Зачем она вообще вернулась домой! Но тогда Луизе не понадобился бы настоящий фальшивый муж и она не наняла бы Чарлза. Она никогда не узнала бы, каково это – когда тебя целуют и так искусно ласкают. Ценят, как редчайшее из сокровищ. Она никогда бы не смеялась столько, сколько смеялась с ним, и не познала бы такого потрясающего чувства, как участие и сострадание. Весь прошедший год Луиза развлекалась и бежала от реальности, но теперь у нее появилось основание успокоиться и прислушаться к собственному сердцу.

Это было удивительное открытие – что у нее, оказывается, есть сердце. После истории с сэром Ричардом Луиза погребла его, закрыв от мира так же надежно, как тетя Грейс заперла в Роузмонте ее саму.

– Благодарю вас, доктор Фентресс. Если… то есть, когда он очнется, я пришлю за вами.

– Похоже, у вас нет недостатка в помощниках. Меняйтесь в течение ночи. Вам тоже нужно отдохнуть, – сказал доктор, похлопав Луизу по плечу. – Я оставлю сумку с инструментами здесь, на тот случай, если понадобятся. Но не пытайтесь лечить его сами, разве что смените повязку, если придется. Он может метаться во сне, и повязка спадет.

Луиза кивнула. Как только доктор вышел, все трое довольно беспомощно встали возле постели Чарлза.

– Кэтлин, почему бы вам с Робертсоном не пойти вниз, в людскую, и не поужинать? Первую смену я беру на себя.

– Если вы уверены, что справитесь сами. Принести вам чаю, когда я пойду наверх?

– Только если ты уверена, что чай не отравили. Наверное, я говорю глупости. Наверное, грибы – это несчастный случай. Но блохи не сами нашли дорогу в ящик с бельем. И я ни за что не поверю, что в саду был браконьер. – Луиза села на стул, стоящий возле самой постели Чарлза, и погладила его по щеке. – Ах, если бы я хоть чуть-чуть его любила, я бы отослала его прочь.

– Он бы не уехал, мисс.

Луиза удивленно воззрилась на Робертсона.

– Откуда вы знаете?

– Сегодня утром, перед тем как ехать в церковь, он пришел ко мне поговорить. Я сказал, что буду сидеть смирно, если он хочет врезать мне в отместку за ту ночь. Он – отличный парень, мисс. Он сказал, что вы пережили не самые веселые времена, хотя у вас мешки денег. Что Кэтлин была права, когда тревожилась из-за вас. Мы болтали о том о сем, как мужчина с мужчиной. По моему мнению, он жутко вами дорожит. Я-то понимаю чувства капитана – я точно так же переживаю из-за Кэтлин.

– Тише, Робби.

– Правда. И я говорю об этом с гордостью. Как только все уляжется, мы бы хотели пожениться, мисс Луиза. Знаю, сейчас не лучшее время ставить вопрос, ведь вы так тревожитесь за капитана и все такое. Но все наладится – подождите и увидите сами.

– Надеюсь, вы правы. – Интересно, подумала Луиза, неужели она сама выглядит так же глупо, как сейчас Кэтлин, когда улыбается своему любовнику? Наверное. Любовь лишает человека разума и гордости.

– О-о! – Робертсон хлопнул себя по лбу. – Я хотел вернуть его капитану. Вдруг он вам сегодня понадобится? – С глуповатым видом шофер сунул руку в карман и вытащил пропавший пистолет Чарлза. – Простите, – добавил он.

– Знаю, это все из-за Кэтлин, – ответила Луиза, сунув револьвер в ящик комода. – Идите же, вы оба. И не торопитесь возвращаться. Сегодня мне вряд ли удастся сомкнуть глаз.

Правда заключалась в том, что ей хотелось остаться наедине с Чарлзом. Стиснув кулаки, она изо всех сил зажмурилась, как частенько делала, когда была маленькой, представляя – вот он вскакивает с постели и широкими шагами идет к окну, чтобы взглянуть на волны в белых барашках. Он пригласил бы ее прогуляться по берегу прямо в ночной сорочке. В своих мечтах Луиза торопливо заменила декабрь на середину лета, когда ветерок с моря был приятным, а песок под ногами, нагретый за день солнцем, еще хранил тепло. Некоторое время они бы шли, и морская вода окатывала бы их босые ноги. Чарлз взглянул бы на нее – при свете полной луны она бы ясно читала все желания на его лице – и стянул бы через голову ее ночное одеяние. Склонил бы голову, обхватывая губами ее напряженный сосок. У нее подогнулись бы колени, и он подхватил бы ее, держал бы крепко, лаская чувствительную плоть пальцами, зубами и языком – до тех пор, пока из ее головы не улетучились бы все мало-мальски связные мысли. Его рута нашла бы ее жаждущее средоточие, подготавливая к тому, что неминуемо произойдет. К тому, чего она так ждала – и под ее веками заплясали бы звезды, прежде чем он обрушился бы в нее…

Эта картина так живо представилась Луизе, что ее пульс участился, и дыхание сбилось. Она умоляла: «Проснись! Проснись! Проснись! Сделай так, чтобы этот полусон стал явью. Пожалуйста, Чарлз!»

