Кого она пытается обмануть? Она любит его. Не важно – настоящего или придуманного, но его. И это для нее так же естественно, как дышать.

Поэтому все, что она собиралась сегодня предпринять, страшило ее. Вечером она была намерена разобраться со своими чувствами – вернулись они к ней или нет. Крид-Хаус – или Крид-Мэнор, как называли его некоторые, – представлял собой прекрасный особняк с белеными каменными стенами, уютно расположившийся на Гросвенор-сквер. Фонари светились на подъезде к дому. Еще больше их горело на фасаде, освещая гостям путь по лестнице наверх. Мойра и Минни взошли на гладкие каменные ступени лестницы и направились к огромным резным дверям. Мойра стукнула тяжелым бронзовым молотком, одна из дверей открылась, и их взору предстал пожилой слуга среднего роста, нормального телосложения и почти совершенно лысый.

– Леди Осборн и мисс Баннинг? – учтиво осведомился он.

– Да, – улыбнувшись, подтвердила Мойра. Он отступил назад, чтобы они смогли войти.

– Добро пожаловать в Крид-Хаус, леди. Позволите помочь вам раздеться?

Освободившись от шуб и доверив их дворецкому – тот, в свою очередь, передал их лакею, – Мойра и Минни последовали за ним через громадный холл, в убранстве которого было только два цвета – черный и белый. Пол представлял собой гигантскую мраморную шахматную доску. Даже статуи, размещенные по периметру помещения, напоминал шахматные фигуры. Неудивительно, что Уинтроп любил игру, ставшую частью обстановки, в которой он вырос.

Дверь из холла вела в коридор. Мойра заметила череду портретов, висевших по стенам. Без сомнения, это были предки Райлендов, высокомерные, с затаенными улыбками, глядевшие осуждающе. Странно, но мужские портреты гораздо чаще, чем женские, повторяли эти характерные особенности. Женщины рода не были такими надменными в отличие от мужчин. Либо так действительно и было, либо они просто более умело скрывали это.

Они остановились в конце коридора. Дворецкий объявил их имена и придержал перед ними дверь. Они ступили внутрь и тут же увидели Брама, который приветствовал их.

– Дорогая леди Осборн и мисс Баннинг. – Взяв их за руки, он поцеловал каждую в щеку. Минни очаровательно покраснела в ответ на внимание. Какая женщина не смутилась бы на ее месте? Виконт Крид оказался необычайно красивым мужчиной. В то время как Девлин был несколько меланхоличным, а Норт – суровым, Брам выделялся из братьев своим дружелюбием и приветливостью. Он был самым холеным, и элегантное убранство его дома больше всего подходило ему.

Конечно, никто из них Уинтропу и в подметки не годился, во всяком случае, так казалось Мойре. В его красоте было что-то непристойное и одновременно беззащитное. Ангел, низвергнутый с небес. То надменный и холодный, то необузданный и оживленный. И отсутствующий в данный момент.

Оглядываясь вокруг, улыбаясь и приветствуя собравшихся людей, она искала его глазами. Уинтропа нигде не было видно. Ее сердце упало. Он опаздывает? Или решил всерьез принять ее слова и вообще избегает общества, а заодно и ее?

Ну и ладно, она не позволит испортить себе вечер. Сегодня она будет праздновать вместе с Блайт и Девлином, а не охотиться за человеком, который, возможно, и не достоин ее внимания.

Она направилась к Девлину и Блайт с искренними и наилучшими пожеланиями. Она даже обняла их, что оказалось не слишком удобно, учитывая, что ее щека пришлась вровень с грудью Девлина. Одна из пуговиц на его сюртуке грозила отлететь, если бы он стиснул ее покрепче. Господи, какой он все-таки сильный мужчина! Большой и опасный. Но Блайт, по-видимому, это не беспокоило.

Их дети будут гигантами. Бедная Блайт. Хорошо, что она сильная женщина.

Мойра посмотрела в сторону группы, в которой стояли Норт с Октавией, Майл с Варей и Брам. Предметом их разговора было, собираются ли Норт и Октавия завести собственных детей.

– Очень скоро, – пообещала Октавия, ласково улыбнувшись, мужу. – Я не желаю быть одной из тех женщин, которые годами, будучи замужем, не имеют детей. – Тут она заметила Мойру и залилась краской.

Мойра рассмеялась.

– Друг мой, ты же не подумала, что я обиделась, правда? – Конечно, эти слова укололи ее, но вовсе не потому, что она была какой-то неполноценной. Выйдя замуж за Тони, она пренебрегла основным правом женщины, чего в тот момент просто не осознавала. Ее подруга очень расстроилась.

