– А где свершилась церемония? – поинтересовалась миссис Нейсмит, как и положено хорошей супруге викария.

– В церкви Святого Георгия на улице Огюста Вакери, – быстро ответил Чарлз. – Это старейшая англиканская церковь в Париже, хотя, разумеется, здание не всегда стояло на этом месте.

Значит, он все-таки слушал Луизу.

– Разумеется, машину вела Луиза. Должен признаться, к тому времени, как мы добрались до цели нашего путешествия, я был готов целовать землю. За рулем она сущий маленький дьявол, совершенно не соблюдает правил. Но у меня ограниченное боковое зрение – в нашей семье автомобильные очки будет носить именно она.

– Я бы ни за что не позволил своей жене водить автомобиль, – заметил сэр Ричард.

– Можно подумать, моя жена будет спрашивать разрешения, – усмехнувшись, ответил Чарлз. – Она во всех отношениях современная, независимая дама. Оригиналка.

Луиза была готова его простить, да не знала, что еще ей предстоит услышать. Поэтому она, не желая тратить свой запас доброжелательности, принялась разглядывать серебряную вилку в собственной руке. Какой прихотливый узор, бесконечные завитки и прорези. Должно быть, лакеям стоит немалого труда отмыть и навести блеск на такие столовые приборы.

– К делу! Будет вам пикироваться! – Доктору Фентрессу не терпелось услышать продолжение истории.

– Ах да. Пикировка. Как удачно вы выразились, доктор Фентресс, потому что все дело было в пиках, вернее, в их отсутствии. Видите ли, мы играли в бридж в нашем гостиничном номере. Дружеская встреча с другой супружеской четой, с которой мы только что познакомились. Барон и баронесса фон Штойбен.

– Немцы? – Карминного цвета губы тети Грейс сложились в презрительную гримасу. Ей следовало бы подать к столу немецкое мозельское вино, но она питала презрение к этой стране.

– Австрийцы, кажется. Очаровательная пара, не правда ли, Луиза?

Луиза ни разу в жизни не играла в бридж. Она знала, что эта игра набирала популярность и была похожа на вист, но даже в вист она не играла. Ум ее не был приспособлен для карт – почти все время в Монте-Карло она посвятила тому, что восхищалась драгоценностями и нарядами других путешественниц да гуляла по пляжу вместо того, чтобы сидеть за карточным столом.

– Они были очень милы. Хотя Ганс немножко зануда. – Почему бы ей не приукрасить рассказ яркими подробностями.

– Но они с Минной просто созданы друг для друга, не правда ли, дорогая? Прямо яблочный штрудель, такая аппетитная. Так вот, пики были козыри, но Луиза просчиталась. Она проиграла на трех последних взятках и была вынуждена заплатить штраф.

– Тебя могли видеть! – Грейс схватилась за сердце.

О господи. Теперь и Луизе стало интересно, что за скандальную выходку она совершила.

– Макс, вам придется сказать самому. Мне слишком стыдно.

– Чепуха. Вы среди друзей и родных. Что бы ты ни сделала, Лулу, мы уже ничему не удивимся. Ты так похожа на свою дорогую матушку, – защебетала Изобел. – Просто разбойница!

Чарлз, наконец, пришел к ней на выручку:

– Не волнуйтесь, дорогая. Я закончу историю. Мы заключили пари – проигравший должен был сделать что-то возмутительное в общественном месте – любое, что велит победитель.

Луиза закрыла глаза. Если сейчас Чарлз Купер заставит ее плясать канкан, она даст ему пинка в самое уязвимое место его тела, как только они останутся наедине.

– Барон потребовал, – продолжал Чарлз, – чтобы Луиза пробралась на сцену оперного театра Монте-Карло и спела. Разумеется, в здании никого не было, кроме уборщиков. Но они побросали свои метлы и щетки, а потом стали божиться, что Луиза пела лучше Нелли Мельба. Они никогда не слышали столь своеобразного исполнения «Славного короля Венцеслава».

Вот как? И это все? Луиза была глубоко разочарована в себе.

– Рождественская песня в августе. Как вам не стыдно, дорогая, – шутливо укорил ее мистер Нейсмит. – Всего через несколько дней у вас будет возможность распевать рождественские гимны, сколько душе угодно. – Он поднял бокал с вином. – Тост за возвращение нашей блудной дочери и ее молодого супруга. Пью за здоровье мистера и миссис Максимилиан Норвич! Да встретят они много-много дней Рождества вместе!

