— Дочь замужем, муж — компьютерный гений, которому предлагают высокооплачиваемую работу. Кто от такого откажется? Юлия, конечно, в растерянности — нелегко отпускать единственного ребенка в такую даль. Одиночество просто наступает ей на пятки.

Рогозин не стал больше продолжать разговор на эту тему, хотя прекрасно понимал, что это его единственная возможность узнать что-либо о Щеголевой. Ни в выходные, ни вчера, ни сегодня он не набирал номер ее телефона, хотя успел выучить его назубок. В голове он прокручивал цифры, представляя, как после очередного гудка в трубке раздастся ее голос. От этого у Дмитрия учащался пульс, но невероятный страх не давал ему сделать этот шаг.

День, когда он проснулся и вспомнил о своем походе в бар, стал для него роковым. Рогозин ощутил к себе четкое отвращение и понял, что передаст его всем, с кем попытается общаться в ближайшие двадцать четыре часа. Он решил, что зашел слишком далеко. Такого с ним еще не было и первое что он решил сделать — найти журналистку и извиниться. Правда, очень скоро эта благородная затея покинула его. Он искал себе оправдания и решил, что девушка явно провоцировала его поведение. Он четко не помнил, как все началось, но ее перекошенное от бешенства лицо и летящий ей вслед бокал — отчетливо. Он даже усмехнулся, вспомнив, какую сумму оставил бармену за молчание о неприятном инциденте.

Дмитрий постепенно приводил себя в порядок, постоянно прислушиваясь к работе организма: никаких признаков простуды либо еще какого-то недомогания, которое стало бы причиной отказа от работы, не наблюдалось. Желание увильнуть от нее все еще было, но не такое сильное, как вчера. Теперь Дмитрию казалось, что только салон может помочь ему — он уйдет в рассказы клиентов, погрузится в их стенания по поводу отсутствия прически, своего стиля и бросится помогать искать стиль и приводить волосы в порядок. Немного болела голова, но Рогозин был уверен, что ароматная ванна и чашка зеленого чая помогут ему прийти в форму.

Еще час ушел на то, чтобы его отражение в зеркале представляло собой обычную картину: молодой, энергичный, с румянцем на щеках голубоглазый красавец с безукоризненно уложенными волосами. Белый объемный свитер и стильные джинсы фирмы «Wrangler», золотая цепочка с маленькой подковой — Рогозин смотрел и ловил себя на том, что прощает самому себе очередную дурную выходку. В конце концов, у него тоже могут быть критические дни. Почему обычным людям позволительно сбрасывать накал эмоций, а у него он должен зашкаливать, но удерживаться от посторонних глаз внутри самого себя?

Мысли о Щеголевой он отгонял, потому что выражение его лица мгновенно менялось и становилось трагически-нелепым. Он не может позволить себе так выглядеть. Его работа превыше всяких желаний лирики и романтики. Его ранимая психика не должна подвергаться такой нагрузке. Если он будет похож на раздавленного обстоятельствами обывателя — он потеряет всех, кто видит в нем пример для подражания, мечту. Он лишится огромной армии тех, кто боготворит его, наблюдая за каждым словом, жестом. Ни одна женщина не может претендовать на место рядом с ним, если для этого потребуются жертвы с его стороны. Да, она необыкновенная, эта Щеголева. Он видит в ней что-то родное. Он почти уверен, что она — единственная, с кем ему будет спокойно и легко. Но их разделяют не годы — их разделяет разное отношение к жизни. К тому же, она всегда помимо своей воли будет сравнивать его с тем, с кем провела долгих двадцать лет. Это будет происходить ежедневно, ежечасно. Даже если вслух произносить ничего не станет — прошлое не отпустит ее окончательно и бесповоротно. Дочь, внук — все это связало ее с той жизнью, связало прочно, навсегда. Поэтому ему будет отведена роль второстепенного персонажа. Ему уступят, разрешат понять, как он ошибался, желая этого романа. Он не имеет продолжения — это уже принципиально. И лучше оставить все как есть. Красивый букет, страстные слова, искры в ее глазах. Она наверняка не восприняла его серьезно. Приняла как приятную неожиданность его признание и забыла, оказавшись в заснеженных Альпах. Иначе она бы снова нашла способ оказаться рядом. Рядом, вот как Андреева.

Она думает, что он не понимает цели ее прихода. Ей, связующему звену между ним и Щеголевой, неясно, что же происходит? Что за заминка такая? Бурное начало и такое многоточие, растянувшееся на бесконечные для ожидания сутки. Только дело в том, что он больше ничего не ждет. Он запретил себе думать об этой женщине с глазами его матери. Он просто снова пытается обрести равновесие, которое так неожиданно потерял. И меньше всего ему сейчас нужны дипломаты, готовые предложить свою помощь в налаживании связей.

