Не знаю кто, он или я... или оба одновременно, теряя самоконтроль, но не ощущения целостности, единого, живого, слитого в одно общее возбуждение, общего одержимого желания... Да!.. о, господи, да! Кажется я плачу, немощно вскрикивая, не веря до конца, что это произошло, что чувствую это, чувствую, как он входит в меня, медленно, плавно, упоительным считывающим скольжением, томительной пульсацией по каждой чувствительной точке стонущей вагины... Пальцами впиваюсь в его спину над поясницей, раскрываясь еще больше, поддаваясь навстречу, едва не теряя сознание от сильнейших судорог ненормального возбуждения. Я на пределе, всего в паре микронах от начала химической реакции несовместимых элементов, выбивающих трением наших слившихся атомов сотрясающий взрыв сверхновой. Она наполняет меня, сминая все на своем пути, выжигая, расплавляя и расщепляя на трилиарды макровселенных... Пальцы царапают кожу, каменные мышцы, растягивая по поверхности спины и ягодиц мятые лепестки роз, рассыпающийся пепел их хрупкого шелка, их мертвой сущности... с жадностью выискивая твое тепло, твои столь желанные, головокружительные живые движения, толчки, тебя всего!..

"Только я, слышишь?.." - бархатное рычание задыхающегося зверя прямо в мою гортань, под беспощадным сминающим напором губ, языка, смертельным выстрелом в сердце от мощного удара члена в вагине... под болезненной резью сумасшедшего оргазма. - "Только я имею право тебя трахать! Только я! Ты моя! СЛЫШИШЬ?! Только моя!.."

Оно все еще бьет меня, вторя сотрясающей аритмии моего сердца, сжимающихся, сходящих на нет судорог затихающего оргазма... в ускользающих/растворяющихся трениях большого каменного члена... Серая дымка плывущего над головой потолка или плотного, удушливого пространства, поглощает, затягивает живые пятна мутной пелены твоих глаз, лица, кожи, губ... взгляда... дыхания... запаха... вкуса...

Я все еще чувствую... продолжаю чувствовать давление твоего тела, движение рельефного фаллоса внутри пульсирующей вагины, по поверхности горящей влажной вульвы и... кажется... я все еще кончаю... Fuck!

Это уже слишком! Я же задыхаюсь, что-то давит мне на горло, перекрывает рот и это не твои губы... Или все-таки твои?..

Подскакиваю, вскидывая руки в хаотичной пляске отбивающихся ударов по невидимому противнику, пока до меня не доходит, что я пытаюсь столкнуть с себя одеяло. О, боже! Нет, нет, пожалуйста, только не это!

Меня продолжает трясти, или это гудит тело от пережитого всплеска самых сумасшедших физических и эмоциональных ощущений. То ли смеюсь, то ли пытаюсь разрыдаться, не в состоянии подавить этот приступ истерии.

Неужели я окончательно спятила?

Как?.. Как, черт возьми, ты сумел это сделать? Всего за пару гребаных дней, без личного физического вмешательства! Это невозможно, твою мать!.. Ты же умер... давно умер... ты давно умер во мне! Я убила тебя! Слышишь? Убила в себе!..

Да, это было очень долго... невыносимо долго и мучительно больно, куда болезненней, чем вырезать тебя буквально ножом из-под кожи миллиметр за миллиметром, день за днем!.. Но я же сделала это! СДЕЛАЛА, черт тебя разорви!!!..


...Господи, Элл... ты же не серьезно, правда?.. Это просто твоя не самая удачная шутка... хотя мне очень страшно... до сих пор... в который уже раз...

- Элл... - заминка в пару секунд из-за спазматического сжатия голосовых связок и самой трахеи.

Что это? Удушливый страх ледяной стягивающейся спирали, режущими кольцами по перетянутым мускулам и нервам?.. Реальная наживная боль меж гранитными плитами со стирающейся в пыль надеждой?.. отчаянья? Крик, застрявший между глоткой и... остановившимся сердцем?

- Прошу, не делай этого!.. Ты же не хочешь!.. Бога ради, Эллис!

Нет, нет, НЕТ!!! Умоляю! Остановись! Обернись!.. У меня же нет никаких сил сделать это самому... я не могу сойти с места... шевельнуть хотя бы рукой...

- Эллис... - немощный выдох болезненного рывка из легких.

Она оборачивается, и он снова может видеть ее лицо... чистое, нежное... откровенное...

- Пожалуйста, Эллис!..

