Им следовало бы выпить чаю перед камином и поговорить как друзья, прежде чем пытаться лечь в постель, но теперь чай, должно быть, сделался холодным как лед. Итак, Чарлз брошен на произвол судьбы с рыдающей Луизой на руках, ее соленые слезы и губы были горячи на его коже, а ее вздрагивающее тело пробуждало в нем то, что так долго спало – нет, было мертво – в глубине его существа.

– Простите, – пробормотала она, уткнувшись ему в грудь. – Не знаю, что на меня нашло. Вообще-то я вовсе не такая плакса.

– Тише. Мысль о том, что мы смертны, может свести с ума даже философа или священника. Я буду обнимать вас, пока вы не успокоитесь и не заснете.

Она подняла на него глаза, хлопая ресницами. Ее щеки были мокры. Темные, стоящие частоколом ресницы на кончиках были словно присыпаны позолотой и наводили Чарлза на мысль об олененке. Но Луиза Стрэттон была отнюдь не слабым детенышем – она была сумасбродной наследницей, которая привыкла поступать так, как ей захочется.

До тех пор, пока не вернулась в Роузмонт. Чарлз видел, как из нее уходит радость жизни – слабеет час от часу.

Луиза нахмурилась.

– А ведь предполагалось, что это я буду за вами присматривать.

– Мы можем присматривать друг за другом. – Чарлз обнял ладонью ее щеку и утер слезу большим пальцем.

– Совсем как настоящие муж и жена, – прошептала она.

– Почти. – Чарлз не собирался ее пугать тем, что в нем вдруг пробудилось желание вести себя так, как полагается мужу, пусть и мнимому. Луиза смотрела на него с таким доверием, что его сердце сжалось. Ей не следует ему доверять, ведь она и не догадывается, на что он способен.

Он не воспользуется ее несчастным положением. Он не поступит так ни с одной женщиной. Однажды он это сделал и с тех пор возненавидел себя. В конечном счете, это не принесло добра, и Мария умерла так же, как и прочие. Его ласки ее не спасли.

– Б-благодарю вас. – Луиза затихла, потом взяла уголок простыни и вытерла влагу с его плеча. – Я вас испачкала.

– Поверьте, мне приходилось терпеть вещи похуже.

Голова Луизы устроилась на сгибе его локтя. Ее горячее тело было так близко! Чарлзу представилось, что на его коже останется отпечаток узора, вытканного на ее шелковом халате, клеймо в виде виноградных лоз и листьев. Он запретил себе смотреть на кремовую кожу ее декольте или бросать взгляд на невинную руку, лежащую поперек его груди. У нее талантливые руки, вспомнил он. Руки, которые двигались так выразительно, когда она говорила, руки, которые умели разжигать печь, стрелять из ружья или вести машину.

И легчайшими касаниями свести с ума мужчину.

За эту пытку ему следует винить лишь себя самого. Было бы лучше удалиться в свою комнату и дожидаться, когда его прихлопнут, как муху.

– Чарлз?

– Да?

– Так очень удобно, да?

Вовсе нет.

Он что-то проворчал – понимайте, как хотите. Ему следует притвориться спящим, захрапеть, тогда она оставит попытки затеять разговор. Но удача была не на его стороне.

– Я никогда раньше не спала с мужчиной. В постели, – поправилась она, на тот случай, если у него возникнет сомнение насчет ее девственности. – Разве это не смешно? Мне двадцать шесть, и репутация моя все равно погибла, по крайней мере, если верить тете Грейс. Все равно мне не вернуть девичьей чистоты, верно?

Чарлз ничего не ответил. В горле пересохло, как в пустыне, язык прилип к нёбу.

– Это довольно глупо с моей стороны – избегать близости, я имею в виду. Я – современная, свободная женщина. Зачем мне подчиняться строгим правилам чопорного общества? Что хорошо для гусыни и все такое. Хотя в этом случае следовало бы говорить – «что хорошо для гусака, годится и для гусыни», правда? Почему все веселье достается мужчинам? Разумеется, мои эксперименты с мужчинами меня разочаровали. Начиная с гадкого сэра Ричарда. Но я еще не убедилась в преимуществах лесбийской любви.

Чарлз чуть не подавился. Что за околесицу она несет. Что ж, у нее шок, хотя это ему следовало бы бредить после того, как ему чуть не размозжили репу!

– Наверное, вам не захочется поцеловать меня снова, правда? Но мне совсем не хочется спать.

– П-поцеловать вас?