Правда, информация о предстоящем отъезде дочери была весьма интересной. Сначала муж, теперь ребенок собирается отдалиться, и еще как! Матери наверняка нелегко с этим смириться. Сейчас как никогда она нуждается в человеке, на которого можно положиться. Честно говоря, Рогозин все еще оставлял себе шанс. Он противоречиво относился к себе, ко всем, с кем сталкивала его судьба. И Юлия не стала исключением, но он не мог понять, как подобрать ключ к этой женщине. Скорее всего это и было истинной причиной его внутреннего разлада. Он обвинял ее, не сразу безоговорочно принявшую его любовь, в том, что сорвался. Это из-за нее он позволил самому низкому и грубому, что есть у него внутри, прорваться наружу. Его оказалось слишком много, чтобы не выплеснуться на кого-нибудь поблизости. И надо же было попасться этой журналисточке под горячую руку. Зачем ему понадобилось играть с ней? Она просто должна была принять его правила, а она ершилась и выставляла напоказ собственные амбиции. Нашла коса на камень. Ему нужно было всего лишь скоротать время, чтобы утром открыть глаза и понять, что делать дальше.

Прошел не один день, а Рогозин так и не знал, где найти потерянный покой. Как он ни старался, а все проявления внутреннего дискомфорта невольно оказывались на виду. И те, с кем он работал, и клиенты отмечали, что он производит впечатление уставшего, рассеянного, склонного к раздражению. Его привычная манера работать с улыбкой на лице сошла на нет. Скорее теперь его пытались развеселить, а он снисходительно делал вид, что это удается. Вот и Андреева сверлит его глазами, ходит вокруг да около.

— Скажите, Дмитрий, — Надя в очередной раз попыталась наладить обрывающийся разговор, — как часто нужно делать частичное окрашивание?

— В зависимости от интенсивности роста волос, но в среднем — раз в месяц, полтора, — Рогозин заканчивал наносить на ее роскошные волосы тонирующий бальзам. Он заставил себя улыбнуться: — У вас будет полтора месяца до нашей следующей встречи.

— Да я не о себе подумала, а о Юле.

— Вы настолько следите за внешностью подруги? Похвально, — хмыкнул Дмитрий.

— Сейчас она чувствует себя одиноко. Никакая поездка в Альпы не может вернуть женщине необыкновенного чувства уверенности в себе, в любимом. Кажется, что тебя просто не существует, а о любимом и мечтать нечего… — Надя многозначительно посмотрела на Рогозина, но, увидев, как он отводит взгляд, поняла, что намеками здесь не обойтись. — Послушайте, Дима, мы взрослые люди, а пытаемся играть в детские игры. Скажите откровенно, у вас с Юлей что-нибудь получается?

— Вы считаете, что статус лучшей подруги — основание для подобного вопроса?

— Да, я уверена в этом. Мы давно знакомы и никогда ничего не скрывали друг от друга.

— Тогда почему вы не задали этот вопрос ей? — Рогозин поджал губы и поднял брови. Было заметно, что он говорит на эту тему с раздражением.

— Она уклончиво отвечает. Я решила, что боится сглазить… Счастье так легко спугнуть.

— Нет, Надя, ваша интуиция на сей раз подвела. Я просто скажу, что ничего не происходит. Без комментариев, как говорится.

— Дима, я так хочу, чтобы она была счастлива, — Андреева опустила глаза. Ее лицо стало грустным. Она перестала смотреть в зеркало, наблюдая за работой Рогозина. Ее поход не удался. Плохой из нее дипломат. К тому же Дмитрий тоже не очень хочет развивать эту тему. — Одинокому человеку легче оступиться, попасть во власть неконтролируемых эмоций. Если вы так просто откажетесь от нее, она решит, что недостаточно хороша и снова впадет в жуткое состояние самоистязания. Скоро уедут дети, и ей не к кому будет проявлять свою заботу, любовь, а без этого она просто погибнет. Она снова скажет себе, что никому не нужна…

— Почему вы решили, что я — тот, кто ей нужен? — после короткой паузы спросил Рогозин. — Я плохой спасатель. И мне нужна не нянька, а любимая женщина. Я не услышал ни одного слова о том, что ей нужен мужчина.

— Это подразумевалось, — поспешила исправиться Надя.

— Нет, я не стою ее.