– Хочется надеяться, Мойра, что ты не рассердилась на меня.

Она отмахнулась:

– У меня никогда не было детей, потому что так вышло. – Как можно завести детей, не имея супружеских отношений?

Октавия похлопала ее по руке:

– Тебе нужно снова выйти замуж.

Мойра подумала над предложением. Выйти замуж? Да, это, пожалуй, стоящая вещь – иметь рядом кого-то, с кем можно проводить дни и ночи. Что касается детей, то что она может им дать? Если, вновь оказаться в браке, то только ради любви. Над дальнейшим она не раздумывала.

Она никогда не полагала всерьез, что ее жизнь с Тони была ошибкой. Разве что иногда сожалела об определенной стороне их брака, но тот факт, что с помощью Тони она сумела вырваться от родителей, всегда вызывал в ней чувство признательности к нему.

Родители. Только воспоминание о них вызывало непроходящую горечь. Они, должно быть, приедут на помолвку Минни. В первый раз после смерти Тони Мойра снова встретится с матерью.

Норт протянул ей бокал:

– Мойра, пьем за Девлина и Блайт.

Мойра поблагодарила и взяла хрусталь с искрящимся напитком. Брам, отметила она, пил что-то другое, а не шампанское. Сидр, если обоняние не подвело ее, – напиток, который не сильно ударяет в голову.

– Не поднимайте бокалы без меня, – прозвучал голос сзади, от которого по спине пробежала дрожь удовольствия и трепета.

Он приехал.

Она обернулась, задохнувшись от одного его вида. Он выглядел несколько устало, но по-другому. Это было мужское совершенство в строгом вечернем костюме. Подбородок свежевыбрит, волосы тщательно причесаны.

Улыбаясь, с искренним удовольствием он поздоровался с Девлином и Блайт, обняв и расцеловав невестку в щеки. Он взял в руки бокал шампанского, который протянул Норт, повернулся и увидел ее.

Она заметила, как его улыбка слегка померкла, но не исчезла. Либо он был хорошим актером, либо и в самом деле был рад встрече с ней. Она тоже обрадовалась ему. Дрожь в коленях служила тому подтверждением. К черту его бездонные глаза, но у него хватило дерзости рассматривать ее. Она ответила тем же.

Их взаимное разглядывание нарушил возглас Брама. Он предложил Майлсу поддержать его братский тост за Блайт, а потом выпить за Девлина. Норт и Уинтроп присоединились к ним, и каждый из них рассказал свою историю из детства Девлина.

– За моего маленького братишку-великана, – закончил свое приветствие улыбающийся Уинтроп. – Хотелось бы когда-нибудь стать вполовину таким же мужчиной, как он.

Это звучало весьма трогательно, пока Норт не заявил:

– Ты уже и так вполовину его – по росту.

Смех наполнил комнату, а гости столпились вокруг виновников торжества. Мойра воспользовалась возможностью придвинуться поближе к Уинтропу. Она не представляла, что можно сказать, после того как прогнала его, но что-то надо было придумать.

– Добрый вечер. – Не бог весть как оригинально, зато вежливо.

Казалось, он удивился ее приветствию.

– Да ведь и в самом деле!

Опустив голову, Мойра стояла и покусывала нижнюю губу, потом подняла на него глаза.

– Я хочу извиниться за некоторые вещи, сказанные, когда мы виделись последний раз.

Он покачал головой:

– Не стоит. Вы были правы, когда заявили, что ваша жизнь станет лучше без меня.

Она отважно встретила свои слова, брошенные ей назад.

– Прекрасно сказано.

Он пожал плечами и глотнул шампанского.

– И безопаснее. Пока вам лучше быть подальше от меня. – Его словам удалось бы ранить ее сильнее, если бы она не услышала, как прервался его голос. Он не просто сказал ей это, он попросил ее, даже умолял.

– Уинтроп, что ты задумал?

Он не взглянул на нее, вместо этого он смотрел в сторону своей семьи.

– Не могу тебе сказать.

В груди все сжалось.

– Ты все так же не доверяешь мне. – Уинтроп посмотрел на шампанское.

– Не доверяю.

– Понятно. – Она замерла, вся похолодев. Оцепенела. Не ощущала своих пальцев, вцепившихся в ножку бокала.

– Нет, ты не понимаешь. – Повернувшись к ней всем телом, он говорил резким шепотом. – Я не могу рассказать, потому что не вправе довериться тебе. Ты ведь кинешься делать какую-нибудь глупость, например, помогать мне или, прости Господи, спасать меня.