Плавный быстрый порыв по воздуху прямо на него... дрожащие руки ревностно хватают, цепляются за ее хрупкое щупленькое тельце, бездумно с одержимой внутренней болью сжимают, стискивают, затягивают на себя/в себя... Хриплый стон сорвавшегося рыдания, режущим скальпелем по горлу изнутри...

- Господи, дурочка моя ненормальная... зачем?.. Зачем ты так меня напугала? Не делай так больше! Слышишь? Никогда больше так не делай!

Он и сам не верит, что она вернулась, что жмется к нему, дрожит в его руках...

Боже всемилостивый... сегодня ее запах и шелковое скольжение мягких волос по губам, пальцам просто невероятно осязаемые. Она с ним... она осталась... она в его руках – живая, теплая, реальная, цельная... единственная!.. Его... его Эллис!

- Ты моя! Слышишь? Ты моя! Бл**ь! Я скорее сам тебя убью, чем позволю тебе опять от меня уйти без моего согласия!..

Но почему же так больно, вашу мать? Почему мне все еще так невыносимо БОЛЬНО?!..

Она все еще горит, разрывается от беззвучных криков смертельной агонии, выедая/выжигая его изнутри, из самих костей, вспышкой за вспышкой, взрыв за взрывом... Последние наномгновения перед самым последним сжатием в нулевой атом антиматерии... последний отчет до зарождающегося взрыва...

...Он медленно открыл глаза, слушая гул с ультразвуковым шипением, передавившего среднее ухо тисками подскочившего кардио-давления. Нет, сердце не останавливалось, бьется все так же четко и размеренно, разве что чуть быстрее обычного. И дыхание слегка учащенное и... более глубокое... как после долгой задержки под водой. Хотя, кто его знает, возможно так оно и было. Он же только-только всплыл на поверхность из собственного сна... Того самого сна-кошмара, от которого, как ему когда-то казалось, он сумел избавиться много-много лет назад... Но не от памяти о нем... не от всех пережитых в нем ощущений – боли, страхов... безумной одержимости, неконтролируемых желаний... Захороненная под титановыми плитами вечной мерзлоты жалкая мечта хронического алкоголика и неврастеника Дэниэла Мэндэлла-младшего или вернее Джуниора Мэндэлла. Самая нелепая, абстрактная, немощная и... отвратная... Он возненавидел ее, как и все то, что было когда-то связано с ним прежним – Джуниором Мэндэллом.

Отбросив резким рывком край одеяла, он быстро развернулся, поднимаясь с подушек и принимая сидячее положение на краю матраца двуспальной кровати. Голые ступни коснулись ледяной поверхности вощеного паркета, вжимаясь о твердую опору без какого-либо рефлекторного отвращения или попытки отыскать более теплые тапочки. Ему было по херу... хотя лучше бы ему сейчас вонзили под кожу несколько мотков колючей проволоки. Уж лучше это, чем...

Задерживает дыхание, перед тем как оторвать от матраца напряженную правую руку и слегка вытянуть ее перед собой.

- Fuck! – сдавленное шипение вырывается сквозь сжатые зубы. Кажется сердце набирает еще несколько неконтролируемых оборотов.

Твою бл**ь, нет! Только не снова и уж тем более не сейчас! Он же... давно с этим покончил, он же... несколько лет не ощущал этой долбанной выбивающей дрожи... этой гребаной слабости!

Взгляд бесцельно, но напряженно скользит по сумеречному пространству спальни, пока ладони сжимают до режущей боли в коже и суставах край матраца, в попытке унять или сбить этот вибрирующий "зуд" в скованных мышцах, во всем теле.

Да, это его спальня, ничто не изменилось (и, конечно, не могло и не собиралось!). Все те же светлые оттенки теплой ольхи в лакированных панелях на стенах, тяжелой резной корпусной мебели из натурального дерева и замшевой кожи, с минимальным количеством бесполезных вещей и прочей антикварной хрени. Ни одной картины или фотографии, ни одной валяющейся не на своем месте вещи или предмете одежды. На каминной полке, напротив изножья кровати, только ультрасовременные часы от Howard Miller, оставленный со вчерашнего вечера айфон в подставке с подзарядкой и несколько дистанционных пультов управления с сенсорными дисплеями. Он мог пройтись по этой комнате и примыкающим смежным помещениям с закрытыми глазами и ни разу не сбиться с шага, не споткнуться, не наткнуться на мебель или стену. Этот ритуал ежедневного пробуждения прописался в его теле автоматическими условными рефлексами базовой программой на протяжении последних пяти лет (если не больше). А самое главное, все эти годы ничто не сбивало с ритма, не путало мыслей, не задевало/не перекручивало чувств и никогда не смешивало их с реальными желаниями. Он четко знал о своей цели и уверенно двигался к ней... день за днем... шаг за шагом... Именно хладнокровное спокойствие и уверенность в собственных силах и являлась его надежнейшей системой жизнеобеспечения все это время, и она ни разу его не подводила, ни разу!

