Ли Бристол - В кольце твоих рук

Кристофера вдруг охватила паника. Он был всего лишь в нескольких милях от плантации отца — и не знал, как этим воспользоваться. Завтра они покинут Виргинию и направятся в открытый океан… Если действовать, то сейчас! Может быть, попытаться убить своего напарника, а потом Рауля? Рискованно, но что еще остается делать?

Он пристально осмотрел на сидевшего напротив пирата, обдумывая, как лучше подойти к нему. Если тот вскрикнет — это может привлечь внимание Рауля.

Внезапно мысли Кристофера были прерваны стуком копыт. Он напрягся, ожидая, когда всадник приблизится — если наброситься на противника в этот момент, стук копыт заглушит звуки борьбы, — но всадник остановился.

— Добрый вечер, господин губернатор, — послышался неожиданно близко голос Рауля.

— Добрый вечер, капитан. Рад, что вы вовремя оказались на месте.

Кристофер стал вглядываться в темноту — он узнал голос собеседника Рауля, но все не мог поверитъ своим ушам, — пока появившаяся на миг из-за туч луна не осветила лицо губернатора Александра Спотсвуда.

Стараясь перебраться в тень, Кристофер осторожно пошевелился. Напарник с подозрением покосился на него, но Кристофер даже не обратил на это внимания — голова его кружилась, ум отказывался что-либо понимать.

— Стало быть, девчонка у вас? — довольно произнес Спотсвуд. — Надеюсь, она в целости и сохранности?

— Да, ваша светлость, свежа, как майская роза!

— Должен признать, — хмыкнул губернатор, — сначала ваше послание меня озадачило: я никак не мог догадаться, зачем нужно брать сестру Йорка в заложницы. Но затем мне стал понятен ваш план. В голосе губернатора звучало даже некоторое восхищение Раулем. — Вчера Йорк был у меня, умолял освободить корабль и людей О’Малли под его ответственность. Он намекал, что знает, где письмо Черной Бороды. Последовала пауза, во время которой Рауль, очевидно, согласно кивнул.

— Йорк обещал доставить письмо мне, — продолжал губернатор. — Разумеется, я в это не верю. Завладев письмом, он наверняка отдаст его в качестве выкупа за сестру. Но меня это не беспокоит, если, думая, что отдает письмо Идену, он отдаст его человеку, работающему на меня. — Спотсвуд довольно поцокал языком. — Да, мой друг, отличный план! С тех пор, как узнал вас, я всегда восхищался вашим умом.

— Значит, вы отдали Йорку «Грозу»?

— Разумеется, как я мог отказать такому преданному другу?

— Что ж, ладно… Что-нибудь еще, сэр?

— Я хотел бы уточнить одну вещь. Как вы узнали, что Йорку известно, где письмо?

— Простите, губернатор, «джентльмен удачи» никогда не должен раскрывать всех своих карт!

— Ладно, можете не говорить. Но как вам удалось похитить девчонку?

— Можно сказать, это был подарок фортуны, которая привела ее в мои руки, — так стоит ли нам обсуждать подробности?

— Вы неплохо поработали, капитан, и честно заслужили свою долю. Держите. — В темноте что-то звякнуло, должно быть, кошелек, полный монет.

— Вы так щедры, ваша светлость, благодарю! Ну а «Грозу» мы ждем в Бухте Аллигатора во вторник…

— Вот и отлично! И сразу же дайте мне знать.

Снова раздался стук копыт, и все стихло. Рауль вернулся к шлюпке. Лицо его сияло.

— Итак, друзья, вы видите перед собой умнейшего капитана из всех, кто когда-либо бороздил окрестные моря! Мне удалось обвести вокруг пальца не только двух губернаторов, но и саму великую Сторм О’Малли! Держитесь, ребята, скоро мы будем купаться в золоте, а старина Рауль станет некоронованным королем морей!

Рауль, ухмыляясь, сел в шлюпку. Кристофер с напарником последовали за ним и налегли на весла.

Кристофер греб молча, на лбу его залегла глубокая складка.

Сторм уже второе утро просыпалась на борту своей «Грозы». Выйдя на палубу, она с радостью убедилась, что день обещает быть прекрасным — на небе ни облачка, сильный ветер надувал паруса, и судно быстро скользило по волнам, словно детская игрушка, которую тянули за веревочку. Волосы Сторм развевались, солнечные лучи ласкали ее лицо…

Саймон сдержал обещание. Потребовалось всего лишь несколько дней, чтобы залатать «Грозу», и вот она уже в море.