Спасать его? О Господи, что он задумал?

– Я не собираюсь…

– Непременно соберешься, ты из этой породы женщин. – Одним глотком он осушил бокал. – Ты слишком хороша. Самое лучшее, что ты можешь сделать, чтобы помочь мне, – держись от меня подальше.

Она с трудом проглотила комок в горле.

– Разумеется. – Она повернулась, чтобы отойти. Она поняла: у него есть серьезная причина говорить ей такие вещи. Но он по-прежнему не желал сказать ей правду. Она и не была ей нужна, тем более сейчас. Все, что ей было нужно, – это знать, что в один прекрасный момент он все равно доверится ей. Тогда стоит отойти, чтобы никто не услышал этого унизительного разговора.

Он остановил ее, заступив дорогу, загородившись от любопытных взглядов.

– Мойра, я знаю, у меня нет права просить, но мне нужно, чтобы ты доверилась мне. Сделай так, и я обещаю, что, когда все будет позади, я расскажу тебе правду.

Надежда расцвела в ее груди. Уинтроп смотрел настойчиво, прямо и искренне.

– Отлично. – Это все, что она могла сказать, чтобы не засмеяться от радости, как деревенская дурочка. Может, он доверится ей потом. Но ее желание улыбаться быстро улетучилось. Он не будет с ней правдивым до конца, пока это не перестанет быть важным. Это было примерно так же: она рассказала ему о том, что девственница, после того как он сам узнал об этом. Так какое же это доверие?

– Буду стоять в сторонке и ждать, когда ты придешь ко мне. – Горечь примешалась к ее словам.

Он чувствовал ее недовольство. Глаза умоляюще смотрели на нее.

– Ждать долго не придется.

– Угу. – Она отступила в сторону, обходя его, как преграду. – Больше ничего не обещай, Уинтроп.

– Почему? – нахмурился он.

Она остро взглянула на него, прежде чем отойти.

– Потому что я буду ждать, когда ты начнешь выполнять обещания.

Что, черт побери, это должно означать?

Уинтроп наблюдал, как, шелестя платьем, Мойра пересекала комнату. Каждый дюйм ее королевского тела, затянутого в кремовую парчу, ее роскошная грудь приковывали взгляд. Ей можно было не беспокоиться, как она выглядит в его глазах. Она осталась бы для него красавицей и в рубище, и в лохмотьях.

Откуда взялся этот кураж – велеть ему не давать больше обещаний? Он никогда не сулил ей ничего, что не мог или не хотел сделать. Она просто разозлилась из-за того, что он отказался поделиться своими планами. Он и не думал говорить ей об этом. Рассказать, что он будет рисковать жизнью, сдавая Дэниелса в руки закона. А потом она станет корить его за это всю оставшуюся жизнь. Или, что еще глупее, начнет помогать ему. Женщины не могут поступать разумно, когда это касается мужчин. Разве Октавия не кинулась тогда на мужчину, который попытался убить Норта, потому что она, видите ли, думала таким образом повлиять на ситуацию. Понятно, Октавия вела себя как любящая женщина. Уинтроп не мог рассчитывать на большое чувство Мойры, но он знал, что в ней срабатывает охранительный рефлекс, когда дело касается тех, кто ей небезразличен.

Она уже очаровательно сглупила, отдав ему тиару. И это был отличный выход, учитывая, какой опасности подвергалась она сама. Если Дэниелс возьмется за нее… Понятно, Дэниелс живым не уйдет, но и не было никакой гарантии, что он сможет защитить Мойру. А он не мог позволить себе потерять ее сейчас.

Следующий час принес ему столько боли, словно он провел его у дантиста. Блайт и Октавия решили, что он обидел Мойру, и выражение их недовольства преследовало его везде, куда бы он ни направился. Но самой ожесточенной сторонницей Мойры оказалась Минерва. Если взгляды могли бы убивать, Уинтроп уже несколько раз стал бы покойником.

Пришло время уезжать. Мойра не заговаривала с ним снова, продолжая делать вид, что его не существует. Но не это было причиной отъезда. Этим вечером он собирался увидеться с Дэниелсом, чтобы обменять тиару на информацию на самого себя. Нужно было подготовиться на случай, если что-то пойдет не так. Он должен был быть уверенным, что в случае его смерти Мойра получит шахматы, те отцовские шахматы, которые Брам отдал ему. Они понравятся ей, а может, и его письмо, которое он приложит к ним.

Конечно, шанс, что Дэниелс не убьет его, есть, и тогда он сможет сам передать ей содержание этого письма. На такой исход дела он и рассчитывал.