Тест прозвучал. Наталья спела. Воронова убрала руки с клавиатуры и закрыла крышку инструмента. Она молчала, задумчиво глядя в окно.

– Ирина Николаевна, не молчите, – не выдержала Наталья.

– Ты сможешь восстановить голос до приличного уровня. Занятий пять-шесть, чтобы ты вспомнила и поняла направление… – ровным голосом сказала Воронова. – Если решишь, я буду заниматься с тобой.

– Значит, оперу я петь не смогу? – напряжённо спросила Наталья.

– Я сказала тебе это много лет назад.

– Но, быть может, если заниматься… – начала Наталья.

– Нет, – отрезала Воронова. – Нет, и не дразни себя. Не мани несбыточными надеждами. Я предлагаю тебе реальный вариант. Он неплохой. Ты сможешь петь на достойном уровне. С твоим тембром это будет даже очень интересное пение… Да! Ты можешь попробовать состояться как эстрадная певица. Это у тебя получится.

– Но мне не надо так! – почти крикнула Наталья.

– Не надо – значит, давай прощаться. Других предложений у меня нет. – Ох, не зря о Вороновой говорили как об одном из самых суровых наставников вуза!

Лицо горело. Пол под ногами покачивался. Наталья словно со стороны услышала свой голос:

– Спасибо вам, Ирина Николаевна. Я пойду.

– Передумаешь – звони, – подытожила Воронова.

Наталья не помнила, как вышла из института. У неё ослабели ноги, в груди было пусто, словно Воронова лишила её не только надежды, но и внутренних органов. Ей никогда не петь со сцены филармонии. Никаких софитов. Никаких оваций. Никакого будущего как у певицы оперетты у неё нет. Всё, всё напрасно! И никакой профессии за плечами… Администратор салона красоты – вот её удел на много лет вперёд…

Она присела на подвернувшуюся скамейку. Телефон зазвонил, и она не глядя поднесла его к уху.

– Чем занята самая красивая женщина в этом городе? – Голос Влада слышался, словно с другой планеты.

Наталья молчала.

– Что-то случилось? – забеспокоился Влад.

Наталья заплакала.

– Где ты? – надрывался в трубке Влад. – Где? Скажи, я приеду!

Она огляделась. Это был городской парк. Не так уж далеко она ушла от института…

Влад приехал с букетом ярко-красных роз. Наталья уже перестала плакать, но, увидев цветы, снова залилась слезами. Такие букеты ей должны были дарить поклонники, но не будут, не будут! Ей никогда не создать своей собственной яркой жизни… Она несостоятельна. Она – безнадёжный банкрот.

Влад привёз её на дачу. По дороге она рассказала ему о встрече с Вороновой.

– Моя жизнь кончена, – шмыгая носом, говорила Наталья. – Я никуда не гожусь… Это крах, понимаешь? Крах всех моих надежд… – Она снова заплакала.

Они въехали во двор. Влад выключил зажигание, открыл дверь и подхватил Наталью на руки. И, пока он вносил её в дом, она, уткнувшись в его плечо, всё плакала, и когда он раздевал её, почти бесчувственную, и дальше, почти до того последнего момента, когда её тело выгнулось и Наталья застонала глухим прерывистым стоном. В её распахнутых глазах отразилось лицо Влада с расширенными зрачками, его почти звериная улыбка, судорога, прошедшая по лицу, его голые плечи…

Когда они раскатились по разные стороны дивана, его рука нашла её руку и сжала в своей. Наталью пронзило дежавю: вот так же они с Иваном, распавшись после целого на половинки, сжимали ладони…

Она очнулась.

– Я сварю кофе. – Влад быстро встал и, вытянув откуда-то халат, ушёл на кухню.

Наталья лежала, раскинувшись на кровати, и смотрела в потолок. Как после тяжёлой болезни, в голове не было ни одной мысли.

Влад вернулся с подносом, на котором стояли две чашки и тарелочка с бутербродами. От чашек шёл пар. Он поставил поднос на пуф, подоткнул Наталье под спину подушки, накинул покрывало. Угощайся, моя королева.

– Ты прекрасна, – сказал он, когда она взяла чашку. – Ты прекрасна. Ты рождена для поклонения. Ты не будешь работать где попало.

Наталья подняла несчастный, вопросительный взгляд.

– Подумай здраво, – продолжал Влад. – Ты жива. Ты живёшь. А пока человек жив, он не имеет права сдаваться. Эта женщина сказала, что ты можешь состояться как эстрадная певица. По-моему, это гораздо веселее, чем петь кучке любителей в академической филармонии. А если ты думаешь, что эстрадное пение – это несерьёзно, то вспомни, какая аудитория слушает эстраду и какая – оперу. Эстрадным певцам дают звание народных артистов, это разве не признание?

