Ты стал моей хронической болезнью, хотя я никогда не признавалась себе в этом. Разве алкоголики и наркоманы готовы признаться в том, что они наркоманы? От этой болезни не бывает лекарств, от тебя не существует лекарства! Они могут не пить, не принимать наркотиков, не контактировать напрямую с предметом своей смертельной слабости, но остаются при этом больны на всю оставшуюся жизнь! Или думаешь, все эти годы я не тянулась, не рвалась и не хотела к тебе вернуться, хотя бы на день-два, три... на десять ничтожных минут? Или это я так поспешно выскочила за муж, всего через год после нашего разрыва? По-твоему, я следила за твоей жизнью в светских новостях от скуки ради? Или все-таки искала хоть какой-то ничтожный намек, знак, подсказку, что ты ещё помнишь меня, думаешь обо мне, что-то чувствуешь... Твой сын, твоя жена, семья, работа, друзья, вся твоя новая жизнь – она была слишком (разве что за редким исключением) идеальна. Но в том-то и дело... я не видела в ней себя, мне не было там места и никогда не было! За десять лет она превратилась в эталон недосягаемого совершенства, в радужную мечту любой наивной обывательницы... в разорванную в клочья мечту глупой малышки Эллис.

Да, бл**ь, я могу себе лгать хоть до рвоты, до полной отключки и потери сознания, что забыла тебя, не ждала, не думала и не хотела! Но сейчас все это попросту превращалось в ничтожную пыль, в стертые в невесомую пыльцу твоими пальцами хитиновые крылья бабочки, выжженную напалмом моих ощущений и желаний папиросную бумагу всех несбывшихся предсказаний и высокоморальных принципов Эллис Льюис. Я становилась никем и ничем, безвольной тенью, ментальной оболочкой, оголенными эмоциями и пульсирующей агонией в твоих ладонях, в зыбучих черных песках твоего затягивающего взгляда, в твоем Черно-Красном Зазеркалье из которого нет выхода... и никогда не было! И это только твой мир, ТВОЯ Вселенная, а я лишь его неотъемлемая частичка, невидимый атом, незримая гранула на дне бескрайнего океана твоей всепоглощающей воли и священной одержимости...

-...Встань! - короткий, сверхспокойный и бесчувственный приказ, способный убить контрольным выстрелом в момент самой раскрытой уязвимости.

Как я еще не отшатнулась, не вжалась спиной в глубь дивана, не заскулила и не зажмурилась, как от самой сильной, выбивающей все на хрен из головы и тела пощечины. Или это все из-за твоих глаз, их тонких клинков, удерживающих мой собственный взгляд на их острейших лезвиях, в недосягаемой глубине моего онемевшего сердца; твоей руки, пальцев, стягивающих на моей коже тончайшие нити твоего беспощадного подавления. Будь на твоем месте кто-то другой, я бы ни за что не смогла встать, потянуться за движением ладони, обхватившей мою шею под волосами властным захватом неумолимого палача. Может быть взвыла, забилась в угол дивана, или стала кричать, звать на помощь, отбиваться руками-ногами, но хрена с два я позволила кому-то вытворять с собой такое!

Но в том-то и дело... это был ты, твой голос, твой взгляд, твоя рука, ТЫ САМ! И я вставала с дивана, абсолютно не чувствуя для этого никаких сил и понимания происходящего... Я чувствовала только тебя одного! И с каждым проделанным движением все глубже и острее, словно насаживалась сама на твои черные клинки всеми раскрытыми ранами и самыми уязвимыми точками. Задерживая дыхание, останавливая биение сердца... Если я еще раз шевельнусь или хотя бы моргну, всхлипну, выдохну, ты же тут же меня разорвешь!

- Ты слишком напряжена... – тыльной стороной пальцев второй руки проводишь по контуру овала моего лица от виска до шеи, запуская фаланги в атласный шелк волос, мягким движением отмеряя длину прядей и невесомой лаской убирая "ненужные" за плечо и трапецию. И при этом на твоей безупречной маске-лике бессмертного бога не вздрагивает ни один мимический мускул, не вспыхивает ни одного эмоционального чувства в глубине застывших угольных зрачков. Зато ты беспрепятственно считываешь и вбираешь в себя каждое мое ответное движение или внутреннюю реакцию меня на тебя, на любое касание и произнесенное тобою слово, даже на скольжение твоего безучастного взгляда по моим чертам и формам взволнованного тела. И, видит бог, я бы все отдала в эти мгновения, чтобы уловить в твоих глазах хоть что-то близкое к моему состоянию, хоть один ничтожный всплеск-искру животной похоти с откровенной жаждой обезумевшего зверя. Увидеть, прочувствовать, впитать его живой ток под собственную кожу, осознать, как ты хочешь меня, ощутить это всем, чем только возможно и там, где невозможно!.. Наконец-то узнать, что ты хоть что-то ко мне испытываешь, что это не просто часть твоей просчитанной до мельчайших деталей и распланированной на несколько тысяч ходов вперед идеальной игры скучающего Черного Мастера и Таксидермиста.

