Ги Бретон - В кругу королев и фавориток

Останки Ла Моля и Коконаса ждала любопытная судьба. Вот что рассказывает в своих «Мемуарах» Бассомпьер:

«В последнее время мадам де Монмартр, осуществившая серьезные преобразования в своем аббатстве и запретившая монахиням покидать монастырь, приказала обнести аббатство оградой; когда при строительстве ограды копали землю, были найдены два ящика, а в них две головы с набитыми драгоценностями ртами; к находке отнеслись с большим благоговением и решили, что головы принадлежали мученикам за веру, которые усердием христиан были захоронены в этом месте вместе с драгоценностями; так их обнаружили, и была построена часовня мучеников веры, а головы поместили в оправу и превратили в почитаемую реликвию…» [6]. Так что иногда и любовь приводит на небеса…

Несколько дней Маргарита добросовестно старалась сохранять верность памяти драгоценной пропажи. Усилия ее заслуживали тем большей похвалы, что вокруг — нее увивалось множество молодых людей, чья учтивость была слишком подчеркнутой, чтобы заподозрить их в честных намерениях.

Она бы, конечно, очень скоро забыла о своем трауре в постели одного из этих молодых людей, если бы не носила на вороте своей блузки маленькую головку мертвеца в качестве памятки о любимом.

Но даже самые сильные чувства не устоят перед зовом природы. Уже через неделю Маргарита стала ощущать какое-то необычное возбуждение, из-за которого стала неразговорчивой и не находила себе места. Ей требовалось что-то успокоительное. И она нашла такое средство в лице молодого придворного по имени Сен-Люк, который славился неистощимой мужской силой. За несколько встреч он совершенно избавил Марго от мучений. После этого молодая королева снова стала появляться на придворных балах. В один из вечеров она познакомилась с красавцем, которого звали Шарль де Бальзак д`Антраг, и стала его любовницей. Она, конечно, не знала, что этого дворянина ей подсунул герцог де Гиз, которому хотелось приблизить ее к своей партии…

Двор тогда находился в Лионе, где и праздновал возвращение Генриха III из Польши.

Король всегда любил свою сестру несколько своеобразной любовью. Узнав, что она делит ложе с д`Антрагом, он страшно возмутился и решил растолковать Генриху Наваррскому, что пора бы ему уже позаботиться о своем супружеском достоинстве. Заодно он собирался сообщить ему и о тех кровосмесительных играх, которые Марго вела с герцогом Алансонским, чтобы тем самым рассорить между собой руководителей недавнего заговора.

Бедняга и не подозревал, что Наваррец прекрасно осведомлен о поведении своей жены и сам тем временем без зазрения совести предается самому безудержному разврату.

Однажды король посадил Беарнца в свою карету, повез на прогулку и как бы Случайно привез его на улицу, где жил д`Антраг. У двери его дома стояла карета Маргариты, которую легко было узнать по ее золотистому цвету и по желтым бархатным сиденьям.

— Твоя жена там, со своим любовником, — сказал суверен.

Наваррец смущенно улыбнулся.

В тот же день вечером узнавшая об этом, Маргарита бросилась к матери, чтобы пожаловаться на поведение Генриха III. Генрих получил от Екатерины Медичи основательную нахлобучку и был вынужден перед всеми извиниться, заявив, что он, наверное, ошибся относительно цвета кареты…

Хотя злокозненный замысел и не удался, он по крайней мере открыл Маргарите глаза на двуличность ее брата. В течение нескольких дней она вела себя очень разумно и совсем не смотрела на мужчин, чтобы избежать искушения.

Но рамки целомудренной жизни тяготили ее, и однажды вечером она стала любовницей Луи Клермона д`Амбуаза, сеньора де Бюсси. Это был весьма элегантный молодой человек, проводивший все время на дуэлях и в объятиях придворных дам.

По словам Мерки, «у него был часослов, в котором он записывал истории знакомых ему незадачливых мужей, посвящая каждому хвалебный гимн».

Сойдясь с Маргаритой, этот горячий юноша совершенно разнуздался, и все их отношения свелись «к безудержной похоти, тайным сношениям и раздельному окончанию любовного акта». Очень скоро они допустили неосторожность. Однажды вечером кто-то увидел их в тот момент, когда «они совокуплялись прямо в одежде, стоя в дверях ее комнаты».

