— Мадам Лола! — пробасила она. — Эка але!

— Эка але! — отозвалась Лола и, повернувшись к Наташе, пояснила: — На языке йоруба это значит «добрый вечер». Она меня учит понемногу. Ее зовут Виктория Акинтан. Виктория, это — Наташа, моя новая подруга. Приехала из Москвы несколько дней назад.

— Добро пожаловать в лагерь Икороду! — торжественно провозгласила Виктория. — Чем вас угостить?

— Вы меня совсем избаловали, — заметила Лола. — Нет, сегодня мы платим сами.

— Наташа приехала, я угощаю, — безапелляционно заявила Виктория. — Есть свежие орешки и спрайт. А может, хотите джин-тоник?

— Нет, нет, спасибо. — Наташа протестующе подняла руку. — Спрайт — это как раз то, что надо.

Они еще немного поболтали и стали прощаться.

— Вам нужен еще один кондиционер, — сказала Наташа. — Совсем дышать нечем. Как вы тут, бедняжки, весь вечер?

— Я уже говорила маета Первенцеву, — покачала головой Виктория. — А он все: «Да, да», а где это «да»? — Она комично развела руками. — Нету «да».

Наташа не выдержала и рассмеялась. Уж очень забавно у нее получилось. Они тепло распрощались и вышли наружу, на пустую танцевальную площадку.

Хрипловатый тягучий голос Боба Марли что-то лениво напевал им вслед. Наташа не удержалась и сделала под музыку несколько скользящих па.

— Чао, Лола! — раздался у нее над ухом чей-то незнакомый голос.

Она резко обернулась, вздрогнув от неожиданности. Перед ней стоял высокий худой парень с темными волнистыми волосами до плеч. Из-под густых черных усов сверкала насмешливая улыбка.

— Чао, Франко, — смущенно ответила Лола. — Откуда ты свалился?

— С неба, а точнее из Ибадана, — небрежно ответил он. — Кто это с тобой? Еще одна коммунистка приехала?

Наташа опешила от такого нестандартного заявления, но быстро справилась с собой.

— А вы кто, собственно, такой? — вздернув вверх подбородок, спросила она.

— Франко Морелла.

— И откуда вы, если не секрет?

— Из Италии. С Сицилии.

— А-а-а, — понимающе протянула она. — Мафия.

Теперь настал его черед удивляться.

— Почему мафия?

— А как же, — уверенно заявила Наташа. — И ребенку известно, что на Сицилии, кроме мафии и оливкового масла, ничего нет. Точно так же, как в России одни коммунисты. Как дела, мафиозо?

Только тут Франко понял, что его разыгрывают. Он сурово сдвинул брови и угрожающе завращал глазами.

— Полегче, детка, — прорычал он. — Так не обращаются к главарю мафии.

— А как?

— Дон Морелла, вот как.

— Простите несчастную провинциалку, дон Морелла, — смиренно произнесла Наташа. — Я не знала. Больше это не повторится.

— То-то же, — удовлетворенно сказал он и, сменив тон, добавил: — Подождите меня, девушки, я только прихвачу баночку пива и вернусь. Вам взять что-нибудь?

— Спасибо, Франко, но нам уже пора, — сквозь зубы процедила Лола. Она не смотрела на него. Взгляд ее был прикован к двери бара.

Франко и Наташа обернулись. В дверях, покачиваясь, стоял какой-то человек и пристально наблюдал за ними. Тяжелый взгляд его красных, припухших глаз так и буравил их лица. Редкие темные волосы, еле прикрывающие лысеющий череп, беспорядочно взъерошились. Неопрятная, давно не стиранная рубаха наполовину выбилась из измятых брюк.

Франко тихо присвистнул и, понимающе кивнув, исчез в баре. Мужчина, нетвердо ступая, подошел к ним. От него противно пахло перегаром.

— Все воркуете, девчонки. — Он погрозил им пальцем. — Не шибко тут, а то списочки пересмотрим.

— Мы уже домой идем, — сжав губы, ответила ему Лола. — Спокойной ночи, товарищ Садко. — Она подхватила Наташу под локоть и потащила за собой.

— Вот-вот, дома-то надежнее будет, — крикнул им вслед Садко и, пошатываясь, вернулся в бар.

— Ты почему так подхватилась? — спросила Наташа, еле поспевая за широкими шагами подруги. — Кто этот тип?

— Сама же слышала — товарищ Садко. Николай Порфирьевич. Сечет тут за всеми. От всего остального освобожден.

— Ну и что? — ничего не понимая, спросила Наташа. — Мы же ничего дурного не делали. Что ты дергаешься?