– Как вы сделали во время обеда. Я не прошу вас вести себя, как девица-пансионерка. Можете ограничиться поцелуем, если не хотите идти дальше. Хотя, если кто-то пытается нас прикончить, нам непременно стоит вспомнить старый девиз – «лови момент»!

Неужели она говорит именно то, что говорит? Должно быть, этот удар повредил ему мозги. Чарлз решил, что с него довольно. Разжав объятия, он отполз к самому краю постели.

– Что, если я не сумею остановиться? Я ведь грубый солдат. Такой же гадкий, как сэр Ричард. Даже еще хуже.

– Кажется, вы сказали, что с вами я в безопасности. – И чертова девица послала ему взгляд, который ясно сказал, что она вовсе не хочет быть в безопасности.

– Я солгал. – Видит Бог, Чарлз действительно соврал. Его член сделался твердым как скала.

– Что ж, тогда все в порядке. Но я думаю, что нисколько не стану возражать, если вы… если мы… если… Ну, вы понимаете.

– Нет, я ничего не понимаю, черт подери.

– Если мы поступим как муж и жена. Только на эту ночь. Кто знает, что принесет завтрашний день? Может быть, нас убьют во сне. – Луиза послала ему ослепительную улыбку, как будто перспектива близкой смерти показалась ей восхитительной.

– Вас следует посадить под замок.

– Меня и сажали. На несколько лет. Но это не помогло. Я столь же безнадежна, что и раньше. Если вы согласитесь на дополнительные услуги, я, разумеется, обеспечу их финансовое возмещение.

Чарлз разинул рот:

– Вы собираетесь платить мне за то, что я буду вас трахать?

– Не нужно грубостей. Максимилиан никогда не произнес бы такого слова.

– Я не Максимилиан. Никакого Максимилиана не существует. Черт, ваша тетка была права, мечтая засадить вас под замок. Вы сумасшедшая.

Луиза ткнула пальцем в его грудь.

– Вы осмелитесь принять ее сторону? Я не сумасшедшая. Мне просто любопытно. Вот я, вот вы, и нам обоим нужно приободриться. Вы должны признать, сегодня нам здорово досталось. Вам не нужно делать ничего особенного – обычный секс, вот и все.

Чарлз резко сел, ударившись плечом о спинку кровати.

– Вы не понимаете, что говорите. Вы уверены, что вас никто не бил по голове, как меня?

– Я совершенно уверена в том, чего хочу. Не знаю, почему не подумала об этом раньше. Но тогда, – задумчиво произнесла Луиза, – никто из тех, с кем я была знакома, не годился для того, чтобы затеять любовную связь. А вы годитесь. Знаете ли вы, что я нахожу вас очень красивым? И вы такой сдержанный. Я бы почувствовала, что вы хотите от меня чего-то такого, чего я не могу вам дать. Все мои любовники были такие жадные! А вас мое состояние, похоже, нисколько не интересует.

– Поверьте, мне нужны ваши деньги, иначе я не согласился бы на эту безумную затею, – с досадой воскликнул Чарлз. – Не облекайте меня в сияющие одежды чести и достоинства, которых у меня нет в помине.

– О-о. Но, я уверена, вы – человек чести. Сам факт того, что у нас вышел этот спор, как раз и доказывает, что вы – тот самый мужчина, с которым мне следует лечь в постель. А сейчас, – сказала она, приподнимаясь на локте, – хватит болтать. Поцелуйте меня, пожалуйста. – Закрыв свои огромные карие глаза, Луиза вытянула губы для поцелуя.

Пропади все пропадом. Как мог Чарлз устоять под натиском такой логики, которая все ставила с ног на голову? Он всего лишь мужчина. По правде говоря, он испытал страшное облегчение от того, что не перестал еще быть мужчиной. Он ее поцелует. Он не обязан заходить дальше этого. Она сама сказала.

Действительно, «лови момент»!


Глава 14


Луиза решила, что с выпяченными бантиком губами она выглядит скорее как декоративная золотая рыбка, поэтому слегка раскрыла губы в надежде, что так они покажутся более привлекательными для поцелуя, и приоткрыла глаза. Право же, ей не хватало опыта.

Луиза не совсем понимала, что в этот вечер толкнуло ее на тропу соблазна бедняги Чарлза Купера. Весь прошлый год она проявляла исключительную сдержанность в чувствах, избегая всяческого рода повес и мошенников, которых на континенте водилось великое множество. Целоваться – это одно дело, но вольностей Луиза не позволяла никому. Даже по прошествии стольких лет неумелая возня сэра Ричарда была слишком свежа в ее памяти, и ей ужасно не хотелось повторять эту глупую ошибку. Луиза оставалась глуха к зову плоти. Нечувствительна. Богиня запоздалого целомудрия, со щитом и в доспехах.