– Правильно! Правильно! – Даже дядюшка Филипп поднял свой бокал. Чарлз поднялся и пошел вдоль стола, чтобы встать рядом с Луизой, его теплые ладони легли на ее обнаженные плечи. – Моя дорогая певчая птичка! Благодарю вас всех за теплый прием! Мне кажется, благодарность просто переполняет меня. Настолько, что я хочу поцеловать мою жену при всех, даже если этого не требует барон фон Штойбен.

Луиза запрокинула голову, чтобы изумленно взглянуть в его лицо. Ей хотелось попросить его немедленно вернуться на место. Но она слишком долго собиралась с духом. Он сломил ее сопротивление с непринужденностью опытного хищника, и их губы соприкоснулись.

Пусть так. Это было совсем неплохо. Быстрый, легкий поцелуй.

А затем его язык нахально раздвинул ее губы.

О-о. Вот это оказалось очень, очень неплохо. Ее сомкнутые ресницы затрепетали, и она потянулась ему навстречу – вопреки здравому смыслу. Впрочем, тетя Грейс говорила, что у нее его нет и в помине. Так зачем же противиться? Капитан Купер целовался прекрасно, нежно, однако настойчиво, его губы были влажны, но в меру – в общем, без излишней сентиментальности. Казалось, он точно знал, где коснуться языком ее языка, и Луиза почувствовала, что тает, как ее сорбе в шампанском.

Боже, это было просто божественно. Целую вечность она не позволяла целовать себя ни одному мужчине. Луизу бросало то в жар, то в холод, и температура в обеденном зале была тут ни при чем. Она отняла руку от скатерти, чтобы коснуться его лица, почувствовать, как колются темные щетинки, уже пробивающиеся на скулах, невзирая на то, что он брился не далее как сегодня днем.

Стол зазвенел – серебряные ложечки стучали о хрусталь, но восхитительный, коварный поцелуй капитана продолжался, Луиза понимала, что она-то может остановиться, но не могла придумать, как заставить отступить собственный язык и остановить сладкую дрожь, что пронзила ее до самых кончиков пальцев ног. Она вообще не могла думать. Да и захочется ли ей снова думать?

О, вот досада. Этот поцелуй ничего не значил для него – капитан просто отрабатывал свой гонорар. Но не перестарался ли он?


Глава 10


Луиза благоухала фиалками и на вкус была, как изысканное вино. Чарлз понимал, что идет против всяких правил, но ему было безразлично. Она сказала – никаких публичных проявлений нежности, но эти люди были обязаны получить урок. Они все смотрят на Луизу сверху вниз, полагая, что она все та же неисправимо грубая, дурно воспитанная девица, которой была в юности. Как же они не видят, что она выросла, что у нее ясный ум? Да, от ее болтовни можно оглохнуть; вероятно, им нравится далеко не все, что она говорит и во что верит.

Они все здесь ее гости, живут в ее доме, едят ее еду, пьют ее вино. Но почти каждое слово, что он сегодня услышал из уст тех, кто сплетничал о Луизе, было, можно сказать, уничижительным. Оскорбительным. Даже Изобел, которая, казалось, питала к Луизе подобие добрых чувств, наболтала такого, чего говорить не следовало.

Было сущим озорством выставить ее напоказ с этой историей про Монте-Карло, но миссис Уэстлейк со своей ядовитой любезностью просто заманила его в ловушку. И Чарлз должен был что-то придумать. Несколько раз он тянул шею, выворачивал голову, точно дверную ручку, чтобы увидеть Луизу – она с понурым видом сидела там, на другом конце стола. И ему не нравилось, как этот слизняк сэр Ричард разговаривает с ней. У него на лице было написано – что бы там ни связывало их в прошлом, все еще болело, как старый нарыв. Должно быть, Луиза сказала баронету что-то неприятное, чтобы положить беседе решительный конец, потому что три последние перемены блюд его внимание было всецело обращено на жену викария.

Сейчас озорство Чарлза начинало заходить слишком далеко. Ему пришлось ухватиться за спинку стула Луизы, чтобы не упасть на ковер, увлекая за собой и ее. Он не мог припомнить, чтобы простой поцелуй производил на него столь разрушительное действие. Да и когда вообще он в последний раз целовал девушку?

О нет, он вспомнил. Пошатнувшись, Чарлз медленно оторвался от губ Луизы и ее запрокинутого лица.

Она залилась ярким розовым румянцем. Карие глаза смотрели, не видя. Ресницы трепетали, как крылья бабочки.

– Мистер Норвич!

