Элизабет Хойт - В объятиях графа

– Посмотрите, это примулы. По-моему, первые в этом году, а вы как думаете?

Граф посмотрел в ту сторону, куда она указывала.

– Те желтые цветы? Я не видел их раньше.

– Я пыталась выращивать их в своем палисаднике, но они не любят, когда их пересаживают, – сказала она. – Однако у меня все-таки есть несколько тюльпанов. Я видела прекрасные нарциссы в роще рядом с Эбби. А у вас есть тюльпаны, милорд?

Вопрос, казалось, его несколько удивил.

– В саду, возможно, все еще растут тюльпаны. Я помню, как моя мать собирала их, но я не видел сад так давно…

Анна подождала, но он не продолжил свою реплику.

– Не каждому нравится заниматься садом, конечно же, – сказала она из вежливости.

– Моя мать любила заниматься садом. – Он не отрываясь смотрел вниз, на дорогу. – Она посадила нарциссы, которые вы видели, восстановила великолепные висячие сады позади Эбби. Когда она умерла… – Его лицо исказилось. – Когда они все умерли, пришлось заниматься другими, более важными вещами. А теперь, так как сад слишком долго был заброшен, я распорядился, чтобы их перенесли.

– О, конечно! – Анна заметила его приподнятую бровь и понизила голос. – Я хочу сказать, хороший сад всегда можно восстановить.

Он нахмурился:

– Какой в этом смысл?

Это поставило Анну в тупик.

– Сад всегда имеет смысл.

Он скептически поднял брови.

– Когда я росла в доме приходского священника, моя мать разбила там чудесный сад, – сказала Анна. – В нем были крокусы, нарциссы, весной расцветали тюльпаны, за ними – гвоздики, наперстянки и флоксы, перемежаемые американской лесной фиалкой.

Пока она говорила, лорд Свартингэм внимательно наблюдал за ее лицом.

– У меня дома сейчас есть розовая штокроза и, конечно, много других цветов, которые выращивала моя мать. Я хотела бы добавить немного роз, – задумчиво проговорила она, – Но они дорогие и требуют довольно много места. Боюсь, я не смогу оправдать расходы, когда огород стоит на первом месте.

– Возможно, позже вы могли бы посоветовать мне что-нибудь насчет палисадников в Эбби этой весной, – сказал граф. Он повернул мерина на узкую грязную тропинку.

Анна сосредоточилась на том, чтобы повернуть кобылу. Когда она наконец подняла глаза, то увидела затопленное поле. Мистер Хоппл уже стоял там, разговаривая с фермером в шерстяной рубахе и соломенной шляпе. Собеседнику было трудно смотреть управляющему в лицо. Его глаза постоянно опускались ниже, к изумительному розовому камзолу мистера Хоппла. Что-то черное было вышито по краю. Когда Анна подошла поближе, она увидела, что вышивка, похоже, представляла собой вереницу маленьких черных свинок.

– Доброе утро, мистер Хоппл, мистер Грандл. – Граф кивнул своему управляющему и фермеру. Его взгляд метнулся на камзол. – Это очень интересный предмет одежды, Хоппл. Не думаю, что я видел ранее что-либо подобное. – Тон графа был серьезным.

Мистер Хоппл просиял и пригладил камзол рукой.

– О, спасибо, милорд. Я заказал его в маленькой мастерской в Лондоне во время своей последней поездки.

Граф взмахнул длинной ногой и соскочил с лошади. Он передал поводья мистеру Хопплу и подошел к лошади Анны. Аккуратно взяв Анну за талию, он помог ей спешиться. На кратчайший момент она коснулась грудью передней полы его плаща и почувствовала, что его большие пальцы сжались. Затем она оказалась на земле, а он поворачивался к управляющему и к фермеру.

Они провели утро, бродя по полю, изучая проблему с водой. Граф, стоя по колено в грязной воде, исследовал предполагаемый источник затопления. Анна делала заметки в маленькой книжке, которой он снабдил ее. Она была рада, что догадалась надеть старую юбку, так как ее подол вскоре полностью покрылся грязью.

– Как вы намереваетесь отвести воду с поля? – спросила Анна, когда они ехали верхом обратно в Эбби.

