взяла стакана, и опекунъ также не предлагалъ ей; она серьезно взглянула на оживленныя черты совѣтника и тотчасъ замѣтила, что сильная буря волновала все его существо: глаза его безцѣльно блуждали, губы конвульсивно подергивались и голосъ звучалъ напряженною веселостью.

Казалось, будто онъ вдругъ почувствовалъ на себѣ этотъ строгій взглядъ и, поспѣшно посмотрѣвъ на оконную нишу, совѣтникъ стремительно поставилъ стаканъ на столъ и провелъ обѣими руками по волосамъ, точно къ головной боли присоединилось еще легкое головокруженіе.

XXIV.

Вечеромъ шумъ дѣвичника увеличился до невыносимости; съ шести часовъ начали съѣзжаться аристократическія семейства изъ сосѣднихъ имѣній, и всѣмъ гостямъ отведены были комнаты въ нижнемъ этажѣ. Изъ города привозили цѣлые коробы съ театральными костюмами, такъ какъ актрисы должны были костюмироваться въ виллѣ. Парикмахеры и портнихи поминутно пробѣгали по корридорамъ, а въ большую залу все еще не переставали вносить громадныя померанцовыя деревья и различные сорта пальмъ.

Не смотря на безпрерывный шумъ и возню въ нижнемъ этажѣ, Генріэтта впала въ легкій, послѣобѣденный сонъ; въ сосѣдней комнатѣ молча сидѣла Нанни и усердно нашивала серебряныя блестки на большой кусокъ бѣлаго газа; по страшной быстротѣ, съ какой она двигала своими пальцами, можно было судить на сколько она торопилась. Минуту спустя, въ комнату отворилась дверь и на порогѣ показалась Кети; она вѣжливо попросила дѣвушку присмотрѣть за больною и не отлучаться изъ комнаты до ея возвращенія, – потомъ Кети тихо спустилась съ лѣстницы съ намѣреніемъ отправиться на мельницу, чтобы сдѣлать нѣкоторыя распоряженія.

Не желая проходить по главному корридору, гдѣ народу было и безъ того много, Кети повернула въ боковой корридорчикъ, шедшій вдоль залы. Здѣсь не замѣтно было большаго оживленія, но въ узкихъ дверяхъ, выходившихъ во дворъ, стоялъ совѣтникъ въ легкомъ пальто и соломенной шляпѣ, очевидно собираясь отправиться въ башню. Онъ разговаривалъ со стоявшимъ рядомъ съ нимъ камердинеромъ Антономъ и посылалъ его въ городъ съ новыми порученіями.

– Не торопись возвращаться, – крикнулъ ему вслѣдъ совѣтникъ. – Я не буду переодѣваться раньше восьми часовъ.

Кети медленно приближалась впередъ, надѣясь, что совѣтникъ выйдетъ въ садъ, но онъ машинально положилъ руки въ карманъ пальто и не двигался съ мѣста, внимательно осматривая великолѣпный паркъ, величественно растилавшійся передъ его глазами. Картина была дѣйствительно восхитительна: вся живописная мѣстность была какъ бы обтянута розовымъ газомъ отъ красноватаго оттѣнка вечерней зари, и только кое гдѣ еще ярко мерцали послѣдніе лучи заходящаго солнца.

Молодая дѣвушка замѣтила по движенію головы совѣтника, что глаза его не переставали блуждать по окрестностямъ, а отъ порывистаго, учащеннаго дыханія грудь его положительно дрожала, какъ въ лихорадкѣ. Она видѣла, какъ его правая рука судорожно сжалась, какъ онъ внезапно вздрогнулъ и провелъ лѣвою рукою по разгорѣвшимся щекамъ. По всей вѣроятности онъ боролся съ болѣзнью, которую старался преодолѣть, чтобы не разстроить вечерняго торжества.

Кети ускорила шаги; совѣтникъ обернулся.

– Твоя головная боль усилилась? – спросила она съ участіемъ.

– Да, и къ тому-же я чувствую сильное головокруженіе, – отвѣтилъ онъ не твердымъ голосомъ, и надвинулъ шляпу на глаза. – Ничего нѣтъ мудренаго! Если-бъ я только зналъ, сколько хлопотъ и непріятностей связано съ празднованіемъ этого дѣвичника, то навѣрное не сталъ бы затѣвать его. Эти глупыя головы рабочихъ ничего не съумѣли сдѣлать, какъ слѣдуетъ, такъ что все, что они слѣпили и сколотили въ недѣлю моего отсутствія, нужно было содрать и вновь сдѣлать въ нѣсколько часовъ. Очень весело теперь возиться до послѣднѣй минуты и вбивать гвозди въ тотъ моментъ, когда долженъ взвиться занавѣсъ.

Разсерженный хозяинъ спустился со ступеней и медленно пошелъ, точно передъ его глазами все кружилось.

– Не принести-ли тебѣ стаканъ сельтерской воды? – спросила Кети, останавливаясь на порогѣ. – Не лучше-ли, чѣмъ такъ страдать, послать въ городъ за докторомъ?