– Это не тот уровень, – безжизненным голосом произнесла Наталья.

– Это снобизм, – решительно заявил Влад. – Сама посуди: биться головой о стену потому, что ты не можешь петь арии, как минимум непродуктивно. А вот направить свои силы на то, чтобы стать профессионалом на эстраде, – это то, что тебе и по силам, и, возможно, заменит неосуществимое… У меня, кстати, приятель есть, у него свой ресторан. Вот там можно было бы начать.

– Петь в ресторане?! – воскликнула Наталья. Кофе выплеснулся из чашки и залил покрывало, но она не заметила. – Ты хочешь, чтобы я пела в ресторане?!

– Вертинский пел именно в ресторанах, – сухо сказал Влад. – А кто скажет, что Вертинский – это общее место?

Он встал, пошуршал на полке, защёлкал мышкой, и Наталья услышала манерный, картавящий, с прононсом голос:

– У меня завелись ангелята, завелись среди белого дня, всё, над чем я смеялся когда-то, всё теперь восхищает меня…

Они молчали. А вокруг лилось:

– Доченьки, доченьки, доченьки мои! Где ж вы, мои ноченьки, где вы, соловьи?..

Когда песня закончилась, Наталья сказала:

– Вертинский был автором своих песен. Он самобытен.

– А ты пой романсы. Пой Вертинского, Окуджаву, Галича… Пой старинные романсы. Подбери такой репертуар, в котором ты будешь чувствовать себя уверенно, будешь выглядеть благородно и изысканно… Ты сможешь, у тебя получится… И про тебя будут говорить, про тебя будут писать, на тебя будут ходить и носить тебе охапки цветов… Ты тоже будешь самобытна!

Всё поправимо, пока ты жива! – Влад откинул одеяло и погладил Наталью по плечу. Она скосила глаза на его руку – длинная ладонь, ровные пальцы с овальными ногтями. Человек, который пытается ей помочь, который хочет показать ей другой путь…

Неожиданно для себя Наталья прижалась щекой к этой ласковой руке.

* * *

Весь июль Наталья занималась с Вороновой. Не только в институте: она работала дома, как ей казалось, – круглосуточно. Жёсткий график занятий, строгость наставницы и её собственное горячее желание принесли свои плоды: голос окреп, налился силой. Как и предсказывала Воронова, оперные произведения остались для неё недоступными. Зато Наталья обнаружила, что эстрадные и авторские песни в её исполнении звучат ярко, выразительно, более того – что ей по душе работать над ними. Она делала серьёзные успехи, и больше, чем даже самоощущение, её убеждало в этом поведение Ирины Николаевны: с каждым уроком её наставница становилась всё более доброжелательной, несколько раз Наталья даже ловила на себе её удивлённый, обрадованный взгляд. Она была благодарна Вороновой. Не только голос – с каждым днём Наталья чувствовала, как расправляется внутри себя, как прибывает в ней личная сила. И эта перемена была настолько значительной, что Наталья думала: «Мне стоило бы заниматься только ради этого. Даже если б с голосом было всё совсем плохо…»

– Мы сделали максимум, и это впечатляющий максимум, – с удовлетворением заметила Воронова. Только что она объявила, что занималась с Натальей в последний раз. Наталья, уверенная, что за этим последует подведение итогов обучения, с замиранием сердца ждала от неё финальных слов.

– Ты нашла свою манеру исполнения, – пояснила преподавательница.

Наталья напряжённо ждала продолжения.

– У тебя появился уровень, – объявила Ирина Николаевна. – Ты спокойно можешь петь эстраду, и это будет выглядеть достойно.

Наталья, подавленная признанием, молчала. Воронова по-своему истолковала её молчание.

– Наташа… – она взяла Наталью за подбородок и заглянула в её глаза. – Если ты вздумаешь петь… где угодно, мне будет не стыдно сказать, что ты – моя ученица. Поняла меня?

– Спасибо, Ирина Николаевна, – только и смогла прошептать Наталья.

Она плакала.

* * *

…А ещё через несколько дней Влад повёл её знакомиться с управляющим рестораном «Старый город».

Ресторан находился в центре города, в боковой улице. Наталья не раз проходила мимо огромной неоновой вывески, но внутри не бывала. Они пришли утром, когда посетителей ещё не было. Поднялись по мраморной лестнице на третий этаж в большой светлый зал с огромными окнами с панорамой на центральную часть города. Крахмальные скатерти, многоярусные гардины, быстроглазые официанты в смокингах и жилетах; Наталья так нервничала, что с трудом соображала, куда идёт.