— Мне показалось, совсем недавно вы говорили иначе. Вы так просили, чтобы я дала вам ее номер телефона, место работы, домашний адрес. Вы были настойчивы, напористы, убедительны. Я выдала вам эту информацию, а теперь чувствую, что не должна была этого делать.

— Вы правы. Я другой, — саркастически улыбнулся Дмитрий. — Я сам себя не знаю. А Юлия словно чувствует это и не стремится оказаться рядом с такой личностью. Хотите, я скажу полправды?

— Уже что-то.

— Я боюсь снова напоминать ей о своем существовании.

— Глупость какая! Вы обладаете таким магнетизмом. Откуда появилась неуверенность?

— Ничего не поделаешь. Юлия действует на меня разрушительно. Я хочу и боюсь. Кажется, побеждает страх, — Рогозин закончил наносить бальзам, взглянул на часы. — Через полчаса мы смоем и посмотрим, что получилось.

— Вы снова обо мне…

— Я о своей работе. Да, кстати, признайтесь — это Юлия прислала вас?

— Вы ее плохо знаете, если решили, что она нуждается в адвокате для решения своих сердечных проблем. Я действую исключительно по собственно инициативе.

— Хорошо. Я отойду ненадолго, — Рогозин жестом подозвал Лену. — Леночка, принесите Надежде журнал, пожалуйста. Ожидание всегда кажется таким долгим.

— Может быть, кофе? — предложила ассистентка, вопросительно глядя на Андрееву.

— Нет, благодарю. Мне вполне достаточно журнала, — медленно выговаривая слова, ответила Надя.

Она смотрела, как Рогозин идет через весь зал в свою комнату. Она могла дать голову на отсечение, что он шел звонить Щеголевой. Андреева чувствовала это, основываясь на безошибочной женской интуиции, которая ее еще не подводила. Она смогла сдвинуть дело с мертвой точки. И от сознания своей причастности к этому Надежда испытала удовлетворение. Она облегченно вздохнула, не заметив внимательного взгляда Лены, обращенного на нее.

— Вы хорошо себя чувствуете? — поинтересовалась она, продолжая разглядывать бледное от явного волнения лицо Андреевой.

— Спасибо, замечательно!

А Дмитрий открыл дверь и облегченно вздохнул, оставшись один. Андреева разбередила рану, которую он пытался лечить. Это было непоследовательно, но Рогозин действительно почувствовал необходимость услышать хотя бы голос Щеголевой. Сейчас он все-таки наберет ее номер, она поднимет трубку, а потом…

Рогозин не стал долго раздумывать, что случится потом. Быстро нажимая кнопки на телефонной трубке, Дмитрий облизывал пересохшие губы. Два длинных гудка, и он услышал голос Юлии, хотя… Нет, очень похож, но это не она.

— Алло, алло, — что-то едва уловимое отличало его от голоса Щеголевой, — вас не слышно, перезвоните!

— Наташа, кто звонит? — услышал Рогозин откуда-то издалека и неожиданно решил отозваться.

— Алло! — закричал он.

— Да, да, слушаю.

— Юлию Сергеевну пригласите, пожалуйста.

— Минутку, — трубку явно положили на что-то твердое. — Мама, это тебя.

— Слушаю.

— Добрый вечер, Юлия Сергеевна, — Рогозин почему-то обратился к ней по имени-отчеству.

— Здравствуйте, Дмитрий Ильич, — в тон ему ответила Щеголева.

— Вы так сразу узнали меня, спасибо.

— Прошло около трех недель, но не лет, чтобы забыть знакомый голос. Однако вам и этого хватило, чтобы снова обращаться по имени-отчеству. Разобрались в датах рождения, наконец?

— Честно говоря, я не один раз собирался позвонить, но получилось только сегодня, — пропуская мимо ушей ее колкость, продолжал Дмитрий.

— Что так? — Юлия Сергеевна устроилась с телефоном поудобнее. Она почувствовала, что разговор быстро не закончится.

— Трудно сразу ответить, — Рогозин не мог уловить ее настроения. Он понял, что разговор не тяготит ее, но и особой радости не ощутил. — Чтобы долго не отнимать у вас драгоценное время, я сразу к главному.

— Вы правы. После сорока время летит убийственно быстро и тратить его на долгие беседы по телефону непростительно, — сдерживая улыбку, заметила Щего-лева. — Вам еще предстоит это понять.

— Нам нужно встретиться, — Дмитрий слышал только себя, а ее шпильки сейчас не имели значения.

— Вы уверены? — Юлия насторожилась. Она старалась понять, что чувствует в этот момент, но ничего кроме любопытства пока не находила.