Вдруг он беспокойно зашевелился и начал биться о постель, как будто защищаясь от нападения.

– Нет, черт возьми, нет!

Затем последовал нечеловеческий вопль, и Чарлз – ее сильный, надежный Чарлз – зарыдал так, будто сердце его было разбито.

– Чарлз! Вам снится плохой сон! Проснитесь, любовь моя. – Луиза попыталась его обнять, но он, весь во власти кошмара, оттолкнул ее руку.

Прошла долгая минута, прежде чем он пришел в себя и сел на постели. Его лицо исказило страдание.

– Господи. – Он едва дышал, и Луиза испугалась, что он снова лишится чувств. Она сжала его руку, которая была тяжелой и неподвижной, как мертвая.

– Что такое? Что случилось?

Прошла долгая минута.

– Не знаю. Ничего. Все. Я сделал вам больно? – Чарлз отнял у нее руку.

– Нет, конечно, нет. Вы никогда не делали мне больно, – сказала Луиза, расправляя одеяло у него на груди. По крайней мере, нарочно – никогда. Это Луиза знала точно.

– В самом деле? Вы и не догадываетесь, на что я способен. – Чарлз склонил голову набок, затем покачал головой, болезненно морщась. – Что со мной приключилось?

– Кто-то в нас выстрелил. Или в Ягненочка, как хотите! Статуя разлетелась на куски, и один из них угодил прямо в вас.

Он ощупал повязку, которая частично закрывала больной глаз.

– Придвиньте лампу поближе.

Луиза выполнила его просьбу, хотя знала, что яркий свет причиняет ему неудобство, если на нем нет наглазной повязки.

– Могу принести вам повязку. Не ту, которая была на вас – кажется, она порвана и испачкана кровью. – Слишком мягко сказано, но Луиза боялась встревожить Чарлза. – У вас рана над глазом, но доктор Фентресс очень аккуратно зашил ее. Вы будете такой же красивый, как и раньше.

– Луиза, мне плевать, как я выгляжу. На один миг мне показалось, что я снова вижу, но теперь все стало как раньше. Может быть, даже хуже. Я… Я думаю, что в итоге нам не следует жениться.


Глава 36


Армейские врачи твердили, что в один прекрасный день его состояние улучшится, но не может же он все время жить надеждой. «Один прекрасный день» не наступит никогда. Он может жить, потеряв зрение. Но жить мечтами – это не для него.

Когда Чарлз очнулся от кошмара и открыл глаза, его зрение было острым, как прежде. Превосходным. Но потом…

Может быть, он выдавал желаемое за действительное. Старое воспоминание из прежней жизни, когда мир был полон живых красок вместо унылых оттенков серого.

Но его сон перед тем, как очнуться… Скажем так – возможно, ему никогда больше не захочется погрузиться в сон.

Мертвая Луиза под ним. В его руках. Как Мария.

Ночью он мог бы сделать, что угодно. И даже не узнать об этом. Разве может он подвергать такой опасности ту, кого любит? Такой, как он есть?

Сломленный.

Благословение небесам, Луиза была жива и здорова. В его спальне. Как расплывчатое пятно. Как же ему хотелось увидеть ее четко и ясно, хотя бы один раз.

Очень несправедливо по отношению к Луизе, если она свяжет свою жизнь с человеком, который толком не видит и не может ей соответствовать. Который, по правде говоря, ей вообще не подходит.

Зато может ее убить, точно так, как убил Марию.

О чем он только думал?

Работа, которую предложил ему Джордж, может привести к краху, даже если позволит зрение. Какой толк будет от него в Нью-Йорке, если он не сумеет подвести итог прибылям и убыткам? И не каждый так влюблен в автомобили, не у каждого есть столько денег, как у Луизы Стрэттон, чтобы отдаться этой любви. Что, если Чарлз не сумеет продать ни одного автомобиля, если рабочие устроят забастовку и компания прогорит?

