Олега и Ольгу все это почти не коснулось, возможно потому, что все их принимали за молодожёнов и особо не приставали. Ольга, выглядевшая в начале праздника радостно-возбуждённой, словно погасла. Они несколько раз за вечер потанцевали, она посидела с молодыми мамами, но их заботами не прониклась. Олег, выпив в мужской компании пару рюмок, устал отбиваться от настойчивых предложений «усугубить». Около трёх часов ночи они оказались у себя в номере.

— Уф! Как я устала! — Ольга с наслаждением сбросила туфли, зашвырнув их в разные углы. — Зачем я только эти туфли и платье тащила, на такой тусовке можно было и джинсами с кроссовками обойтись.

— Ну что ты! Ты в этом платье была лучше всех!

— Правда? Тебе понравилось?

— Очень!

— Я для тебя старалась. Погоди! — Ольга вскочила, порылась в своём чемодане и достала небольшой пакетик. — Это тебе, с Новым годом!

— Спасибо! — Он открыл пакет и достал чёрный кожаный ремень. — Вот спасибо, мне как раз ремень под джинсы был нужен. А это тебе! — он протянул Ольге маленькую коробочку, обтянутую чёрным искусственным бархатом.

Ольга как-то странно сглотнула, взглянула на него и некоторое время держала коробочку, не открывая. Потом глубоко вдохнула, словно собираясь нырнуть и, закусив нижнюю губу, приоткрыла крышку.

— Ах! — выдохнула она, то ли восторженно, то ли разочарованно. На чёрном бархате лежал маленький золотой кулон в виде буквы «О». — Спасибо! Спасибо тебе, дорогой, — и бросилась целовать Олега.

Олег несколько удивился такой бурной реакции. Кулон, хотя и был золотым, стоил совсем недорого, весил он всего около грамма. Но на поцелуи ответил с готовностью, и скоро они лежали на своей огромной кровати, пытаясь унять дыхание после ласк.

— Тебе хорошо? — Ольга приподнялась на локте и смотрела Олегу в лицо.

— Угу. — Олег, прикрыв глаза, плавал где-то на грани сна и бодрствования.

— А ты не боишься?

— Чего? Что мама придёт?

— Нет, — Ольга даже не улыбнулась, — того, что я залечу?

Олег открыл глаза и уставился на неё.

— Чему ты удивляешься, ты что, не знал, что от этого дети бывают?

Олег, конечно, знал, отчего бывают дети, но всегда считал, что это — проблема женщины. Ей же рожать, вот пусть и думает.

— М-м-м, а что, есть признаки? — Он окончательно проснулся, пытаясь сообразить, что можно сказать, а что нет.

— Нет, признаков нет. А если?

— Что — если? — тупо переспросил Олег.

— Если вдруг! Что тогда с ребёнком делать?

— Подожди, но ты же предохраняешься?

— Предохраняюсь, но ты же знаешь, стопроцентной гарантии никогда нет.

Ольга с непонятной Олегу настойчивостью смотрела ему в глаза, словно пыталась не услышать, а увидеть ответ на свой вопрос.

— Ну… ну тогда и думать станем, — наконец нашёлся он. — А пока, давай не будем придумывать себе проблемы.

— Ладно, — Ольга немного разочарованно, будто так и не узнав того, что хотелось, опустилась на подушку. — Давай спать. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ответил Олег, осознавая, что спать ему совсем расхотелось. Он повернулся на бок и закрыл глаза. Но сон не шёл. Он вслушивался в мерное дыхание Ольги, но не мог понять, спит она в действительности или тоже нет. В какой-то момент ему показалось, что она всхлипнула, и он, протянув руку, погладил её по плечу, но Ольга никак не ответила на его ласку, и он решил, что она всё же спит.

«Ребёнок? — думал он, вглядываясь в черноту ночи за шторами окна. — Стать отцом? Наверное, это здорово, Володька вон как обрадовался, но я не уверен, что мне этого хочется».

Он представил себя и Ольгу с ребёнком на прогулке, вот они идут рядом, держась за ручку коляски, но никаких чувств при этом не испытал.

«А жить где? — думал он. — У меня? Скоро родители вернутся, будем все в одной квартире толкаться. А на что жить? Нужно работу другую искать. Да что это я, в конце концов? Ведь ничего нет! Ольга сама сказала! Куда мне сейчас жениться? Я и не хочу вовсе. Разве нам так плохо? Вот тоже, выдумала!»

За окном грохнуло, и штора осветилась красноватым светом, с улицы раздалось недружное, но воодушевлённое «Ура!». Видимо, народ продолжал праздновать. Олегу хотелось пить, в горле пересохло, язык стал шершавым.