Но все равно это был уже не тот корабль. Куда бы Сторм ни бросила взгляд, повсюду она видела следы варварской «работы» солдат Спотсвуда. И все же главное не это: наконец-то она свободна, она дома, со своими людьми — все остальное, казалось, уже не имело значения. Хотя…

Стоя у мачты, скрывавшей ее, Сторм услышала мужские голоса:

— Как только получу деньжонки, заведу себе бабу… нет, лучше двух! А надоедят — пошлю их к чертовой матери и заведу новых.

— Да посмотри на себя, приятель! На тебя с твоей рожей ни одна баба даже не посмотрит!

Сторм постаралась не придавать значения услышанному, но чем-то эти слова ее задели.

Из всех плававших с ней пиратов в живых остались всего восемь человек, но она продолжала считать, что и в таком виде ее команда по-прежнему самая лучшая; однако, пообщавшись с моряками денек-другой, начала в этом сомневаться. Люди, как казалось ей, разленились, они думали лишь о деньгах, которые заплатит им Саймон, и о том, как лучше эти деньги потратить. Изменила ли их тюрьма, или они всегда были такими, и просто Сторм этого раньше не замечала?

Заметив, что одна из рей накренилась, Сторм скомандовала:

— Натянуть парус!

Матросы стали неохотно исполнять приказание, но при этом один из них упустил канат. Тяжелая рея ударила его товарища по голове, и тот упал. Сторм подбежала, когда упавший, потирая макушку, ругался на чем свет стоит.

Глаза Сторм сверкнули:

— Вы что, разучились натягивать паруса? Разленились без меня, придурки! Знала бы я, не стала бы спасать вас из тюрьмы!

— Да по мне, в тюрьме-то лучше! — огрызнулся пострадавший. — Там по крайней мере не получишь реей по башке!

Сторм удивленно уставилась на него. Внутри у нее все кипело, и от злости она была не в состоянии произнести хотя бы слово.

Она сунула канат в руку другого матроса, проходившего в этот момент мимо:

— Натяни парус! И подметите палубу, а то еще кто-нибудь упадет и сломает себе шею!

Тот, едва кивнув, произнес:

— У нас не было времени наводить здесь лоск, мисс. Залатали наскоро самые большие дыры — и вперед!

«Мисс»? Он назвал ее «мисс»! Сторм застыла на месте. Препираться было бесполезно, наказать означало бы проявить слабость. К тому же она помнила, какое важное дело ей предстоит, и ради грядущего успеха готова была многое стерпеть. Но что же случилось с их преданностью, с их хваленой отвагой? Неужели и впрямь эта команда когда-то считалась лучшей?

Сторм словно впервые посмотрела вокруг себя, и то, что она увидела, заставило ее похолодеть. Кучка забулдыг и оборванцев, которые, казалось, и не думали испытывать к ней благодарность за то, что она вытащила их из тюрьмы, мечтающих лишь о том, как бы поскорее набить карманы. Сторм вдруг с ужасом поняла, что они всегда были такими! Они были верны ей лишь до тех пор, пока эта верность обеспечивала им добычу, и сразу же отвернулись от нее, как только она перестала им потакать.

А «Гроза»? Ее любимая «Гроза», ее родной дом, ее крепость? Она тоже казалась Сторм иной. И дело было не только в ранах, нанесенных ей безжалостными солдатами Спотсвуда, — несмотря на эти раны, «Гроза» по-прежнему оставалась надежным и маневренным кораблем. Но теперь сама Сторм почему-то чувствовала себя на борту «Грозы» неуютно. Этот корабль вдруг перестал казаться ей родным домом.

Что же случилось? Почему возвращение на «Грозу», о котором она так долго мечтала, не радует ее?

Роджер стоял за штурвалом, а вся команда получила четкие приказания и исполняла их. Присутствие на палубе Сторм казалось лишним, оно, возможно, даже мешало. Она и сама не в силах была больше стоять здесь, ловить косые взгляды, слушать сальные шуточки за спиной. Ей нужно было быть там, где она по крайней мере знала, кто она такая и за что ее следует уважать.

Сторм побежала в свою каюту, которую теперь занимал Саймон, но даже там она не нашла ничего, что напомнило бы ей о прошлой жизни. С самого начала она как-то равнодушно восприняла то, что карты были грубо содраны со стен, секстант и компас исчезли. Стол был отвинчен от пола и тоже исчез вместе со стулом. Кровать стояла на месте, но матрас и одеяло были изодраны в клочья.

