Как, моя девочка?.. Что такого сделать, чтобы ты тоже это ощутила, прочувствовала, поняла, приняла в себя и осознала, что это наше общее, единое? Что мы друг без друга ничто, и мы живем сейчас только благодаря этому...

Пожалуйста, почувствуй её! Произнеси, скажи... Впусти меня в себя, всего, без остатка! Почувствуй мою любовь и сладкую боль!.. Ты не можешь это спутать ни с чем и ни с кем другим! Аналогов этому не существует!

Это только наше, между мной и тобой, твоё и моё! И никто, слышишь, никто не имеет права прикасаться к этому и марать своими взглядами, словами и руками!

Он накрыл её бесстыжий ротик своим подминающим порывом, не в силах удержаться от этого непреодолимого притяжения, самого мощного и затягивающего в нереальные глубины, в эпицентр их огромной бескрайней Вселенной. Раскрывая шире её податливые губки своими, сплетаясь скользящим движением идеально сочетающимися линиями и рельефами в один неразрывный узор. Кончиком языка срисовывая нежный контур и погружаясь в сладкую топь головокружительного упоения, растягивая капли собственного вкуса по поверхности ее бархатного язычка дразнящими толчками и невесомыми ударами похотливой змейки. За считанные секунды вырывая из её горлышка ответные стоны и впитывая через кожу рук горячие приливы несдержанной дрожи. Ощущая не только телом и обнаженными чувствами неконтролируемую вспышку её желанного возбуждения, но и куда более глубокие процессы самого невероятного состояния их переплетенного в одно естества.

Да, именно тогда она распустилась своим кроваво-алым цветом, самым восхитительным чистым цветком недосягаемой для чужих рук их общей Вселенной. Распустилась в них, заражая и питая кровь сильнейшим живительным дурманом. И обратной дороги больше не существовало – из этого... из них выхода не было!

Ты моя! Слышишь? Чувствуешь? Только моя! И только я имею права к тебе прикасаться! ТОЛЬКО Я!!!

...Щелчок? Удар? Взрыв? Где-то рванула застывшая в невесомости комета или черное ядро заледеневшей звезды? Или качнулся коловорот погасшей спирали неподвижного эпицентра мертвой вселенной?..

Её острая ослепляющая вспышка полоснула по перекрученным узлам натянутых нервов, ударила по глазам, резанула раскаленными белыми струнами раскрутившихся по позвоночнику стальных пружин. Я едва не взвыл и не выгнулся... нет не от боли! Заточенные звенья цепи-кнута рубили по позвоночным дискам, обвивая их тугой змеей от шеи и до самого копчика, впиваясь острыми шипами в грубую шкуру захрипевшего зверя. И это уже был не страх! Он отступил под натиском мощной дозы вскипевшей в крови адреналина, вырубая часть чувств осязания и понижая порог боли едва не до нулевой отметки.

Это была твоя самая большая ошибка, Алекс! Я мог стерпеть всё, даже пробку в анал, если бы до этого дошло дело, но, бл**ь, на этот раз ты переступил все допустимые грани! Ты не имел на это никакого права и не имеешь вообще!

Меня кроет сразу с нескольких точек, раскручивая эту смертельную спираль выбивающими нахлестами каждого разрывающегося изнутри витка. Может это и боль, но иного сорта. Потому что я её почти не чувствую, даже под полыхающими приливами всесжигающего напалма.

Это было только моим! Это принадлежало только мне! Они мои! ОНА МОЯ!!! Никто не имел права смотреть на неё! НИКТО!!!

- АЛЕКС!!! – не помню, как вскочил с лежака, когда она вырвала меня из оцепенения и окончательно накрыла ядерным облаком.

Я знал и осознавал лишь одно – я должен их вернуть! Это были не просто фотоснимки, и даже не последнее, что у меня оставалось от самого себя, это была часть сокровенного, живого и личного, то, к чему не имели права прикасаться ни одни посторонние руки, и уж тем более смотреть... Смотреть на Тебя! На твое лицо, в твои глаза, на твое чистое откровение, которое принадлежало только мне!!! Никто не смел, кроме меня, смотреть на это!!!

- Верни мне снимки, еб**ь тебя в рот!!! Сейчас же! – в два прыжка доскочить к противоположному углу и едва соображая, что делаю и особенно как, прокричать срывающимся хрипом в объектив камеры. Еще меньше двух секунд, чтобы податься последующей вспышке и схватиться обеими руками за лакированную столешницу круглого столика и с развороту швырануть им по касательной, не целясь во что-то определенное. Он врезался на полной скорости мощного удара-толчка в стену над лежаком с треском надломившись в нескольких слабых точках и тут же с грохотом посыпавшись на пол и матрац топчана.