«Пойду, схожу в столовую, — подумал он. — Там ещё гуляют, минералка, наверное, осталась».

Тихонько, стараясь не потревожить Ольгу, он встал, натянул рубашку и джинсы. Прислушался. Ольга дышала глубоко и размеренно.

Внизу, в столовой, праздник доживал последние часы. На столах громоздилась грязная посуда, пустые бутылки, объедки. Наиболее стойкая часть в количестве пяти мужчин и нескольких женщин продолжала истребление остатков спиртного, Олег с трудом отбился от их предложений выпить, взял со стола почти полную бутылку минералки и двинулся к своему номеру. Возле лестницы он столкнулся с невысокой плотной брюнеткой лет тридцати. Она сидела на подоконнике, чуть покачиваясь и с интересом рассматривала пустой коридор.

— Молодой человек, — обратилась брюнетка к Олегу, — Вы мне не поможете до номера добраться? А то я что-то совсем потерялась. У меня комната 115, а я её никак найти не могу.

Она цепко ухватила его под руку и, прижимаясь тугим бедром, покорно позволила довести себя до нужной двери.

— Да? Это она? Я здесь живу? Вот спасибо!

Брюнетка повернулась к Олегу лицом и в порыве благодарности чмокнула его в щёку. Сквозь одежду он почувствовал мягкую податливость прижавшейся к нему груди, тугую выпуклость небольшого животика. Он уловил запах алкоголя и незнакомых духов.

— Зайдёшь? — она кивнула на дверь.

— Спокойной ночи, — с лёгкой улыбкой ответил Олег.

— Ну и дурак! — брюнетка, надув губы, повернулась и зашла в номер, оставив дверь незапертой. Долю секунды он постоял, потом повернулся и пошел к себе.

«Жениться? — думал он, засыпая. — Зачем?»


Дни в пансионате летели быстро. Весёлые компании, так бурно отмечавшие праздник, на следующий день отмокли в бассейне, попарились в сауне, вечерок посидели в баре и через день уехали. Брюнетка Олега не замечала, а может, просто не помнила. Появились новые люди.

Олег и Ольга старались без нужды не называть свою профессию, потому что, узнав, что они учителя, окружающие почему-то начинали смотреть на них, словно на диковинных зверей, а разговор моментально съезжал на школьную тему.

Когда о собственных школьных годах начинали вспоминать мужчины, получалось, все они были хулиганами и оболтусами, когда о школьных годах своих детей начинали рассказывать пожилые дамы, их дети всегда оказывались медалистами, или, на крайний случай, отличниками; с испугом ожидания говорили о школе мамы малолетних детей; яростно выражали своё мнение о школе мамы детишек школьного возраста. Из всех рассказов следовало, что школа — дурдом, а учителя — дебилы, не говоря, конечно, о присутствующих.

Однажды к завтраку за их стол посадили пожилую женщину. Она была среднего роста, подтянута, даже спортивна. Совершенно седые, практически белые волосы были аккуратно подстрижены и лежали небольшими завитками.

— Валентина Степановна, — представилась она сразу же, вопросительно взглянув на них.

— Олег.

— Ольга.

— Ой, как интересно! У вас даже имена на одну букву! Это к счастью. Вы, наверное, молодожёны? — но, заметив, как Ольга неуверенно взглянула на Олега, тут же поправилась: — Я не имею в виду штамп в паспорте, это, в конце концов, мелочь. Особенно в нынешнее время.

— Ну, в общем, да, — промямлил Олег. Но Валентина Степановна явно не нуждалась в его ответе.

— Как здесь отдыхается?

— Нормально, — Олег пожал плечами. — Ничего, скучновато немного.

— О! Скучно или нет, зависит не от того, где ты, а от того, какой ты. Впрочем, в ваши годы, если жизнь вокруг меня не била ключом, мне тоже было скучновато. Чем тут развлекают?

— Лыжи, бассейн, сауна.

— Великолепно, можно прекрасно организовать свой день. Утром подъём и прогулка, после завтрака — лыжи, потом обед, отдых, бассейн, баня, ужин и сон. Чудесно! — и Валентина Степановна, проглотив свой завтрак, бодрой, совсем не старушечьей походкой поспешила по своим делам. Чувствовалось в ней столько живого задора и энергии, что Олег и Ольга, дружно улыбнувшись, тоже решили пойти покататься на лыжах. На обед они пришли, когда их соседка уже уходила, а вот ужинать довелось вместе.

— У вас отпуск? — Валентина Степановна, видимо, совершенно не могла сидеть молча.

— Почти, — Олег улыбнулся в ответ на её живое любопытство, — зимние каникулы.

