Аспазия вскрикнула от неожиданности.

— Почему?

Но она тут же сама все поняла.

Все деньги, которые у них остались — а их было немного, — придется потратить на поиски другого дома. Вряд ли преподобный Теофил получит другой приход в свои шестьдесят пять лет.

Он может, конечно, обратиться к епископу, но если ему и найдут другую церковь, он не вынесет разлуки со своими прихожанами, которые стали для него родными детьми и для которых он стал больше, чем пастор.

Аспазия вновь посмотрела на письмо:

— Оно написано не герцогиней, — сказала она, — а ее секретарем.

— Она поручила ему написать его, — отозвался Джерри.

Аспазия взглянула на своего брата:

— Ты же не думаешь, что она заподозрила что-то?

— Как она может заподозрить? — спросил Джерри.

Но Аспазия заметила, что брат помедлил, прежде чем сказать это, от нее не укрылась тень сомнения, проскользнувшая в его глазах.

— Несколько дней назад Марфа говорила, что люди в деревне замечают твое сходство с определенным человеком, чье имя мы не упоминаем.

— Мне нечего стыдиться, — с вызовом бросил Джерри.

— Конечно, нет, милый, — согласилась Аспазия, — но мы оба хорошо понимаем, что это опасно.

Помолчав мгновение, она продолжала:

— Может, нам разумнее было бы уехать отсюда. Зная ее по слухам, я всегда боялась, что кто-нибудь нашепчет ей про тебя.

— Почему кто-то должен сделать это?

— Я смотрела на миниатюру с его изображением, которая была у мамы, и ты очень, очень похож на него; тот же лоб, те же глаза, тот же цвет волос! И ты, конечно, такой же высокий, как он, и все говорят.., он был великолепен.

Джерри оглянулся, будто подумал, что кто-либо может услышать их.

— Лучше не говорить о нем, мы оба знаем это.

— Да, знаем, — согласилась Аспазия, — просто в последнее время я всего боюсь.

— Почему именно в последнее время?

Аспазия улыбнулась брату улыбкой, которая, казалось, осветила ее лицо.

— Потому что, Джерри, милый, ты становишься все красивее и привлекательнее каждый раз, когда я снова вижу тебя. Ты возмужал за последний год, и особенно стал схож с ним.

— Аспазия, — сказал Джерри, — кое-кто из старших людей в Оксфорде говорили мне, что я кого-то напоминаю им, но они не могут вспомнить кого, и это озадачивает их.

— О, Джерри, ты должен быть осторожен, и поэтому я думаю, что, может быть, это и не плохо, если нам придется уехать.

— Куда мы можем уехать? У нас нет денег.

Аспазия снова посмотрела на письмо.

Тут открылась дверь, и она инстинктивно, будто не решив, что ей дальше делать с письмом, быстро положила его себе на колени под столом.

Но в комнату вошел не ее дядя, как она ожидала, а Марфа, служившая еще у их матери и ухаживавшая за близнецами с самого рождения.

— О, мисс Аспазия, — вскричала она, — у меня плохие вести!

Джерри вскочил на ноги.

— Что такое, Марфа? Что случилось? — забеспокоился он.

Марфа приложила руки к своим глазам и присела на стул.

— Я буквально убита этим известием, — сказала она.

— Каким? — вопрошала Аспазия.

— Фло, моя сестра Фло. Она умерла!

На этом слове голос Марфы прервался, и она зарыдала в свой платок.

Затем решительно справившись с собой, она высморкалась, вытерла глаза и сказала:

— Этого следовало ожидать, но все равно известие потрясло меня. Я хочу попросить вашего дядю отвезти меня в его двуколке и отслужить заупокойную службу.

— Когда она умерла? — спросила Аспазия.

Она знала все о сестре Марфы, Фло, которая болела уже несколько лет, находясь все время при смерти, но неизменно приходя в себя каждый раз, когда близкие теряли надежду на ее спасение.

— Три дня тому назад! — ответила Марфа. — Неужели они не могли сообщить мне раньше!

Она негодующе фыркнула, добавив:

— Я сомневаюсь, что они вообще сообщили бы мне, если бы им не нужен был священник. Без него они не могут похоронить ее.

— Я пойду скажу дяде Теофилу, что вам сейчас же нужно ехать в Большой Медлок, — сказала Аспазия, — а Джерри заложит двуколку, пока ты будешь одеваться.

Говоря это, Аспазия незаметно подложила письмо под чайный поднос и, поднявшись из-за стола, подошла к Марфе, чтобы обнять ее за плечи.