— Задергаешься тут. Он уже третий месяц всех терроризирует. Понять не могу, откуда они такую рептилию выкопали. Он как только приехал, сразу же созвал общее собрание. Я, говорит, товарищ Садко, так и сказал. Буду следить за моральным климатом в коллективе, а если что, списочки пересмотрим. Это его любимая фраза.

— Что за «списочки»? — полюбопытствовала Наташа.

— Списки на отъезд. Естественно, никому неохота раньше времени топать отсюда в родной Союз. А он весь день отсыпается, а к вечеру выползает и ну по кустам шастать. Следит, кто к кому пошел, кто с кем пьет и прочее.

— Ну, сам-то он далеко не образец для подражания, — заметила Наташа.

— Да я его вообще ни разу трезвым не видела. Но, надо отдать ему должное, людей он встряхнул здорово. Сразу стало ясно, кто что стоит. У него, считай, каждый пятый в стукачах ходит. Ко мне тоже, кстати, подкатывался, но я его тихо отшила. Прикинулась на всякий случай полной дурой. Знаешь, иногда помогает.

— Это верно. Хорошо, что ты меня предупредила. А кто из наших знакомых с ним сотрудничает?

— За примером долго ходить не надо. Твой коллега по отделу и его «обворожительная» женушка.

— Смоктуновский, что ли?

— Угу.

— А Володька Дронов? — небрежно спросила Наташа. Она затаила дыхание в ожидании ответа. Неужели и он?

— Вовик? Да ты что! — Лола даже руками всплеснула. — Вывернулся как-то. Он такой попрыгунчик-балабон, что его никто не принимает всерьез.

Ну и слава Богу, подумала Наташа. Значит, она в нем не ошиблась.

— Нет, ну ты сама посуди, это же извращение какое-то! — взволнованно проговорила Наташа. — Почему мы должны его бояться? Мы же все тут взрослые люди, сами можем решить, чем заниматься в свободное время. А его дело — шпионов ловить и охранять государственные секреты. Я понимаю, если бы кто-нибудь воровал здесь коммерческие тайны и продавал нигерийцам. Так ведь нет.

— Но должен же он чем-то заниматься, — резонно заметила Лола. — Интересно, что он пишет в своих отчетах.

— Я себе представляю, — усмехнулась Наташа. — За период моей работы на объекте достигнуты значительные успехи в деле воспитания коллектива, — проговорила она заплетающимся языком. — А именно: все мужчины пьянствуют водку только со мной, а девушки-переводчицы в разговоры с инородцами не вступают и уже почти забыли английский язык.

— Это, наверное, его хрустальная мечта, — рассмеялась Лола.

— И вот идет этот симпатяшка Франко тебе навстречу, говорит: «Чао, Лола!», а ты ему в ответ: «Му-у-у…»

Лола вдруг притихла. Наташа взглянула на нее и заметила, что улыбка вдруг исчезла с ее лица, а в глазах появилось неприятное настороженное выражение. «Что это с ней?» — подумала, недоумевая, Наташа, но спрашивать почему-то не стала.

В выходные Наташа мечтала как следует отоспаться. Накануне они с Первенцевым провели весь день в Лагосе, в Нефтяной корпорации, а вечером ужинали в китайском ресторане с двумя японскими фирмачами. Оба всю дорогу учили ее есть палочками, без особого успеха, но было весело.

Первенцев, крайне довольный результатами переговоров, клятвенно пообещал ей, что в выходные ее не тронет. Она сладко спала и не сразу услышала стук в дверь. Но тот, кто стучал, был настойчив, и Наташа, с трудом вырвавшись из объятий сна, приоткрыла глаза. Без четверти восемь.

— Боже, — простонала Наташа. — Кто там?

— Соня, это же я, Лола, — раздался из-за двери знакомый голос. — Ты что, забыла, что сегодня мы едем на пляж.

Наташа действительно напрочь об этом забыла. Вчера был такой сумасшедший день. Она быстро сунула ноги в шлепанцы, накинула халатик и выскочила на порог. Рядом с Лолой, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, стоял Володя. Его заинтересованный взгляд заставил Наташу поплотнее запахнуть халат и затянуть пояс.

Она была так соблазнительна, вся розовая от сна, светлые волосы густой волной упали на грудь, и ему вдруг захотелось спровадить Лолу куда-нибудь подальше и остаться с ней наедине. Запереться в комнате и до завтра никуда не выходить.

Лола каким-то шестым чувством уловила его мысли и резко сказала:

— Не стой как изваяние! Автобус уже уходит.

— Задержите его минут на десять. Я мигом. — И Наташа исчезла за дверью.

Володя стоял и тупо смотрел ей вслед. Однако Лола живо привела его в чувство, ткнув локтем в бок.

— Вы, я вижу, размечтались не в меру, юноша, — язвительно сказала она. — Беги, держи автобус за задние колеса.