— Да, с тех пор, как второе января и Рождество сделали выходными днями, многие не работают с первого по девятое. Вот и мой сын улетел на неделю на лыжах покататься, он очень любит горные лыжи. А меня сюда отправил. «Проветрись, — говорит, — а то ты одна за праздники одуреешь». А я и рада. Вы тоже на работу девятого?

— Нет, у нас занятия десятого начинаются.

— Вы студенты? Хотя, у студентов каникулы только с Татьяниного дня, сейчас сессия.

— Мы учителя, — Ольга легко улыбнулась, — школьные учителя, а сейчас каникулы.

— Правда? Ой, как интересно!

— Что же в этом интересного? — Олега несколько раздражало напористое, неугомонное любопытство соседки. В отличие от Ольги, матери которой было уже далеко за шестьдесят, ему не приходилось жить с пожилыми людьми, и он не привык к их разговорчивости и постоянному желанию заглядывать в чужую жизнь и обсуждать её.

— Я ведь тоже учительница, хотя и бывшая. Почти сорок лет поработала в школе, точнее, тридцать восемь. Математик. А вы? Надо же! И вы, Оля, математик! Нет, я на пенсии. Когда стукнуло шестьдесят, а тут ещё вся эта свистопляска в стране началась, — ушла на пенсию. Сначала мучилась, никак школа не отпускала, потом привыкла, а сейчас думаю, что зря я лишние пять лет работала, надо было уходить, когда пятьдесят пять исполнилось. Тем более, возможность была, Петя, сын мой, зарабатывал прилично, да и моя пенсия тогда, в восемьдесят шестом, пенсией была, а не то, что сейчас. Жить можно было.

— Почему же не ушли?

— Потому, что глупая была, всё думала, как же я без школы, как же школа без меня, я тогда завучем работала. Казалось, что без меня рухнет всё, детей бросить боялась, глупая была. Ничего не рухнуло, когда через пять лет уходила, прекрасно и без меня справились. А дети, что дети, первый год ещё заходили иногда, потом позванивали, а потом всё.

— Забыли?

— Забыть, наверное, не забыли, икается иногда, а встречаться потребность исчезла. Они теперь сами взрослые, у них свои дети. Зачем я им? Вот вы, навещаете своих школьных учителей? Вот именно.


С тех пор все оставшиеся дни беседы за столом велись почти исключительно о школе. Валентина Степановна иногда начинала расспрашивать, но чаще сама пускалась в пространные воспоминания.

— Знаете, ребята, — она почти сразу начала называть их «ребята», — сейчас мне гораздо лучше видна школа со всеми теми глупостями, которые мы там творим. Например, эта идиотская борьба за прочность усвоения знаний. Почему идиотская? Потому, что почти все знания, которые мы даём детям, им совершенно не нужны, во всяком случае, обойтись они без них прекрасно могут.

В конце пятидесятых я работала в Ставрополе, преподавала математику в сельскохозяйственном техникуме. А тогда как раз вышло такое постановление, что если у руководителя нет хотя бы среднего или среднего специального образования, то его — снимать. И вот, к нам на вечернее отделение пришли председатели колхозов, заведующие базами, складами, ну и другие такие же небольшие начальники. В основном это были мужики, лет по сорок — пятьдесят, а то и под шестьдесят. Все бывшие фронтовики, с орденами, кто покалеченный. И я — девчонка совсем. Сколько мне тогда было? Наверное, как вам, Ольга.

Когда они там учились, чему? И семь-то классов далеко не у каждого, у некоторых вообще, только ЦПШ. Что это такое? Ах, да, откуда вам знать. Это церковно-приходская школа. Нет, это не воскресная, в воскресной религию изучают, а ЦПШ создавали при церкви, когда обычных школ не хватало. Там обычно не учитель преподавал, а священник. Да, конечно это ещё до революции. А мои тогдашние ученики и были в основном до семнадцатого года рождения. Детей учили самому элементарному: читать, писать, считать. Что-то вроде современной начальной школы. Лет восемьдесят назад в деревне грамотные люди нечасто встречались, тогдашняя ЦПШ для деревенских, как нынешний ВУЗ была.

О чём это я? Ах да! Так вот, у многих моих тогдашних учеников одна ЦПШ и была. А когда им было учиться? На их долю выпали и революция, и гражданская война, и разруха, и коллективизация, и репрессии, и индустриализация, и Великая Отечественная. Образованных людей чуть не всех пересажали, порасстреливали, вот этих в начальники и назначили. Всё они на своих плечах вытянули, страну кормили. Им бы университетские дипломы выдать надо было, просто за подвиг их, а от них среднее образование потребовали. Вот они, некоторые перед самой пенсией, за парту и сели.