Ребекка поцеловала мужа при свете лампы, потом задула ее. Он перекатил ее на спину, долго и страстно целуя, а она вся выгибалась навстречу его порывам, извиваясь под могучими толчками его плоти. Девона возбуждали страстные восклицания жены, он как бы со стороны слышал свой собственный животный стон наслаждения. И горячая волна всепоглощающей любви наполнила все его существо.

На какое-то время они заснули, когда он находился внутри ее, затем проснулись и снова любили друг друга, когда плоть его вновь стала твердой, как кремень.

Они уснули окончательно лишь на рассвете, изможденные и удовлетворенные, и если бы не стук в дверь, проспали бы до полудня. Когда Девон открыл дверь, за ней стояла его мать со спящим младенцем на руках.

— Что это значит? — прошептал он, не уверенный в том, что все происходит не во сне, а наяву.

— У нас проблема, — сказала герцогиня ровным и тихим голосом, чтобы не разбудить Ребекку. — Какая-то женщина оставила младенца у порога. Сейчас несколько наших слуг обыскивают территорию дворца, пытаясь найти ее.

— И неизвестно, что это за женщина?

— У нас есть вот это. — Мать протянула ему записку, и Девон сонно моргнул, пытаясь сосредоточиться на изящном почерке, В коридоре было, слишком темно, чтобы разобрать что-то, поэтому он понес записку к кровати, зажег лампу и прочитал написанное.

Он повернулся к матери, которая продолжала стоять в дверях.

Ребекка села в постели, натянув покрывало до шеи.

— Что происходит?

— Мы пока еще не знаем, — ответила герцогиня, — Этого младенца только что оставили здесь, и не думаю, что леди Летиция будет обрадована, когда приедет на свое обручение, которое назначено на сегодня.

Ребекка сонно взглянула на младенца:

— Это ребенок Винсента?

— Так сказано в записке, — сообщила Аделаида.

Девон упал в кресло.

— Если это правда, то в этом доме его пристанище, Он отец этого ребенка. И ребенок будет жить с нами.

В этот момент младенец начал лепетать самым сладким и восхитительным образом. Ребекка выскочила из постели, завернувшись в простыню, и присоединилась к герцогине, все еще стоящей в дверях, чтобы по-матерински ворковать над подкидышем.