И, самое важное, как он попросит Луизу покинуть Роузмонт?

Ведь это ее дом. Она столько вытерпела, чтобы занять в нем место, подобающее ей по праву. Теперь ничто не должно стоять у нее на пути, особенно брак с полуслепым нищим, который напрасно возомнил, что может стать лучше. Чарлз – сын фабричного десятника, и ничего больше.

«Ищешь беду там, где ее нет», – так, бывало, говорила его мать. Но он не мог одолеть ощущение беспомощной паники, которое жгло его кожу, точно огонь. Видение сорвало с него – слой за слоем – оболочку цивилизованного Максимилиана Норвича, которую он пытался на себя нацепить. А под ней обнаружилось нечто страшное.

Голова раскалывалась от боли. Перед глазами кружились бесчисленные черные пятна. Серые тени, которые всегда прятались по задворкам его видимого мира, теперь сгустились и угрожающе надвигались.

– Не смешите.

– Это вы говорите смешные вещи. Луиза, вы не можете… не должны связывать свою жизнь со мной. Вы заслуживаете большего.

– О-о, какой же вы зануда. Не говорите мне, чего я заслуживаю. Я знаю, чего хочу, и это вы.

– Может быть, это вас ударило по голове? – проворчал Чарлз.

Постепенно ее очертания становились четче. Платье было заляпано кровью, аккуратный узел волос на макушке растрепался и съехал набок. Его чистая, непорочная принцесса выглядела так, будто ее тащили через живую изгородь спиной вперед.

Вот что значит время, проведенное в его обществе. Разрушение. И, возможно, гибель.

– Итак, кто-то в нас стрелял, – сказал Чарлз, отводя взгляд. Луиза была так прекрасна, несмотря на растрепанный вид. – Кто? Это проделки посерьезней, чем блохи в ящике с бельем и шурупы под седлом.

Злая шутка обернулась попыткой убийства. Но будет ли Луиза в безопасности в Роузмонте, когда Чарлз уедет?

Кого он пытается обмануть? Начать с того, что он так и не смог ее защитить. Почти все время, что они в Роузмонте, это Луизе приходилось его защищать.

– Это очень серьезно, и у нас с миссис Ивенсонг есть план. Я расскажу вам все подробности, но не думайте, Чарлз, будто я позволю вам сбежать, оплакивая наш брак. Мы все обсудим, когда вы придете в себя. – Кажется, Луиза погрозила ему пальцем. Или двумя? Было трудно сказать.

Чарлз почувствовал, что готов улыбнуться против собственной воли.

– Уверяю вас, я уже давно в себе. Почти слепой, но ясно вижу абсурдность нашего союза. Мы… мы не ровня друг другу, Луиза. Не подходим друг другу. Это невозможно. С моей стороны было исключительной глупостью предлагать такое.

– А с моей стороны – исключительно глупо согласиться. Так, мистер Ходячая Проповедь?

Да. Да, она исключительно восхитительная, любящая глупышка. Чарлз закрыл глаза, но черные пятна продолжали плясать под сомкнутыми веками.

– А я не стану давать кому-то прозвища.

Может быть, если он уедет в Нью-Йорк один и добьется для себя некоторого успеха…

Нет. Ему никогда не стать достойным Луизы.

– Трус.

Чарлз открыл глаза.

– Прошу прощения?

– Вы лежите здесь и снова предаетесь жалости к самому себе. Мне казалось, мы это уже прошли.

– В самом деле? – Чарлз не скрывал горечи. Как будто этих нескольких прекрасных дней – ладно, более или менее прекрасных, несмотря на атаки и угрозы – вовсе не было в его жизни, и он снова упивался жалостью к самому себе. По крайней мере, сейчас его простыни были гораздо чище, а сам он – трезв, как хрустальное стекло.

Он чувствовал на себе осуждающий взгляд Луизы, хотя видеть его толком не мог.

– Повторяю, о нашей женитьбе мы поговорим позже. А прямо сейчас…

– Нам не о чем говорить. Никакой женитьбы. Я беру назад свое предложение, а вы можете катиться, куда вам угодно.

– Чарлз, вы же знаете, я не люблю, чтобы мне указывали, что делать. Достаточно наслушалась за две прошлые жизни. Сейчас вы меня провоцируете.

– Тем больше причин поблагодарить свою счастливую звезду за то, что все кончено. Теперь, когда миссис Ивенсонг здесь, вы сможете разобраться с вашими банковскими счетами, а мое присутствие становится излишним.