– Придется выкопать ров через северную часть. – Лорд Свартингэм мельком глянул на нее в задумчивости. – Могут возникнуть проблемы, потому что земля там граничит с собственностью Клиавотера, и, в порядке любезности, я должен буду послать Хоппла испросить разрешения. Фермер уже потерял свой урожай гороха, и, если поле вскоре не сделать пахотным, он потеряет и свою пшеницу. – Он замолчал и бросил на нее взгляд искоса. – Простите. Вам наверняка не интересны эти вопросы.

– Напротив, милорд, мне интересно. – Анна выпрямилась в седле и торопливо схватилась за гриву Дейзи, когда кобыла сделала шаг в сторону. – Я была полностью поглощена вашими соображениями по поводу управления землей. Если я правильно понимаю вашу теорию, фермер должен высаживать после пшеницы бобы или горох, а затем кормовую свеклу и так далее. Если так, разве не должен этот фермер посадить кормовую свеклу, а не пшеницу?

– В большинстве случаев вы были бы правы, но в данной ситуации…

Анна слушала низкий голос графа, пустившегося в пространные разъяснения по поводу овощей и злаков. Неужели наука о земледелии всегда была такой пленительной, а она никогда не понимала этого? По крайней мере, так ей казалось.

***

Часом позже Эдвард с изумлением обнаружил, что разглагольствует по поводу различных способов осушения полей во время обеда с миссис Рен. Конечно, тема была интересной, но ему раньше никогда не доводилось разговаривать с женщиной о таких сугубо мужских делах. Фактически он вообще не имел возможности разговаривать с женщинами, по крайней мере со времени смерти его матери и сестры. Он флиртовал, когда был молод, и знал, как завести легкую светскую беседу. Но обмениваться мыслями с женщиной так же, как обычно это происходит с мужчиной, оказалось для него новым опытом. И ему нравилось разговаривать с маленькой миссис Рен. Она слушала его, наклонив голову набок; солнце, струящееся в окно столовой, мягко освещало изгиб ее щеки. Такое абсолютное внимание было соблазнительным.

Иногда она криво улыбалась тому, что он говорил. Он был очарован этой однобокой улыбкой. Один край ее накрашенных розовым губ всегда поднимался вверх больше, чем другой. Он осознал, что пристально смотрит на ее рот, надеясь снова увидеть эту улыбку, фантазируя по поводу того, какова она будет на вкус. Эдвард отвернулся в сторону и закрыл глаза. Его возбуждение сдерживалось передней застежкой брюк, делая их неудобно тесными. Он обнаружил, что последнее время у него часто возникала эта проблема, когда он находился в компании своего нового секретаря.

«Иисус! И ведь мужчина далеко за тридцать, не мальчик, чтобы возбуждаться от улыбки женщины». Ситуация могла бы быть смешной, если бы его член не болел так сильно.

Эдвард неожиданно осознал, что миссис Рен задает ему вопрос.

– Что?

– Я спросила, в порядке ли вы, милорд, – сказала Анна. Она выглядела обеспокоенной.

– Все хорошо. Я в порядке. – Он сделал глубокий вдох и неистово пожелал, чтобы она обратилась к нему по имени, данном при крещении. Он страстно желал услышать, как она произнесет: «Эдвард». Но нет. Абсолютно невозможно, чтобы она называла его христианским именем.

Он собрал свои заблудшие мысли.

– Нам надо возвращаться к работе.

Он встал и почти выбежал из комнаты, словно здесь присутствовала стая разъяренных монстров, а не одна маленькая вдова.

***

Когда часы пробили пять, Анна аккуратно сложила маленькую стопку записей, которые закончила в этот день, и посмотрела на графа. Он сидел, хмуря брови над бумагой, напротив нее. Она кашлянула.

Он поднял на нее глаза:

– Уже пора?

Она кивнула.

Он поднялся и подождал, пока она соберет свои вещи. Пес последовал за ними из комнаты, но затем, опередив их, поскакал вниз по лестнице к подъездной дорожке. Там он сосредоточенно вынюхивал что-то на земле, а затем начал кататься и счастливо тереться обо что-то головой и шеей.

Лорд Свартингэм вздохнул:

– Я прикажу одному из конюхов помыть его, прежде чем пустить в Эбби.

– М-м-м. – Анна пробормотала задумчиво: – Что вы думаете насчет имени Адонис?

Он бросил на нее взгляд, полный такого невероятного ужаса, что она с трудом удержалась, чтобы не засмеяться.

– Нет, думаю, нет, – пробормотала она.