Она наклонилась к ней и поцеловала ее в щеку, успокаивая служанку:

— Я сочувствую тебе, Марфа. Это большой удар для тебя.

Я знаю, как добра ты всегда была к Фло и как любила ее.

В то же время Аспазия подумала, что для Марфы смерть сестры милосердное облегчение.

Фло была из тех, кто постоянно жалуется на что-либо, и Марфе, несмотря на постоянную занятость, приходилось часто ходить за три мили в Большой Медлок и обратно лишь для того, чтобы выслушивать жалобы ее сестры на недуги, половина из которых были воображаемыми.

— Там есть холодное мясо вам на обед, мисс Аспазия, — сказала Марфа своим обычным решительным тоном, поднимаясь со стула, — и я приготовила салат. Если вы поставите через два часа в печь картошку, она приготовится к тому времени, когда вы и господин Джерри проголодаетесь.

— Не беспокойся о нас, — сказала Аспазия. — Я пока .соберу цветы в саду для могилы твоей сестры.

— Спасибо вам, — ответила Марфа. — И не думайте о посуде. Я помою ее, когда вернусь.

Она поспешила из дома, забыв о своей минутной слабости, готовая справиться с возникшей бедой. Она всегда так поступала в любых трудных ситуациях, какие только могли припомнить близнецы, находившиеся на ее попечении.

Лишь когда Аспазия и Джерри проводили дядю, выезжавшего на своей двуколке с Марфой, сидевшей рядом, Аспазия вспомнила о письме под чайным подносом.

Возвращаясь вместе с Джерри в дом, она сказала:

— У меня возникла идея!

— Какая? — спросил он.

— Я хочу поговорить с герцогиней и попросить ее пересмотреть свое решение.

— Ты не сделаешь ничего подобного! — строго возразил ее брат, — Есть надежда, пусть слабая, что она окажется доброй и разумной, если поймет, как много дядюшка Теофил значит для людей в деревне.

— Доброй? — сказал Джерри. — Что ты говоришь? Мы же знаем, какова она на самом деле. Вспомни об Альберте Ньюлендзе.

Аспазия пожала плечами.

— Мы не уверены, что это сделала герцогиня.

— Но, несомненно, это было сделано по ее указанию.

— Откуда нам знать? Так сказал Боллард, он должен был так сказать, но она, возможно, и представления не имеет о том, что он сделал. Я не верю, что какая-либо женщина может быть столь жестокой, — Я запрещаю тебе идти к ней, — настаивал Джерри.

— Нам нечего терять, — убеждала Аспазия. — Дяде Теофилу приказали уходить, а это значит, что мы должны искать, где нам жить, а тебе придется оставить Оксфорд. По сути дела, если ты не найдешь какую-либо работу, мы, несомненно, будем голодать. Лично я предпочитаю встать на колени и призывать к милосердию.

— Если ты сделаешь это, она просто пнет тебя.

— Мы слышали все эти истории о ней с самого детства, — рассуждала Аспазия. — Но мы никогда не видели ее, ты же знаешь, что деревенские жители все преувеличивают, потому что им больше не о чем говорить.

— Я слышал многое, о чем не слышала ты, — сказал Джерри.

— О чем именно?

— О вечеринках, которые она устраивает у себя.

— Я тоже слышала о них, но ты же знаешь, что люди в нашей деревне считают пиром Сатаны любую вечеринку, где пьют и танцуют. Они очень наивны и необразованны. Большинство из них не умеют читать и поэтому слушают сплетни, которые затем преувеличивают и преувеличивают, как это делали рассказчики с самых древних времен.

Джерри рассмеялся.

— Ты хорошо умеешь убеждать, Аспазия, но я все равно не позволю тебе идти туда.

— Одно я знаю точно, — сказала Аспазия. — Тебе самому нельзя показываться ей.

— Конечно, нельзя.

— Так что же, ты предпочтешь, чтобы нас выбросили на улицу без единого пенни, без возможности выразить хоть какой-то протест?

Ее брат в волнении мерил шагами комнату.

— Я уверен, что Гримстоун-хауз не место для тебя.

— Откуда ты знаешь? Ты ведь никогда там не был.

— Конечно, нет. Но то, что я слышал…

— То, что ты слышал! — насмешливо повторила Аспазия. — Люди здесь, в Малом Медлоке, сделали из герцогини прямо-таки дьявола в женском обличье просто потому, что им не о чем больше говорить. Если она устраивает вакханальные оргии, хотела бы я знать, кто принимает участие в них. В округе немного народа, кто хотя бы понаслышке знает, что это такое.

«Действительно, — признал про себя Джерри, — у нас мало соседей».