[7]

Генриху III тут же сообщили, каким любопытным забавам предается Маргарита в луврских галереях. Не желая терзаться ревностью в одиночку, он призвал Генриха Наваррского:

— Твоя жена обманывает тебя с Бюсси!

Беарнец лишь пожал плечами и ничего не ответил. Тогда король отправился к матери и сказал, что поведение Маргариты шокирует весь Париж.

II Екатерина, и который уже раз, снова вступилась за дочь: «Не знаю, как эти клеветники подсовывают вам подобные фантазии, — возразила она строго. — Все несчастье моей дочери, в том, что она живет в это ужасное время. Во времена моей молодости мы свободно разговаривали с кем угодно, и все порядочные люди, сопровождавшие короля, вашего отца, а также монсеньера Дофина и монсеньера Орлеанского, ваших дядей, все онч спокойно заходили в спальню мадам Маргариты, вашей тети, и в мою; никто не находил в этом ничего странного, потому ничего странного и не было. Бюсси видится с моей дочерью на глазах у вас и у ее мужа, в присутствии свиты ее мужа у себя в комнате, в присутствии всех, а вовсе не тайком, не за запертой дверью. Бюсси знатный человек и первый при вашем брате. Есть ли тут повод для подозрений? А известно ли вам другое? Клеветой, возведенной на нее в Лионе, вы нанесли ей такую огромную обиду, от которой, боюсь, она не оправится всю свою жизнь…»

Крайне удивленный, король только и нашелся ответить:

— Мадам, я говорю лишь со слов других.

— А кто эти другие, сын мой? Все это люди, которые желают рассорить вас с вашими близкими.

Генрих III возвратился к себе с твердым намерением уничтожить этого Бюсси, узнавшего с его сестрой наслаждения, от которых у него сохранилось лишь ностальгическое воспоминание…

Спустя два дня, в полночь, по приказу короля на Бюсси напали двенадцать всадников. Случилось это на набережной около Лувра. Любовнику Маргариты удалось соскользнуть со своего коня и под покровом ночи добежать до двери какого-то дома, где он и притаился. По странной случайности дверь оказалась слегка приоткрытой. Бюсси толкнул ее, вошел в дом и пробыл там до рассвета. Утром он явился ко двору и поприветствовал короля, не скрывая иронической усмешки, после чего счел благоразумным «сменить климат». Бюсси покинул Париж 22 мая 1575 года в сопровождении ста семидесяти всадников, гордо несших на своих шляпах цвета королевы Маргариты 1.

В июле 1579 года Бюсси д`Амбуаз стал любовником прекрасной Франсуазы де Маридор, жены графа де Монсоро, обер-егермейстера из Анжу. Столь же фатоватый, сколь и популярный, Бюсси написал своему другу Кутенану письмо, в котором сообщал, что «ему удалось сначала обложить животное, принадлежащее обер-егермейстеру, а затем и поймать его в сети». Далее в письме следовали подробности по поводу тонкостей искусства, знатоком которых оказалась красавица, некогда активная участница Летучего эскадрона. Позабавившись сам, Кутенан показал письмо брату короля, который сохранил его и в удобный момент передал королю. Генрих III сразу понял, что у него наконец появилась возможность отомстить де Бюсси. Он пригласил к себе Монсоро, бывшего в то время в Париже, и дал ему прочесть письмо. Граф вернулся к себе в Кутансьер (потому что драма Монсоро разворачивалась вовсе не в Монсоро, как об этом писал Александр Дюма) и начал с того, что нещадно поколотил неверную. Затем, угрожая ей пистолетом, он вынудил жену назначить де Бюсси свидание на следующую ночь. Бывший любовник Марго явился в указанное время в замок. Казалось, все вокруг спали. Он постучал. Какая-то женщина открыла дверь и провела его на второй этаж, где располагалась комната Франсуазы. В тот самый момент, когда он собирался войти к своей любовнице, ему послышался легкий шум. Обернувшись, де Бюсси оказался лицом к лицу с пятнадцатью неизвестными, которые, обнажив шпаги и кинжалы, тут же устремились к нему. Завязалось страшное сражение. Мужественно отражая удары, Бюсси хотел выпрыгнуть в окно и уже разбежался, чтобы броситься в пустоту, когда сзади его настиг удар шпаги. Кувыркаясь в воздухе, он упал на решетчатые ворота замка, где на следующий день и был обнаружен его труп.