Управляющий, высокий седой мужчина с умным еврейским лицом, ждал их за столиком у сцены – небольшого возвышения, на котором стоял белый рояль и стойка с микрофоном. Увидев Наталью, он встал и поздоровался.

– Не волнуйся, – шепнул Влад.

– Добрый день. Наталья, знакомься, это – Иван Израилевич Шемет. Иван, это – Наталья, певица.

Наталья ждала, что её попросят спеть, но Шемет сказал:

– Я вижу, вас не очень-то прельщает возможность выступать на этой сцене, – и улыбнулся одними губами.

– Я мечтала о карьере певицы оперетты, – признала Наталья.

– Чем эта сцена хуже? – Управляющий поднял брови. – У нас собирается весьма приличная публика. Здесь устраивают творческие встречи, у нас останавливаются кинематографисты и писатели, музыканты и политики, здесь проходят бизнес-тренинги и мастер-классы…

Наталья недоверчиво оглядела зал.

– Вот что, Наталья… простите, как вас по отчеству?

– Сергеевна.

– Вот что, Наталья Сергеевна… Приходите к нам сегодня вечером. Посидите, посмотрите. Проникнитесь, так сказать, духом заведения.

– Какой репертуар у вас исполняется?

– Когда идут тематические вечеринки, то самый разный. – Шемет улыбнулся углами губ. Его глаза изучали Наталью. – Но тематические вечеринки обычно уже имеют в сценарии своих исполнителей. Нам нужна особенная исполнительница… Благородная исполнительница. Душа заведения. Леди.

– Кто же исполняет эту роль сейчас?

– То одна, то другая вокалистка. Но пока никто не попал в точку. Транзит. И это есть наше большое огорчение. Нет, к сожалению, у наших дам чуйки на атмосфэру.

– Но что же они всё-таки исполняют? – настаивала Наталья.

– Видите ли… мы оставляем за исполнителями право самим подбирать репертуар. И даже, если их просят спеть из зала, они могут петь – если захотят, а могут не петь – если не захотят. Мы не настаиваем на том, чтобы певицы угождали публике. Нам хотелось бы образ… притягательный…

Наталья продолжала смотреть на управляющего.

– Приходите, – повторил он.

Поднялся:

– Сожалею, меня ждут дела. Я оставлю вам столик.

Наклонил голову, улыбнулся глазами и зашагал в сторону выхода.

– Вот видишь, – сказал Влад. – Всё очень достойно. Мы придём сюда вечером?

– Придём, – вздохнула Наталья.

Весь день она крутила в голове слова управляющего. Влад уехал на съёмки, Наталья вернулась домой и принялась выбирать наряд для вечера. Она перетрясла шкаф и осталась недовольна. Одно платье казалось слишком простым, другое – слишком претенциозным. Вконец раздражённая, она остановилась на белом брючном костюме, одинаково подходящем и для повседневной одежды, и для выхода в свет.

Время до вечера тянулось томительно долго. Когда наконец Влад позвонил, чтобы она выходила, Наталья мигом слетела во двор.

Он ждал её на соседней улице.

– Ты не мог ближе подъехать? – упрекнула запыхавшаяся Наталья.

– А что, мы уже не прячемся? – с улыбкой спросил Влад.

За своими тревогами и хлопотами она совсем забыла про Ивана. Они мало виделись, и даже когда муж мелькал тенью перед её глазами, ей казалось – это временно, ещё немного – и её не будет в этой квартире… Иногда, особенно по вечерам, она вспоминала картины прошлых счастливых лет. Но тело, влюблённое в другого мужчину, равнодушно отодвигало их. Теперь, когда между Ильиными встала стена непонимания и обид, больше всего на свете Наталье хотелось самостоятельности, и не только внешней – ей хотелось свободы: думать, чувствовать и поступать без оглядки на своё прошлое.

– Мы не прячемся, – отрезала Наталья. – Мы просто не наглеем.

Влад усмехнулся:

– Ты потрясающе выглядишь. Ну, поедем смотреть место твоего будущего триумфа?

Наталья в ответ передёрнула плечами.

Ресторан встретил их блеском огней. Влад остановился за поворотом, на маленькой улочке.

– Почему ты не подъехал к ресторану? – удивилась Наталья.

– Сейчас увидишь. – Он улыбнулся. – Для тебя много будет удивительного…

Наталья с замирающим сердцем вошла в ворота. Парковка была сплошь уставлена машинами, сбоку от ресторана, в месте для курения толпились мужчины. Все были в костюмах.