Что же случилось теперь? Что и как он не доглядел, где дал слабину? Неужели в какой-то момент позволил ненужным эмоциям проникнуть в намертво заблокированный центр холодного рассудка и взять верх над здравым сознанием? Или его так... перевозбудило чувство собственного упоительного триумфа? Сейчас это было не кстати, ох, как не кстати! Просыпаться в такую рань из-за тяжелого сна и неприемлемых ощущений, особенно в это воскресенье?..

Бл**ь, откуда?.. Откуда оно просочилось, заползло под кожу и теперь царапало по внутренним струнам перетянутых нервов, заставляя вибрировать в гулких ударах сердца этой долбаной слабостью... дрожью?..

Принять успокоительного, чтобы проспать еще несколько часов? По другому он уже попросту не заснет. Выбор был не в пользу уставшего тела. На этот вечер ему нужна ясная голова и абсолютно трезвая память, особенно перед предстоящим испытанием... выдержать, устоять, не выдать себя ничем – ни жестом, ни взглядом, ни самой незначительной эмоцией.

Тогда остается запустить программу утреннего "пробуждения" на несколько часов раньше? Только на этот раз без четкого соблюдения временных рамок. В коем-то веке позволить себе расслабиться на полную (если это будет возможным).

Он слишком долго ждал этого момента... так долго держал все свои желания и чувства собранными в один кулак, глубоко в себе, не подпуская к поверхности своего бронированного панциря ни грамма слабины... что в конечном счете оно само вычислило или сточило в непроницаемых швах нежелательную брешь, застав его врасплох? Что именно он проглядел, чего не учел?

Хрен с ним! Он прекрасно знает, что ему нужно и без конкретных ответов на самые идиотские вопросы. Один кошмарный сон не помеха, и уж тем более не причина впадать в истерику. Тем более, что теперь есть тот, на кого можно переложить всю вину произошедшего, кто всегда был ведущей причиной всех его накопившихся за последние годы слабостей, и кому он не собирался спускать ни одной из них.

Может это спящее подсознание запустило резервные файлы скрытой архивной памяти, разбудив зверя запахом свежей крови желанной жертвы, активировав последний блок системного кода самых глубоких и одержимых фантазий? Теперь рвется в бой из внутренней клетки, срывая голос в истошном бешеном рычании, царапая когтями гранитные плиты и стены подземного бункера, вгрызаясь в стальные прутья решетки острыми клыками... Да, я знаю, ты хочешь ее, жаждешь до умопомрачения – растерзать, вспороть артерию на ее нежной шейке собственными зубами... Господи, да! Я сам хочу этого не меньше твоего, буквально до безумия, прямо сейчас, после этого гребаного сна, после нашей с ней последней встречи... после ее сегодняшней ночной выходки!.. Это не обычный зуд безвольной слабости стягивающей немоты в ладонях, в пальцах, в коже, это острейшее жжение нечеловеческого терпения достигшего крайней точки... высчитанного до последней секунды затянувшегося выжидания. И чем меньше остается времени, чем проще сосчитать оставшиеся крупицы-гранулы в песочных часах, пропуская каждую сквозь четкие удары собственного сердца, тем сложнее сдерживать не только этого зверя, но и самого себя.

Может это была вовсе и не дрожь, а вибрация от внутреннего рычания? То самое нетерпение, бешеный норов, когда твои мышцы сжимаются в неразрывные ремни, стягивая тебя под кожей тугими жгутами перед последующим ожидаемым рывком-прыжком? Пульс зашкаливает, адреналин стреляет по венам и глазам, разжигая кровь до температуры кипения, и ты не то что не в состоянии это контролировать, тебе больше и не надо этого делать. Все! Время вышло!

Вышло, Эллис, давно вышло!

Он практически не осознает, не следит за телом, как поднимается с кровати, как неспешно движется в сторону окон, сворачивая по диагонали налево, в открытый проем большой ванной комнатой, примыкающей к еще большей гардеробной. Еще один поворот налево, сразу от входа, тут же скрещиваясь взглядами собственных глаз в зеркальных дверцах длинного навесного шкафчика.