Когда они с Аспазией ездили по округе на лошадях, которых они сами объезжали и которые были единственным их транспортом, они часто гуляли по два или три часа, не встречая ни души.

Они держались вдали от Гримстоун-хауз и от земель, которые обрабатывались людьми герцогини. Однако в поместье были леса и широкие открытые пространства, поросшие лишь папоротником и кустами утесника, где не было и признаков человеческого обитания. Там они чувствовали себя, как часто говорила Аспазия, словно на Луне.

— Не по душе мне твоя затея, — не унимался Джерри. — Я чувствую, что этого не надо делать, я должен остановить тебя.

— Я поеду! — твердо сказала Аспазия. — Если она откажет мне, что ж, нам не будет хуже. Но вдруг я смогу как-то повлиять на нее. В конце концов она ведь женщина. Должна же она понимать, что такому пожилому человеку, как дядя Теофил, невозможно начинать новую жизнь в другом месте.

Она увидела выражение лица ее брата и добавила:

— Ты понимаешь, милый братец, что тебе придется прекратить обучение, и ты знаешь, что маме больше всего хотелось дать нам хорошее образование. Она постоянно говорила об этом, и когда умирала, она сказала мне; «Ты и Джерри должны учиться, дорогая, использовать свои умственные способности. Тогда, я уверена, как бы трудно вам ни было теперь, в дальнейшем найдется место под солнцем, где вы оба будете счастливы».

— Место под солнцем! — тихо повторил Джерри. — Если бы у меня был университетский диплом, мне легче было бы найти работу.

— Ты должен вернуться в Оксфорд, — заключила Аспазия. — Ты должен! И никто и ничто не остановит тебя! Я заставлю герцогиню прислушаться к голосу разума!

Говоря так, как будто она обрела откровение свыше, она продолжала:

— Мы всегда верили в истину и добро, и теперь, я уверена, Бог поможет нам. Когда-нибудь ты получишь все, что является твоим по праву.

— Ты видишь сон наяву! — ухмыльнулся Джерри.

— Нет, я просто говорю то, что заключено в моем сердце, — воскликнула Аспазия, — более того, я чувствую, что мною будто кто-то руководит, может быть, мама. И первый шаг, который я должна сделать, — это поехать в Гримстоун-хауз. Что бы ты ни говорил или делал, ты не остановишь меня!

— Хорошо, — согласился Джерри, — но ты понимаешь, что мне нельзя показываться вблизи того дома.

— Конечно, нельзя, — подтвердила Аспазия. — Мы отправимся нашим обычным путем, восточным краем леса, пока не окажемся вровень с домом, но в стороне от него, и дальше я поеду одна. Тебе не нужно дожидаться меня там. Я возвращусь домой сама.

— Я хотел бы подождать тебя.

— Нежелательно, чтобы тебя увидели там, — рассудила Аспазия. — И кроме того, вдруг она подумает, что мне не следует возвращаться одной и пошлет со мной грума?

— Я уверен, этого не случится.

— Я лишь говорю о возможности этого.

— Хорошо, — уступил Джерри. — Я оставлю тебя как можно ближе от ее дома, затем вернусь сюда и стану ждать с нетерпением твоего возвращения. Но знай, я буду в крайнем беспокойстве и тревоге. Я боюсь за тебя.

— Я и сама не очень-то жажду этой встречи, — тихо промолвила Аспазия, — но я ощущаю в глубине моего сердца, что должна сделать это. Я должна знать, что пыталась, как только могла, спасти дядю Теофила.

— И меня! — так же тихо сказал Джерри.

Глава 2

Оставив сопровождавшего ее Джерри и продвигаясь верхом через лес одна, Аспазия начала ощущать беспокойство.

Желая непременно исполнить свое намерение просить герцогиню проявить милосердие, она до сих пор ничего не говорила брату о своих страхах и пыталась скрыть от него, что на самом деле очень сильно напугана.

Однако близнецы всегда чувствительны к переживаниям друг друга, и Джерри — в других отношениях не столь восприимчивый — сказал, когда они остановили своих лошадей на опушке леса:

— Измени свое решение, милая. Я думаю, тебе не стоит входить в эту пещеру со львом. Мы попытаемся справиться.

— Как? — спросила Аспазия.

Наступило молчание, и она поняла, что даже Джерри, такой беззаботный и оптимистичный, думает теперь о том, что очень мало денег у них осталось и что без жалованья их дяди они не смогут жить, не имея других источников дохода.

— Ну что ж, поступай, как решила, — согласился он, — но обещай мне, что после разговора с герцогиней ты сразу же возвратишься домой.