Думаете, меня это остановило? Или слегка протрезвило? Наверное вы никогда не дурели от боли и ярости в таких несовместимых с жизнью дозах, приправленных еще более смертельной инъекцией запредельного отчаянья. Когда чувство самосохранения срезает под корень и добивает еще более ненормальными накатами неконтролируемого срыва. Ты сам становишься оголенным электрокабелем с разрядом в десять тысяч вольт, сжигая каждое ощущение и проскочившую искру мысли до того, как успеешь ее прочувствовать, осознать и принять. И в этом плане алкогольное опьянение проигрывало по всем показателям!

- Ты меня слышишь, долбоеб херов! Ты не имел права их трогать! Если ты сейчас же не вернешься... я на х*й разворочу здесь все! – меня не надо долго стимулировать и воодушевлять, я действую на подсознательных инстинктах. За эти годы они прописались во мне куда основательней, чем что либо иное, чем все ваши вместе взятые физические меры воздействий и наказаний. Этого зверя не надо подкармливать, он сделает все сам! Даже если будет подыхать и с трудом держаться на ногах. Ты и представить себе не можешь, на что он способен в состоянии аффекта! На что Я способен, когда хочу добиться своего!..

Сорвать со стены книжную полку – это вообще не вопрос и не сверх задача. Свалить прямо на пол, все что на ней лежало, ухватиться по удобнее за определенные края и грохнуть о ту же стенку. Я не думаю над последующим действием, я прекрасно знаю, что делаю и зачем. Подцепить одну из длинных досок-полок и ногой отбить лишние мешающие элементы. И мне реально по х*ю на последствия, это не моя вина!

Не я запустил эту чертову реакцию. Я же делал все, что от меня требовали! Я не нарушал никаких правил и условий! Это ты, бл**ь, Алекс, спустил все в унитаз всего лишь одной СВОЕЙ гребаной выходкой! Ты переступил этот хренов предел!

С каждой новой секундой, казалось, меня рубило все сильнее и жестче, выжигало более мощными дозами адреналина, спаливая на хрен и под чистую все попытки адекватного рассудка прорваться сквозь этот неприступный барьер высоковольтного тока.

Схватить эту долбанную доску и глядя исподлобья в неподвижную линзу объектива видеокамеры прохрипеть последнее предупреждение?

- Ты, бл**ь, лучше меня знаешь, что я... никогда не шучу, если что-то обещаю! – и почти точно по центру, ребром торцевой части полки четким и резким ударом, почти сбив ее с закрепленного уголкового штатива с первого же попадания. И это не смотря на дикую дрожь-тряску в перенапряженных руках. Со второго раза она даже выбила искру, беспомощно повиснув на оголившихся проводках, а вот с третьего – можно было и не гадать. Камера слетела на пол, покатившись по добивающему ее камню жалким мячиком, который, увы, уже не подлежал никакому тех. ремонту.

Я отбросил полку, делая очередной спонтанный рывок-шаг в другую часть комнаты. Ладони сжимались на ходу в кулаки, будто самопроизвольно пытались раздавить эту гребаную тряску с пульсирующими ожогами на коже в пустой вакуум. Сердце рвалось сквозь прутья жестких ребер вместе с хрипом дуреющего с каждым проделанным шагом бесконтрольного зверя.

Я вообще ничего не чувствовал, только этот бешеный ритм и циркулирующий в пылающей коже чистый ток священной одержимости. Бл**ь, я даже в состоянии наркотического опьянения так себя никогда не ощущал, в двух микронах от тончайшей грани – сорваться окончательно и бесповоротно!

- Ты облажался, Лекс, ох, как облажался! Еще десять секунд, и эта камера станет следующей!.. – и это не угроза, Рейнольдз, а обычная констатация факта. И тебе ли это не знать!

Проговорить это во вторую камеру с не менее экспрессивной подачей рычащего зверя – даже не пришлось для этого напрягаться. Вот это и есть то, что называется – не играть! Попробуй, перебей своей возможной жалкой комбинацией хладнокровного Верха. Посмотрим, как ты справишься с этой стороной реальности! Давай, я жду! Приди, и попробуй разрулить все это дерьмо, если хватит ума и сообразительности...