Пес, накатавшись, поднялся и отряхнулся, хлопая ушами. Затем подошел к ним, пытаясь выглядеть важно, несмотря на одно ухо, вывернутое наизнанку.

– Самообладание, приятель. – Граф поправил ухо пса.

При виде этого Анна все-таки засмеялась, и ей показалось, что его широкий рот дрогнул. Затем прикатила карета, и она поднялась с его помощью. Пес уже знал, что ему не позволено ехать, и только с тоской смотрел вслед.

Анна откинулась на спинку и наблюдала за проплывающими мимо знакомыми картинами. Когда карета проезжала по окраине города, она увидела в придорожной канаве что-то похожее на ворох одежды. Испытывая любопытство, она наклонилась из окна, чтобы получше рассмотреть. Тряпки пошевелились, и голова с красивыми светло-каштановыми волосами поднялась и повернулась на звук кареты.

– Остановись! Джон, остановись немедленно! – Анна застучала кулаком по крыше.

Карета замедлила свой ход и остановилась. Анна распахнула дверь.

– Что такое, мисс?

Она увидела изумленное лицо лакея Тома, когда пробежала мимо запяток кареты, придерживая юбки одной рукой. Анна достигла места, где видела одежду, и пристально посмотрела вниз.

В канаве лежала молодая женщина.

Женщина лежала в канаве на боку, поджав ноги, пытаясь согреться. Дрожа, она натягивала грязную шаль вокруг вызывающих жалость худых плеч. Платье под шалью, когда-то ярко-розовое, теперь было покрыто глубоко въевшейся грязью. Глаза на желтоватом, нездорового оттенка лице были закрыты.

Анна одной рукой приподняла свою юбку, а другой уперлась в склон, карабкаясь вниз к раненой женщине. Приблизившись, она почувствовала отталкивающий запах.

– Вы ранены, мэм? – Она коснулась бледного лица.

Женщина застонала, и ее большие глаза распахнулись, заставив Анну вздрогнуть. Позади нее кучер и лакей с шумом скользнули вниз по небольшому склону.

Кучер издал возглас отвращения:

– Пойдемте, миссис Рен. Это не ваше дело.

Анна в изумлении посмотрела на кучера. Он отвернулся, глядя на лошадей. Она перевела взгляд на Тома. Тот изучал камни у своих ног.

– Леди ранена или больна, Джон. – Она подняла бровь. – Мы должны ей помочь.

– Ах, мэм, мы пришлем кого-нибудь позаботиться о ней, – сказал Джон. – Вы сейчас должны сесть в карету и ехать домой, миссис Рен.

– Но я не могу оставить леди здесь.

– Она не леди, если вы понимаете, что я имею в виду. – Джон сплюнул в сторону. – Негоже для вас утруждать себя заботами о ней.

Анна опустила глаза на-женщину, которую держала у себя на руках. Она заметила теперь то, на что не обратила внимания ранее: непристойно большое декольте и дешевую мишуру ткани. Она нахмурилась, задумавшись. Видела ли она когда-нибудь проститутку? Она подумала, что нет. Такие личности жили в другом мире, нежели бедные деревенские вдовы.

Мир, которому общество недвусмысленно запрещало когда-либо пересекаться с ее миром. Она должна сделать так, как предлагает Джон, и оставить несчастную женщину. Это, в конце концов, то, чего все ожидали от нее.

Джон-кучер подал ей руку, чтобы помочь подняться. Анна стояла, глядя на подножку кареты. Неужели ее жизнь так притворна, а ее границы так узки, что временами она словно ходит по туго натянутому канату? Неужели она так зависима от своего положения в обществе?

Нет, так не пойдет. Она сжала зубы.

– Тем не менее, Джон, я все-таки возьму на себя труд позаботиться об этой женщине. Пожалуйста, отнесите ее в карету с помощью Тома. Нужно отвезти ее ко мне домой и послать за доктором Биллингсом.

Мужчины не были в восторге от создавшейся ситуации, но, повинуясь ее решительному взгляду, отнесли хрупкую женщину к карете. Анна села первой, а затем повернулась, чтобы помочь им посадить ее на сиденье кареты. По пути домой она прижимала женщину к себе обеими руками, чтобы та не упала с сиденья. Когда карета остановилась, она осторожно опустила женщину на сиденье и вышла. Джон по-прежнему сидел на козлах, глядя прямо вперед с нахмуренным лбом. Анна уперла руки в бока: