В один из таких дней она встретила бывшего любовника тёти. Он узнал её, удивился, очаровался, был галантен и предупредителен, и кстати спросил, не хочет ли она пообедать с ним в ресторане?..

Наталья посмотрела внимательно: тётин кавалер был ещё ничего, крепок и по-мужски породист. Она пошла – а там вспомнились и апартаменты, и огромный белый ковёр, и вазочка с конфетами и виноградом. Смех и шутки, и взгляд напротив с лёгким прищуром. Она подумала: а почему бы и не бывший тётин бойфренд? Необычно, и кровь в висках – presto, amore mio! Факт: породистый дядечка заметил вскользь, что скучает (его семья ещё не вернулась с отдыха), а она захотела убедиться, что ковёр в его квартире такой же пушистый, как и много лет назад.

Вот так зерна, брошенные тётей Сашей, причудливо прорастали в девочке!

Бывший тётин, а теперь Наташин друг был по роду деятельности ювелиром, а по призванию – Казановой. Юную певицу он воспринял как сокровище, свалившееся на него нежданно-негаданно, и взялся шлифовать её пыл с величайшей бережностью и умением, на которое только способен искушённый любовник. Так что спустя некоторое время Наташина дикая, сдерживаемая до сих пор энергия вошла в полноводное русло реализуемых желаний и заиграла незамутнённым алмазным огнём. Но не только тело. Изменился голос, налился завораживающей силой и притягивающей глубиной, и она вдруг стала брать уже не полторы, а две полноценные октавы, да ещё и с запасом. И всё это произошло так свободно, естественно, что на вокальном отделении случился переполох. Заговорили о самобытном таланте, о насыщенности звуков, выпускаемых Натальиным горлом, о полноте её голоса в середине регистра и мягкости и объёмности звучания низких нот. Кстати пришёлся показательный спектакль студенческого театра оперетты, подготовка к которому уже начиналась. Похвастаться Натальиным талантом решили самым высоким гостям как из музыкального, так и из обычного, обывательского мира.

Под руководством Ирины Николаевны Вороновой (она ставила голоса лучшим из лучших!) Наталья разучивала главную партию оперетты. Премьеру планировали через полгода, и она обещала стать самой триумфальной постановкой за всю историю старейшего факультета института. Так что днём Наталья репетировала, а вечером предавалась телесным утехам – ювелир снял для неё небольшую, уютную квартирку и привёз туда инструмент – добросовестно настроенное пианино. Натальиным родителям, конечно, даже в кошмарном сне не могло такое присниться. Для них Наталья училась, училась и ещё раз училась, почти как вождь мировой революции, чью биографию они подробно изучали в школе. А их дочь каждый день получала свои овации, розы и апартаменты. Стареющий Казанова относился к ней как к принцессе: отличный результат для первого опыта.

Словом, жизнь закрутилась дерзко и празднично. Казалось, дальше должно быть только лучше… И вдруг всё оборвалось. Как будто злой волшебник позавидовал успеху Натальи и щёлкнул пальцами над её головой…

В один из дней, часа в три, Наталья шагала по асфальту. До автобуса оставался целый час, но она шла быстро, будто опаздывала. Шла во всей красе: светло-голубые джинсы, топик на бретелях, белые кроссовки, натёртые накануне для большей чистоты почти раритетным средством – зубным порошком; хвостик косы подпрыгивал ниже пояса.

Наталья была в ярости. Только что она выскочила из дачного домика после ужасающего скандала с матерью, которая прочитала смс от Казановы. Кто бы мог ожидать от родительницы такого коварства: залезла в Натальин телефон. А в смс – информация, которая не то что разведчику, а полуграмотному невежде всё ясно объяснит и про квартиру, и про новую одежду-косметику, и особенно – про пушистый ковёр.

И что же? Мать назвала её развратной девицей, шлюхой. Спросила, как Наталья могла?..

Наталья вскинулась: прима-вокалистка, с которой носятся лучшие преподаватели, которой пророчат силу и славу, – и такие эпитеты?! Уязвлённая, она ответствовала матери, что это её личное дело – решать, что ей делать и как жить, и если она захочет, то у неё будет не один, а десяток любовников.

Мать также была ошарашена. Она ожидала встретить смущение, слёзы или, на худой конец, объяснения любовью, но никак не бесстыдство. В их диалог включился архетип древний и примитивный: соперничество женщины с женщиной.

– Да что в тебе хорошего-то? – ни с того ни с сего сказала мать. – Волосы да глаза… Что ты о себе возомнила?

Запрещённый приём. Чёрная магия. Человек в секунду превращается в питекантропа. Разговоры утрачивают логику.

– Да ты… ты! – задыхаясь, крикнула Наташа. – Что ты в своей жизни видела?.. Ты – кто ты такая, чтобы мне это говорить?!

Вскочила в подаренные Казановой белейшие кроссовки и понеслась к остановке. В голове метались мысли яростные и глупые, какие бывают только у девушек ее возраста: уйти из дома! Раз не ценят, не понимают и понять не хотят. Уйти! А что, у неё крепкий стартовый капитал: талант и состоятельный любовник. Что же касается того, что в её внешности нет ничего, кроме глаз и волос, – это уж, простите!..

Она вытащила на ходу зеркальце и шла по шоссе, разглядывая своё отражение со всех ракурсов. Планировала в яростном ослеплении пойти с Казановой в ресторан, после поехать в квартиру с пианино… Не возвращаться домой в этот вечер!..

И прямо на середине этих злых и победительных размышлений – покатилась на обочину, сбитая не успевшей отвернуть машиной…

* * *

…Конечно, с матерью она помирилась. И как было не помириться, если потеря голоса едва не лишила Наталью воли к жизни?.. Поплакала, покаялась и пообещала расстаться с любовником, годившимся ей в отцы… И действительно рассталась… Правда, вовсе не потому, что дала слово матери: не имей она в голове эту мысль, слукавила бы.

Казанова был нужен Наталье как атрибут её необычности, как изюминка, придающая её ощущению грядущей славы пикантный привкус. Как составляющая её адреналина – и всего лишь дополнение к целому; без целого он был и не нужен, точнее, она сама себе с ним не нужна была без жизни, в которой остался её голос, сцена, восхищение слушателей… Для самолюбивой карьеристки, которой Наталья ещё только собиралась стать, Казанова был всего лишь тренером, как они шутили, в постельно-прикладной борьбе…

И вот всё рухнуло! Наталья забрала свои вещи из квартирки с пианино.

Она вызвала Казанову в парк на набережной. Произнесла прощальные слова… И вложила в ладонь любовника ключ от квартиры.

* * *

…Но она его не забыла.

В её сознании Казанова был связан с атмосферой вдохновения и близкого триумфа, с пьянящим ощущением запретных радостей, с той жизнью, к которой она стремилась. Сейчас, слушая бархатный голос в трубке, его проникновенные интонации и проскакивающие нотки восхищения, она вдруг остро затосковала по тому периоду своей жизни, по началу, и (главное!) по себе самой – юной, красивой и успешной. Ёлочными огоньками заплясали в памяти весёлые вечера, беспечность, любующиеся взгляды…

Параллель между двумя мужчинами прочертилась без малейшего её участия: в тот вечер, когда были сделаны фотографии, она шла в концертном платье с открытым плечом и непринуждённо болтала, чувствуя на себе заинтересованные взгляды собеседника… Какой убийственный контраст с поведением мужа! Вот что заставило Наталью сказать «да» человеку, которого час назад она собиралась растерзать на кусочки…

Машина проехала город и свернула на загородное шоссе.

Влад, глядя прямо перед собой, молча крутил баранку. Когда Наталья, которую била дрожь, обхватила плечи руками, он вытащил с заднего сиденья олимпийку:

– Вот, накиньте.

У фотографа Влада, который спас её от бомжа, а после заставил позировать и выложил её фото в Интернет, были правильные черты лица, чётко очерченный нос и подбородок. У него были твёрдые на вид губы. От его олимпийки слабо пахло смесью парфюма и тела человека, которого Наталья видела второй раз в жизни. Ситуация странная, как и тогда, когда они познакомились. К Наталье вернулся здравый смысл, и она задавала себе вопросы: что, если этот человек решил, что она ищет приключений, и станет её домогаться? Или, того хуже, окажется маньяком и, когда машина остановится, набросится на неё?.. Пощёчина Ивана – просто недоразумение по сравнению с тем, что её может ждать!

– Куда мы едем? – спросила Наталья.

– У меня тут недалеко дача, – не глядя на неё, ответил Влад.

– Вы там… один? – Наталья старалась говорить непринуждённо, но вопрос прозвучал резко.

Он повернулся и посмотрел ей в глаза. Сказал неожиданно мягко:

– Расслабьтесь. Вам ничего не угрожает, и я так хочу увидеть вашу улыбку…

Они свернули к небольшой деревеньке, проехали улицы, освещённые светом окошек, и остановились у ворот дома за высоким забором. Влад высунул из окна руку с пультом; железные ворота медленно разъехались. У Натальи заколотилось сердце: они въехали в незнакомый двор, и ворота за её спиной сходились створками, которые ей без помощи хозяина ни за что не открыть…

Влад выскочил из машины, быстрым шагом обошёл её и открыл дверцу:

– Прошу вас.

Наталья вышла и огляделась. Двор был небольшой. В сгустившихся сумерках он плохо просматривался, из двух фонарей на высоком крыльце горел один, под ним мельтешила мошкара. Приятно пахло прогретой за день зеленью и душистыми цветами.

Влад поднялся на крыльцо, распахнул дверь и широким жестом пригласил её внутрь.

Дом оказался просторнее, чем выглядел снаружи. Обитые вагонкой стены, диваны, подушки и пледы, кухня-студия с барной стойкой, на массивном деревянном столе – круг от низко висящей лампы с синим абажуром… Сбоку – двери в другие комнаты.

Влад щёлкнул выключателем, и дальняя стена осветилась. Десятки женщин возникли перед Натальей так неожиданно, что она чуть не вскрикнула. Лица крупным планом, изгибы фигур в тени и в ярком свете, глаза, губы – чёрно-белые, цветные… Все они смотрели на Наталью, и она не сразу заметила, что в центре огромного коллажа – она сама, в том самом синем платье, облитая голубоватой дымкой; её обнажённые руки, плечо, лёгкие тени, падающие на её страдальчески изломанные брови и неестественно алый рот… Не сон ли это? Быть может, она спит?..

Фотографии были развешаны асимметрично, в простых картонных рамках, и лишь ту, на которой Наталья узнала себя, оттенял светло-бежевый пластик.

– Вот видите, я вас ждал, – произнёс Влад за её спиной.

Наталья повернулась. Влад стоял в широкой арке, ведущей на кухню, закрывая проём. Белая майка, джинсы, короткая стрижка. Наталья заморгала глазами, проверяя, не снится ли он ей.

– Вы только женщин фотографируете?

– Почему же? – Он улыбнулся. – Я снимаю продукцию для каталогов, работаю с несколькими фирмами. А дамы и природа – это так, для души.

Она прошла вслед за ним на кухню и села на предупредительно подвинутый стул. Вино, широкая ваза с фруктами, кусочки щербета и пастилы и свечи в центре стола… Но ведь не мог же он знать, что она позвонит ему сегодня вечером?..

– Вы хотите есть?

Наталья покачала головой.

– Тогда давайте выпьем. За знакомство! – Влад поднял бутылку над столом.

Наталья потянулась за салфеткой. Её рука неестественно блестела под светом лампы с абажуром. На пальце с рубиновым перстнем задрался и торчал неопрятной зазубриной ноготь. Должно быть, она зацепилась, когда открывала дверь ресторана. А что с её лицом, с волосами?! Она ни разу не посмотрелась в зеркало!

– Я долго думал… – начал Влад.

– Мне надо помыть руки, – перебила Наталья.

Влад поставил бутылку.

– Ну конечно. Пойдёмте, я покажу.

Просторная ванная являла собой резкий контраст с интерьером дома. Керамика и пластик, панели из полированного железа, множество пузырьков и тюбиков на столешнице перед большим зеркалом. Ванна на гнутых ножках, в которой могли бы поместиться два человека, с джакузи. Унитаз с деревянной крышкой, в углу – душевая кабинка.

Огромное зеркало над столешницей отражает бледное лицо. Чёрные от зрачков глаза, брови изогнуты, как на фотографии в бежевой рамке, под глазами – фиолетовые тени. Причёска в порядке, разве чуть распушилась, и немного съехала диадема. Но фигура безупречна. Чёрное платье, просвечивающие сквозь газовую ткань руки, вырез на спине – образ элегантный и таинственный. Наталья провела пуховкой по лицу, пригладила волосы, а после приняла вызывающую позу – в разрезе платья мелькнула резинка чулок – и нервно засмеялась: она, примерная мужняя жена, поздно вечером в доме незнакомого мужчины, за городом, и они совершенно одни! Могла ли она ожидать от себя такого?! Она прислушалась к себе: страха не было.

Наталья вымыла руки и вернулась в столовую. Влад сидел на диване, но сразу вскочил, подвинул стул. Вино уже играло бликами в бокалах.

– За нашу вторую встречу! – провозгласил Влад.