- Расслабься, Эллис. А то я и вправду подумаю, что ты меня боишься. Мы же пришли сюда развлекаться, тем более, ты это уже делала в этом самом клубе и достаточно неплохо...

Да, если бы ты об этом не говорил таким голосом и абсолютно апатичным тоном! Лучше бы ударил, чем делал вид, как тебе параллельны все мои прошлые заслуги и публичные показательные выступления. Ты же не просто говоришь сейчас обо всем этом, да? Ты не мог оставить такое без своего личного внимания! И тебе совершенно не мешает моя маска, тебе хватит и моих расширенных глаз, пульсации моих зрачков и сердца на поверхности острых граней твоего вымораживающего взгляда, чтобы добраться до всех моих чувств и мыслей.

Неожиданно отступаешь, отпускаешь, соскальзываешь пальцами с моего тела (или парализованной сущности), и я не удерживаюсь... слишком резко и быстро! Все равно что резануть по свежим ранам острым сверлом бормашинки... Все равно вздрагиваю, несдержанно выдыхая, почти всхлипывая. Наверное я даже качнулась, во всяком случае пол подо мной дрогнул, или это был удар моего сердца, слившийся с ритмом музыки из нижней залы?

Просто стою и наблюдаю, как ты спокойно и неспеша отходишь от меня, отворачиваясь в сторону стеклянного столика, медленно нагибаешься, протягивая правую руку ленивым жестом вниз. Открываешь и отставляешь хромированную крышку с термической тарелки, на которой (бл**ь!) лежало несколько рулонов свернутых, влажных (и скорей еще и горячих!) полотенец-салфеток. Берешь один валик, вытягиваешь из серебряного кольца, разворачиваешь... а я все стою на прежнем месте, примороженная к полу, и не свожу взгляда с каждого твоего степенного движения, с изящных длинных пальцев твоих широких сильных ладоней, инкрустированных на тыльной части извилистыми змейками вздутых вен. Стою, глазею и понимаю, что не могу удержать участившегося дыхания и не менее взбесившегося сердца, не имея ни малейшего понятия, чем именно меня так кроет в эти самые секунды – страхом перед неизвестным-неизбежным, расписанным тобою на ближайшие часы сценарием будущих действий, или видом твоих рук, твоим размеренным ритуалом готовящегося к операции нейрохирурга. Трижды Fuck!

Вытираешь (если не протираешь с особой тщательностью) едва не каждую фалангу по отдельности влажной салфеткой (возможно даже с антибактериальным средством), не обращая внимание на кольцо и перстень на левой кисти. Зато я все замечаю до дотошных мелочей, фиксируя или, вернее, пропуская любую незначительную деталь и движение сквозь воспаленные сектора памяти, через всю сеть центральной нервной системы. И меня при этом непреодолимо тянет отвернуться, даже не смотря на то, что ты якобы не глядишь в мою сторону. Но тебе этого и не надо. Повернись ты ко мне спиной, все равно будешь знать и чувствовать, что я делаю или не делаю. И я все равно не смогу... Я с ужасом осознаю, что не сдвинусь с места, пока ты сам не прикажешь мне это сделать!

Полотенце возвращается обратно на тарелку под ту же крышку. Подхватываешь один из ближайших пультов, и у меня появляется еще несколько дополнительных секунд – отдышаться и попытаться в который раз (абсолютно безрезультатно) заглянуть в ближайшее будущее нашего здесь пребывания, а может сразу, в твою голову?

Плавающий скриншот на черном экране плазменной панели сменяется списком из обычных пронумерованных папок-блоков с тем или иным опознавательным рисунком. Ни названий, ни каких-то конкретных отличительных символов, но ты прекрасно разбираешься где-что и выходишь в нужную тебе директиву, едва глядя на какие кнопки нажимает твой палец на пульте и что при этом происходит на самом мониторе.

Как только комнату наполняют звуки семиканального звучания музыкальной композиции в стиле ритм-н-блюза, до меня неожиданно вдруг доходит, что все это время здесь было тихо, как в изолированной барокамере, и как раз после того, когда ты наглухо закрыл в помещение двери.