Неизменным оставалось одно — Саймон. Он только что проснулся и сидел на кровати без рубашки; волосы его были растрепаны, и на него было так уютно смотреть, он казался таким привычным, таким родным… Сторм вдруг вспомнила Саймона, каким он впервые появился перед ней в этой самой каюте. Как сверкали тогда его глаза, как гордо была поднята голова! Что-то словно сжалось у нее внутри…

Саймон поднялся, и Сторм снова огляделась вокруг.

— Как все здесь изменилось! — произнесла она.

Но Саймон был настроен совершенно по-другому, ему все представлялось прекрасным — тихое покачивание корабля, запах старого корабельного дерева, свежий морской воздух, по-спартански скудная обстановка каюты, голубое небо и — Сторм…

На Сторм были штаны в обтяжку и свободная белая блуза. Волосы ее лежали по плечам, открытый кружевной ворот обнажал загорелые ключицы, сквозь тонкую ткань блузы проступали очертания груди. Сердце Саймона замирало от одного ее вида — ему казалось, что лишь вчера они впервые занимались любовью в этой каюте, что не было этих безумных месяцев…

— Неужели все и впрямь так сильно изменилось? — спросил он. Голос его прозвучал хрипло, что удивило его самого.

Сторм захотелось вдруг излить ему душу, рассказать, как ей тяжело сейчас, как одиноко… Но она не находила слов.

— Все! — повторила она.

С минуту Саймон пристально смотрел на нее, затем опустил глаза.

— Да, ты права, — прошептал он и потянулся за рубашкой, но Сторм остановила его.

Их взгляды встретились, и в глазах Саймона она увидела то же желание, которое ощущала в себе. Это желание, древнее, как мир, казалось, наполняло собой все ее существо… Сторм словно слышала в тишине оглушительный стук собственного сердца.

— Одно не изменилось, — прошептала она. — Ты.

Она взяла рубашку из его рук и отбросила ее прочь. Рубашка упала на пол. Мускулы Саймона напряглись, во взгляде его Сторм читала внутреннюю борьбу.

— Постой… — слабо попытался протестовать он, но в голосе его было больше уступки, чем протеста.

Сторм, наклонившись, коснулась губами его груди. Она ласкала губами кожу, чувствуя упругую силу его мускулов. Саймон протянул руку, и Сторм вдруг показалось, что сейчас он ее оттолкнет… но он лишь прикоснулся к ее волосам, лаская их.

Руки Сторм оплелись вокруг талии Саймона.

— Не надо, — прошептал он. — Мы не должны…

Она удивленно подняла на него глаза:

— Почему? Почему мы не можем расстаться так же, как встретились? Это не по правилам? Ты знаешь все правила, фермер. Скажи, как мы должны расстаться?

Саймон закрыл глаза, словно пытаясь защититься от наступавшей на него со всех сторон пустоты.

«Нет, — думал он, — мы не должны расставаться… никогда!»

Он дотронулся до лица Сторм и посмотрел ей в глаза.

— Все не так просто, — произнес он. — И ты это знаешь…

Саймон и сам не мог сказать, что в этот миг происходило в его душе. Он видел лишь, что в глазах Сторм стояла невыразимая тоска.

— Чего же ты хочешь, Сторм?

— Тебя, — опустив глаза, прошептала она.

Саймон чувствовал, что не может больше противиться. Губы их слились. Сторм, жадно целуя Саймона, словно желала перелиться в него, запечатлеть себя в его памяти навсегда…

Саймон обнял ее за плечи, увлекая на кровать.

Страсть их была невозможной, запредельной, потому что в глубине души оба понимали: это в последний раз. Такого уже не будет — никогда, ни с кем…

Сторм еще долго держала Саймона в объятиях, не желая отпускать его.

«Это прощание? — думала она. — Нет, не может быть…»

И вдруг она поняла. Их первая ночь в этой каюте была не чем иным, как началом конца, а теперь все пришло к своему завершению.

Они лежали рядом, крепко прижавшись друг к другу; сердца обоих учащенно бились. В это время корабль быстро скользил по волнам, и солнце в небе поднималось все выше…

Саймон нежно поцеловал Сторм в лоб.

— Маленькая моя!.. — прошептал он и улыбнулся. — Впрочем, ты ведь уже не маленькая, не так ли?

— Нет, — улыбнулась она в ответ.

Саймон отвернулся, глаза его были прищурены, словно от боли.

— Я буду по тебе скучать, — произнес он.