Наверное, я наивно рассчитывал на равное соотношение сторон или держался за незыблемую веру в крепкую дружбу, проверенную десятилетиями. Нет ничего страшнее, чем впускать в свои вены подобный яд предательства от самых близких и дорогих тебе людей. Следить и позволять их рукам затягивать на твоем теле и запястьях кожаные жгуты мокрых веревок.

Конечно он пришел, хотя и казалось, что не торопился, или это я в состоянии аффекта не сумел просчитать другого варианта событий. Ждал одного Алекса, а он притащил с собой подмогу – Чарльза Приста, здорового пятидесятилетнего конюха. И даже тогда я так до конца и не понял, в чем был подвох и какой точки невозврата я уже достиг...

-...что, Лекс, на свои силы уже не рассчитываешь? Или боишься, что в этот раз не потянешь, натрешь на языке волдыри от непосильной задачки?

Я и не собирался успокаиваться. Для меня было достаточно одного самого недостающего элемента в этой гребаной сценке – у Алекса в руках ничего не было! Он спускался по ступеням вместе с Пристом прямо на меня с одним из тех выражений на абсолютно бесчувственном лице, которые обычно не сулили ничего воодушевляющего.

- Где они? – мой первый рывок в сторону открывшейся двери был подрезан подсознательным рефлексом напрягшегося внутри зверя. Несколько замедленных шагов назад, чтобы успеть изучить свое безвыходное положение с возможными последствиями.

- Тебе лучше успокоиться, Дэн. Ты же и без меня прекрасно понимаешь, чем чреваты подобные выходки...

- Ты и вправду думаешь, что знаешь, как меня наказать? Ты реально веришь в безграничные возможности и силу своей гребаной доминатности?

Как видно я еще достаточно соображал и понимал, как его поддеть, а, главное, побольней. Но что мне его мозоли, когда я не могу дотянуться и вытащить между своих лопаток загнанный его рукой клинок.

- Дэн, пожалуйста... – кажется, это было последнее, что он тогда сказал с одновременным жестом протянутой ко мне широкой пустой ладони.

Все, что мне тогда хотелось... вцепиться в его глотку, по-настоящему, разорвать на хрен сонную артерию собственными зубами... Но меня резануло по глазам очередным разрядом высоковольтной шоковой дуги. Неосознанный рывок... возможно даже с попыткой нанести удар сжатым кулаком... Физическая боль накрыла не сразу. Или убежать или прорваться? Куда? Я и не хотел убегать! Я ТОЛЬКО ХОТЕЛ ВЕРНУТЬ СВОИ ФОТОГРАФИИ!!!

Уже не помню, кто первый меня скрутил – Алекс или Прист, но то что укол в плечо мне делал именно Чарли – это я запомнил хорошо, как и сам небольшой шприц в его внушительных ладошках. Этот молчаливый Голиаф мог и без чужой помощи усмирить и не такую лошадку. В конечном счете я оказался зажатым со спины под локти как раз его убойными ручками.

Последние секунды и глаза Алекса были не то что в тумане, они буквально плавили раскаленным воздухом мою глазную сетчатку и разрывающуюся под лезвиями смертельной действительности надорванную память. Он словно делал последние тщетные попытки дернуться и хоть чем-то закрыться, успеть воздвигнуть защитный блок до того, как смысл последних слов Рейнольдза достигнет своей цели – самой глубокой и сокрытой от всех и вся смертельной точки.

Лекс зажал мое лицо обеими руками, безжалостно направляя мой еще сфокусированный взгляд на себя... только на себя...

- Ты не виноват! Это не твоя вина!

Бл**ь... что? Какого х*я он морозит?

- Дэн... ты меня слышишь? ЭТО-НЕ-ТВОЯ-ВИ-НА!..

Он попытался... последний наивный толчок... и она оборвалась... хлынула кипящей лавой в эту заблокированную пустоту... закричала ее голосом... вспорола на живую все нервы и старые шрамы – все до единого!

"Дэн, а ты уверен в себе и в собственных силах? Ты можешь сказать самому СЕБЕ, что, да, в этот раз у тебя всё получится и без чужой помощи. Что тебе не нужен ни якорь, ни болеутоляющие, ни сеансы у психотерапевта, что всё давно позади, и ты больше не возьмёшь в рот ни капли, потому что тебя не тянет… Тебя не тянет, Дэн?!" – ты же не серьезно? Ты не могла так глубоко меня задеть, увидеть то, в чем я боялся признаться самому себе всю свою сознательную жизнь... - "Извини, Дэн, но я не хочу… это не моё! Я не верю в чудеса… я уже не говорю, насколько мы с тобой разные, и что кроме постели у нас нет ничего общего!.."