Список на экране исчезает под яркими переливами визуальных видеообразов, анимированных картинок и нарезок из необычных, почти сюрреалистичных видеороликов (местами эротического содержания).

- Подойди... Эллис! – не вздрогнуть от твоего нового приказа не удается, хотя я и ждала этого как никогда за все эти дни и последние минуты.

Я бы очень хотела сойти с места грациозной уверенной походкой, как та же Дэниз Эпплгейт, но похоже для этого надо иметь совсем иное состояние сознания и тела, а не умирать от закоротившей смены подкожного жара и озноба через каждый аритмичный удар сердечной мышцы. Хорошо, что хоть не споткнулась. Но тебе определенно не до моих жалких попыток продержаться и не сорваться раньше времени, до того, как ты запустишь вступительную часть своей гениальной черно-белой симфонии.

И ты все еще не смотришь на меня (пока!). Откладываешь пульт, подхватываешь открытую темно-изумрудную бутылку и начищенный до блеска полупрозрачного хрусталя черный бокал.

Сердце делает очередное головокружительное пике, на какой-то доле секунды замирая болезненным спазмом между стыком ребер и грозясь больше вообще никогда не запуститься.

Да что со мной такое? Почему я так болезненно реагирую на любое из твоих движений, даже самые безобидные, будто выискиваю в очередном действии или манипуляции скрытый контекст с завуалированным тайным знаком. Вот и сейчас, наливаешь спокойным манерным жестом на стенку слегка наклоненного фужера темно-гранатовый напиток элитного красного вина, а я при этом едва не задыхаюсь от нового приступа панического удушья. Можно подумать, ты собираешься сделать с ним и со мной что-то безумно дикое и невообразимое. Что? Использовать бокал (или саму бутылку) не по его прямому назначению?

- Chateau Petrus 2005-го... выдержка, конечно, небольшая, всего десять лет... – протягиваешь фужер в мою сторону и я почти пропускаю тот момент, когда следует поднять руки и забрать бокал до того, как ты коснешься его краем моей нижней губы. – Зато признанное лучшим за последние сто лет. Обычно их закупают заранее предполагаемой зрелости, хотя цена от этого нисколько не падает (если не наоборот). Да и тридцать тысяч бутылок в год как-то должны себя окупать.

Интуитивно приподнимаю подбородок, безропотно и молча принимая твою изящную манипуляцию и несколько капель сухого красного вина на свой язык. Голова закружилась еще до момента растворения первых терпких порций алкоголя на вкусовых рецепторах и в крови. Как я еще не поперхнулась и не прослезилась, не говоря уже о том факте, что я не любитель сухих вин? Но ты с такой точностью отмерил первую дозу и угол наклона бокала, что даже мне самой и особенно сейчас в моем нестабильном состоянии едва ли бы удалось отпить столько же и при этом не облиться.

- Или предпочитаешь что-нибудь менее изысканное, что-то из клубных коктейлей вроде Маргариты, Космополитена или... Сайдкара? Не стесняйся, заказывай, время ещё есть...

А вот это была определенная издевка, особенно с увеличившимся наклоном бокала и более емкими порциями вина, побежавшего в мой рот под принудительным давлением твоих пальцев. Пришлось отклонить голову ещё больше и допить твое гребаное Chateau Petrus до самого дна, иначе выбор был небольшим – захлебнуться или залить подбородок, шею (и дальше по списку) его остатками. Хорошо, что его было не больше пятидесяти грамм, да и уровень крепости не превышал стандарта классических сухих вин. Задохнуться и поперхнуться, тем более из твоих рук, мне не грозило, даже под убивающим прессом твоего бесчувственного взгляда и скрытого смысла последних фраз.

Вот теперь я испугалась по настоящему. И на вряд ли ты сейчас ждешь, что я отвечу и уж тем более захочу что-то заказать. Ну, может быть дозу сильнейшего транквилизатора? Боюсь, мне и этой бутылки будет сейчас не достаточно.

- Нет... спасибо... – я еще умудрилась что-то пролепетать?

- Насколько помню, тебе было очень трудно угодить, особенно с твоей стойкой неприязнью к недоступным для массового потребителя брендам и элитным вещам luxury сегмента. А сейчас?.. – наконец-то убираешь этот чертов бокал от греха подальше и... большим пальцем правой руки проводишь по моей нижней губке и уголкам рта, снимая едва ощутимые капельки неспешным чувственным скольжением, опять перехватывая мне дыхание с бешеным ритмом сердца тугими жгутами подавления методичного палача.