– О Грейс, не топорщи перышки. В конце концов, они – молодожены, – рассмеялась Изобел, но в ее голосе Чарлз услышал истерические ноты. Должно быть, обитателям Роузмонта попытки идти против Грейс стоили недешево.

– Извините мое столь возмутительное поведение. Мне нет оправданий, за исключением того, что я влюблен в свою жену, – услышал Чарлз собственный голос.

– Ба, – проворчал пожилой джентльмен, сосед Луизы. – Вы задерживаете следующую перемену блюд. Сядьте же на место!

– Простите, – шепнул Чарлз Луизе. – Не знаю, что на меня нашло.

Она расправила плечи и протянула дрожащую руку, чтобы взять стакан с водой.

– Не придавайте значения. И я не буду.

Лгунья. Но они не могут рисковать и целоваться снова. Чарлз вернулся на свое место. Сейчас Изобел начнет приставать к нему, а Грейс обрушит град упреков! И ему не пришлось долго ждать. Сумев кое-как устроить ноги под столом вне досягаемости цепких рук Изобел, он обратился к Грейс Уэстлейк:

– Полагаю, вы решили, будто я развязный грубиян, раз позволил себе подобное неприличие?

– Грубиян? – Грейс вытерла губы салфеткой с кружевными краями, оставив на ткани малиновый след. Какой-то бедной прачке придется приложить немало усилий, чтобы его отстирать. – Нет. Скорее как болван. Кому-то следовало предостеречь вас насчет моей племянницы, прежде чем вы на ней женились, мистер Норвич. Вы, молодежь, слишком склонны поддаваться порыву. С Луизой всю жизнь было трудно. Когда она сбежала, я всерьез опасалась за состояние ее рассудка.

– Прошу прощения?

– Она всегда была своевольна. Надеюсь, за сегодняшний вечер вы поняли, что на самом деле думают о ней друзья и родные?

– Я понял, что среди родных у нее мало друзей, – выпалил он напрямик.

Грейс вздохнула:

– Да, вам может показаться именно так. Вы – пришелец и никого из нас не знаете. Осмелюсь предположить, что и Луизу вы по-настоящему не знаете.

– Я знаю ее достаточно.

– О-о. Страсть! – Грейс пренебрежительно махнула рукой. – Это быстро пройдет. И когда страсть поблекнет, вы обнаружите, что навеки связали себя с женщиной, которая не сможет дать вам настоящее счастье. Она ни на что не способна. Извращенный разум. Все эти разговоры насчет того, чтобы идти работать, о правах женщин и что там еще ей взбредет в голову – она не обеспечит вам домашнего уюта, мистер Норвич.

– Люди склонны преувеличивать значение таких вещей, как домашний уют. – А ведь и правда! Луиза уже перевернула его мир вверх дном, хотя вовсе не по той причине, которую имела в виду Грейс.

– Это вы сейчас так говорите. Попомните меня через несколько месяцев, когда ваш замок потеряет очарование и она захочет отправиться в Индию, в Африку или к черту в пекло.

– Путешествия очень расширяют кругозор, миссис Уэстлейк. – Чарлзу-то они открыли глаза, это точно.

– У вас на все есть ответ. Вы умеете вывернуться, мистер Норвич. Надо отдать вам должное!

Чарлз разорвал последнюю нить своего терпения:

– Но вот чего я никак не пойму. Луиза сказала мне, что ваш сын хотел на ней жениться. Если она… такая несносная… Зачем тогда?

– Родные знают ее лучше, чем кто бы то ни было. И могут защитить ее от собственных губительных порывов. Для бедняжки Хью это была бы жертва, но он был готов ее принести. Да и сейчас не отказывается.

– Но Луиза уже стала моей, – твердо сказал Чарлз.

– Вам незачем упорствовать в своем роковом заблуждении, мистер Норвич. Я готова предложить вам щедрые условия, чтобы покончить с этим браком. Жаль, что вы обвенчались в англиканской церкви, но и это можно устроить, предложив хорошую цену. Ведь все имеет свою цену, согласны? Я собиралась переговорить с вами завтра, с глазу на глаз, но почему бы не сегодня? Изобел заигрывает с престарелым мистером Бакстером и нас не слышит, хотя ему уже известен мой замысел. Эта беспутная дама готова броситься на любого, кто носит брюки, даже если мужчина годится ей в отцы, – презрительно заметила Грейс. – Доктор Фентресс может ознакомить вас с медицинской историей Луизы. Вы и сами должны знать, что она вовсе не была непорочной невестой. Вас одурачили, молодой человек, предложив нарядную коробку с гнилым содержимым.