После этого события граф и графиня Монсоро помирились, жили счастливо и народили очаровательных детей.

В то время, как Маргарита, одержимая каким-то поистине безграничным любовным голодом, затаскивала к себе в постель одного за другим гвардейцев, охранявших Лувр, в надежде подыскать себе девятого постоянного любовника, Генрих Наваррский утешался тем, что забавлялся с дамой из окружения королевы-матери, грациозной м-м де Сов [8].

Она обладала «высоко стоящей белоснежной грудью, щедро заполнявшей трепещущую ладонь дворянина, вытянутые бедра и волнующие ягодицы». Именно с ней проводил Беарнец дивные ночи, которые так много значат даже в жизни короля; и он без конца поздравлял себя с тем, что попал в семейку, где верность не признавалась за добродетель, и потому он мог, не особенно рискуя, обманывать жену.

И все же подобная простота нравов его немного удивляла, потому что сам он по причине протестантского воспитания, данного ему Жанной д`Альбре, не привык к такой свободе.

Да и знай он всю правду, вряд ли он смог бы удивиться еще больше.

В сущности, если он и стал любовником м-м де Сов, то только потому, что этого хотела его теща.

Речь идет о тайном, неясном замысле Екатерины Медичи, затеянном в политических целях.

Чтобы лучше понять суть происходивших событий, следует вспомнить, что король Наваррский был одним из руководителей заговора, имевшего целью отстранить от власти Генриха III и посадить на его место герцога Алансонского. Когда заговор был раскрыт, Екатерина отказалась от мысли засадить в тюрьму обоих принцев, справедливо полагая, что это вызовет бурные волнения в королевстве; однако она превратила Наваррца и герцога Алансонского в пленников Лувра. Им было запрещено покидать дворец в одиночку, без сопровождения, а множество тайных агентов записывали буквально каждое сказанное ими слово.

Но, несмотря на постоянный надзор, Екатерина Медичи продолжала жить в постоянном страхе. Она все время страшилась, как бы оба кузена не ускользнули от надзора, не связались снова с протестантами и не затеяли новый заговор.

И не потому ли, зная склонность своего зятя к хорошеньким женщинам, она решила, если можно так выразиться, поручить его заботам м-м де Сов, лишь бы удержать его при дворе. Молодая женщина, наделенная весьма подходящим темпераментом, согласилась взять на себя роль, предложенную ей королевой-матерью, и Наваррец, сам того не сознавая, теперь уже стал ее пленником.

Оставался герцог Алансонский. Какую женщину предложить ему, с тем чтобы он оставался в Лувре? Екатерина посоветовалась с Генрихом III. Король, славившийся еще более макиавеллическим нравом, чем его мамочка, решил использовать для этого все ту же м-м де Сов, которая должна была таким образом одновременно и удерживать обоих, и сделать их соперниками [9].

Таким образом, м-м де Сов стала любовницей герцога Алансонского.

Ловкая комедиантка, она сумела в точности выполнить то, чего от нее ждали Екатерина и Генрих III. Отдаваясь поочередно то одному, то другому кузену и при этом убедив каждого в своей горячей любви, она тем не менее совершила несколько промахов, благодаря которым оба поняли, что обмануты. Послушаем, что говорит об этом Дре дю Радье:

«Поскольку любовь короля Наваррского и герцога Алансонского к м-м де Сов возрастала с каждым днем, очень скоро они от скрытых взаимных обид перешли к откровенной ревности, из-за которой перестали считаться даже с соображениями личного самолюбия, политической необходимости и долга, прежде удерживавших их от необдуманных поступков. Одного взгляда, простого внимания, малейшего знака благосклонности, проявленного м-м де Сов к королю Наваррскому, было достаточно, чтобы привести в негодование герцога Алансонского и настроить против соперника. Точно такой же была реакция короля Наваррского на его кузена герцога». Взаимная ревность стала началом постепенно разраставшейся вражды этих двух мужчин, о чем Беарнец сам однажды поведал мемуаристу Сюлли: «Наши первые трения начались тогда, когда мы оба оказались пленниками королевского двора. Не имея возможности часто покидать дворец, мы развлекались тем, что выпускали полетать в моей комнате перепелов, ухаживали за дамами и иногда даже за одной и той же, как, например, м-м де Сов, которая мне выказывала свое расположение, а его отталкивала и при мне обращалась с ним пренебрежительно, и это приводило его в бешенство»