Но в Чарлзе Купере было нечто такое, что пробило брешь в ее защите и ранило прямо в сердце. Может быть, его холодность? Его природная сдержанность? Кривая усмешка? Что бы там ни было, Луиза почувствовала, что между ними устанавливается связь, чего она никак не ожидала.

Он сказал, что чрезмерно пил. Что согласился только ради ее денег. И корил себя за то, что согласился. Он слишком честен. Да, он именно тот, кто ей требовался.

Когда Луиза пыталась разобраться в себе – а это занятие, как правило, вызывало в ней глубочайшее отвращение, – она ужасалась перспективе совершить новую ошибку ради «любви». Действительно, Луизе было всего семнадцать, когда она затеяла тот злосчастный роман. Когда тебе семнадцать, ты почти не задумываешься о таком качестве, как постоянство, и уж точно ничего не знаешь о любви. Какими отвратительно беспомощными были ее суждения о жизни, ведь Луиза всерьез думала, что сэр Ричард женится на ней!

Она была одержима желаниями и сознанием собственной испорченности. Выбросила из головы абсолютно все, что с детства вдалбливала ей тетя. Столь же легко избавилась Луиза и от девственности, как от надоевшей помехи. Отшвырнула прочь, будто сдала прачке грязные носки.

А заодно отшвырнула и здравый смысл.

Зов плоти – это вовсе не любовь. Теперь Луиза это знала и в настоящее время была готова вполне довольствоваться плотскими утехами. Вожделение казалось ей восхитительным. Когда она смотрела на Чарлза Купера, ее тело начинало довольно урчать, как хорошо смазанный двигатель. Чарлз был очень привлекателен. И он сделал что-то полезное в своей жизни, в отличие от бездельников, которых она встречала в Европе. Было ясно, что он не хочет переходить границы. Однако пришло время прочертить эти границы по-новому.

Чарлз не разочаровал и усадил Луизу к себе на колени. Несколько секунд всматривался в ее лицо, и синие глаза ярко блестели даже в тускло освещенном полумраке спальни. А потом он начал действовать, одной рукой ероша ей волосы, а другой гладя шею в вырезе халата. Она замерла. Его губы, твердые и сухие, впились в ее рот – с той силой, как ей нравилось. Поцелуй был властный, но в нем Луиза чувствовала вопрос. Она понимала, что может прекратить все это по собственному желанию, но дала Чарлзу совсем другой ответ.

Она опустила голову на его широкую грудь, и ей стало потрясающе уютно, несмотря на шокирующую своей нескромностью просьбу. У нее давно уже не возникало желание подобной близости с мужчиной, но сейчас ей казалось, что она могла бы заползти прямо внутрь него. Она разрешила своему языку подразнить язык Чарлза, затем отважно раздвинула его губы, принимаясь целовать сама.

Он ответил, и их языки принялись преследовать друг друга, внутрь и обратно, пока совсем не запутались. Разве не восхитительной была эта игра? Не важно, кто выиграл – в выигрыше оказались оба.

Луиза купалась в чувственных ощущениях, прокатывающихся по ее телу с головы до пальцев ног. Ее бросало то в жар, то в холод. Соски отвердели под его проворными пальцами, которые каким-то образом уже забрались под халат. Эти пальцы действовали безошибочно. Возбуждающе. Ее груди налились неведомым доселе томлением. Раньше Луиза почти не обращала внимания на свою грудь, но теперь ее единственным желанием стало ощутить прикосновение губ Чарлза к соскам.

Однако это означало бы конец его восхитительному поцелую. А Луиза вовсе не собиралась лишиться удовольствия. Телу придется дожидаться своей очереди быть обласканным. У них впереди вся ночь. Вся жизнь, сколько ее еще оставалось.

У Луизы перехватило дыхание. Откуда взялась эта мысль? Нельзя допустить, чтобы ее снова ранили. Это всего лишь вожделение. Каждый человек поддается ему в должное время. Теперь настал ее черед. Пока длится этот восхитительный момент.

Если его руки могут блуждать по ее телу, значит, ее рукам это тоже позволено. У Чарлза были широкие плечи, а щека кололась отросшей щетиной. Узел на талии был завязан невозможно туго, но Луиза нашла место, где сходились полы простыни, и осмелилась проникнуть внутрь.