— Слишком много ты всего видишь, — пробурчал отходя, Володя. Он всегда считал, что умеет скрывать свои мысли, и то, что его так легко раскусили, вывело его из себя.

Прошло не десять, а добрых двадцать минут, прежде чем Наташа наконец появилась. Люди начали потихоньку роптать. Но когда она впорхнула в автобус в воздушном светло-зеленом сарафане и широкополой соломенной шляпе с цветами и слегка смущенно улыбнулась, каждому из присутствующих мужчин показалось, что улыбнулась она именно ему. От недовольства не осталось и следа.

— Извините меня, пожалуйста. — Наташа сняла шляпу и тряхнула волосами. — В первый и последний раз. — Она осмотрелась в поисках свободного места.

— Иди сюда, Наталья, — пробасил Паша, ее знакомый прораб из Нефтеюганска. — Пробирайся к окошку.

Она уселась, и автобус тронулся. Раздосадованный Володя недовольно прикусил губу. Он так надеялся, что она сядет с ним.

Первые полчаса Наташа непринужденно болтала с Пашей, но потом тряска и однообразный ландшафт за окном совсем разморили ее. Она почувствовала, что глаза слипаются, а держать голову прямо становится все труднее.

— Паш, — сонно сказала она. — Я посплю, ладно?

— Валяй. — Он подвинулся. Наташа забилась в уголок и задремала.

Ей снилось, что она в Москве, дома, стоит на стремянке и наряжает большую новогоднюю елку. А внизу стоит мама и подает ей мишуру и игрушки. Она улыбнулась во сне, потянулась, чтобы достать до верхушки, голова ее скользнула по спинке сиденья и опустилась на плечо Паши. Он устроился поудобнее и замер, чтобы не спугнуть ее сон.

— Ох, смотри, Пашка, — ехидно произнес один из его приятелей, сидевших сзади. — Приеду, все жене расскажу.

— Угомонись, балбес, — беззлобно ответил Паша. — Дай девочке поспать.

Наташа проснулась оттого, что качка вдруг прекратилась. Она подняла голову, протерла глаза и огляделась. Автобус стоял на песке в тени кокосовых пальм. Последние пассажиры торопливо выбирались наружу. Она потянулась, повернула голову и увидела рядом широкое добродушное лицо Паши.

— Как спалось? — спросил он, потирая затекшее плечо.

— Великолепно, как будто целую ночь проспала. Слушай, ты нырять умеешь? — осведомилась она вдруг.

— Конечно.

— Научишь меня?

— Какой вопрос? Пошли.

Он помог ей выбраться из автобуса, и они вместе побрели по песку к океану. Володя, поджидавший ее в сторонке, пристроился сзади. Наташе не хотелось оставаться с ним наедине. Ее смущало откровенное желание, которое она читала в его глазах. Она еще не решила, как вести себя, и вообще, что со всем этим делать.

По пляжу тут и там были разбросаны длинные кабинки, сплетенные из пальмовых листьев. Они устроились в одной из них, вместе с остальными. Наташа быстро скинула сарафан и осталась в крошечном черном купальнике, составлявшем ослепительный контраст с ее белой, не тронутой загаром кожей. Она подвязала волосы на затылке и повернулась к Паше.

— Я готова.

Она невольно залюбовалась его могучим торсом. От широченных плеч, вздувшихся буграми мышц исходила волна мощной мужской силы.

— Ого, да ты прямо Геркулес. Тебе надо выступать на соревнованиях тяжелоатлетов.

— Было дело. Баловался со штангой в молодости, — с нарочитой небрежностью сказал Паша.

Володя прыгал на одной ноге по песку, пытаясь освободиться от шорт. Он казался таким худосочным рядом с огромным Пашей, что Наташе даже стало жаль его.

— Не торопись, — обратилась она к нему. — Мы подождем. Как называется это место?

— Бадагри-Бич, — стряхнув наконец шорты, ответил Володя. Он чувствовал себя не в своей тарелке. — Самый лучший пляж во всей округе. Чисто и народу мало, не то что на Бар-Бич в Лагосе.

— Ты плавать-то умеешь? — спросил у нее Паша.

— Умею, и неплохо, а вот нырять — никак. Не могу заставить себя опустить голову под воду.

— Сначала надо научиться лежать на воде лицом вниз, — авторитетно заявил Паша. — Пойдем. Я покажу тебе.

Они подошли к воде. Огромные волны разбивались метрах в трех от берега, шипя и пенясь, слизывали с песка камни и ракушки и уносились обратно. Паша разбежался, ушел с головой под волну и вынырнул уже за линией прибоя, где волн почти не было и безбрежная гладь океана ослепительно искрилась на солнце.