– Нѣтъ, Кети, благодарю тебя, – возразилъ онъ ласковымъ тономъ, обращая свои влажные глаза на стройную фигуру молодой дѣвушки. – Впрочемъ напрасно было бы посылать за Брукомъ; онъ такъ занятъ постоянной практикой, что и послѣ завтра его придется вести къ вѣнцу отъ постели какого-нибудь больнаго.

Насмѣшливая улыбка скользнула по его губамъ.

– Самое лучшее лекарство – это мой прохладный, винный погребъ, – продолжалъ совѣтникъ, – я тотчасъ-же отправлюсь туда и займусь выборомъ самыхъ лучшихъ винъ для нашего ужина; холодный, свѣжій воздухъ благотворно подѣйствуетъ на мою голову.

Кети ничего не отвѣчала; она крѣпко завязала ленты своей шляпки и спустилась съ лѣстницы.

– А ты вѣроятно собралась идти на мельницу? – спросилъ онъ небрежно какъ бы мимоходомъ, но Кети все таки показалось, что при этомъ простомъ вопросѣ дыханіе остановилось въ его груди.

Отвѣтивъ утвердительнымъ наклоненіемъ головы, она спокойно пошла черезъ площадку и обернувшись увидѣла, какъ совѣтникъ быстрыми, невѣрными шагами направился къ башнѣ; онъ вѣроятно сильнѣе страдалъ, чѣмъ показывалъ!

При этой мысли, Кети содрогнулась и всѣмъ ея существомъ овладѣло непонятное чувство страха. Больной человѣкъ, страдая сильнымъ головокруженіемъ, одинъ въ страшномъ погребу! Въ головѣ Кети моментально мелькнула та ужасная мысль, которая однажды испугала ее въ виду развалинъ.

– Прошу тебя, Морицъ, будь остороженъ съ огнемъ въ этомъ страшномъ подвалѣ! – крикнула она ему вслѣдъ.

Былъ-ли онъ слишкомъ углубленъ въ свои мысли, или же нервы его были раздражены до послѣдней крайности, но, услышавъ слова Кети, онъ взрогнулъ, точно въ него выстрѣлили.

– Что ты хочешь этимъ сказать? – возразилъ онъ хриплымъ голосомъ. – Что у тебя за странныя идеи! – прибавилъ онъ, разразившись громкимъ хохотомъ, и затѣмъ исчезъ въ густой аллеѣ парка.

Пробывъ на мельницѣ болѣе получаса, Кети снова возвращалась въ виллу; но такъ какъ свободнаго времени у ней оставалось еще довольно, то она пошла въ обходъ, вдоль берега рѣчки, чтобы хоть украдкой полюбоваться на старый, милый домикъ тетушки Діаконусъ. Какъ сильно забилось ея сердце, когда она сквозь частую листву прибрежныхъ березъ увидѣла золоченые флюгера и красную крышу дома. Она приходила, какъ изгнанница, желающая еще въ послѣдній разъ бросить взглядъ на благословенную землю!

Прислонившись къ высокимъ тополямъ, молодая дѣвушка вспоминала ту картину, которую видѣла въ послѣдній вечеръ своего отъѣзда изъ виллы. Въ пылкомъ ея воображеніи живо воскресла фигура высокаго мужчины, гордо стоявшаго у садоваго стола съ судорожно сжатыми руками на груди.

Теперь все было тихо вокругъ милаго домика; фруктовыя деревья, которыя весною были покрыты только бѣло-снѣжнымъ цвѣтомъ, сгибались подъ тяжестью спѣлыхъ плодовъ, а вдоль высокихъ заборовъ въ роскошномъ изобиліи висѣли сочныя, темносинія и свѣтлозеленыя виноградныя кисти.

Кети робко посмотрѣла на угловое окно, возлѣ котораго стоялъ письменный столъ; въ комнатѣ было пусто, докторъ не возвращался еще изъ города; да вѣдь онъ уже не жилъ болѣе въ этомъ уютномъ уголкѣ.

На окнахъ, за пышными кружевными занавѣсями, по прежнему стояли душистые жасмины и левкои, между которыми лежалъ теперь бѣлый, жирный котъ; а въ сосѣднемъ окнѣ неожиданно показались двѣ вяжущія руки, надъ которыми усердно нагнулась женская голова съ сѣдыми волосами, старательно припрятанными подъ бѣлый кисейный чепчикъ. Старая пріятельница тетушки Діаконусъ уже переѣхала туда и заняла кабинетъ доктора. Да, еще одинъ день и гордая, безсердечная Флора встанетъ рядомъ съ нимъ въ бѣломъ атласномъ платьѣ, съ цѣлью сдѣлаться салонною представительницею знаменитаго мужа. Эта мысль терзала душу молодой дѣвушки, она чувствовала себя покинутою, и преступная ревность мучила ея наболѣвшее сердце.