Меж тем график её выступлений в ресторане остался прежним. Три вечера в неделю Наталья пела на сцене банкетного зала, улыбалась, интонировала, играла звуками, а сама в это время всматривалась в зал. Ей аплодировали, кричали «Браво!», ей дарили цветы… А Влад не звонил и не появлялся в «Старом городе». Будто сгинул. «Не только эгоцентрист, но и трус, даже не попытался достойно расстаться! Любитель красивого, изящного, не смог закончить отношения, превратил всё в дешёвенькую мелодраму с очень слабым финалом…» – язвила про себя Наталья.

Язвила, а на душе у неё тем временем становилось всё тяжелее. Желание правды и ясности томили Наталью, в то время как она не понимала своего отношения к мужу, их общему прошлому, не понимала поведения бывшего любовника… Но успех поддерживал, вдохновлял, успех вселял уверенность в то, что она сможет и выстоит, что бы ни произошло.

…Любимым занятием Натальи в эти дни стало хождение по магазинам детских товаров. Она неторопливо расхаживала между полками, заваленными ползунками-распашонками, чепчиками, пинетками и прочей детской одёжкой, рассматривала посуду, бутылочки и пустышки, приспособления для кроватки и коляски. Яркие расцветки, нежнейшая ткань, она перебирала, перетряхивала – чтобы понести в итоге к кассе, одну или две вещи. Наталья не спешила покупать – зачем? Она хотела продлить удовольствие. Складывала свои сокровища в стопочку в шкафу с величайшей бережностью.

Она снова стала вести дом. Это случилось естественно, само собой. Наталья прибиралась и готовила, закупала продукты и стирала просто потому, что квартира была её жильём, и, не отдавая себе в этом отчёта, Наталья чувствовала себя здесь хозяйкой. Переходя с тряпкой или пылесосом с места на место, трогая привычные, такие родные, связанные с ней тысячами воспоминаний, предметы и вещи, она ощущала себя человеком, вернувшимся домой из долгого, трудного путешествия. Иногда, забывшись, она ловила себя на том, что планирует, как можно переставить мебель, заменить гардины или купить, скажем, новое кресло, – и чувствует себя при этом безмятежно счастливой.

Интернет, где она, конечно же, перечитала всё-всё, что только могла найти по любимой теме, утверждал, что беременность может вытворять с женщиной чудеса… Так, например, беременные могут полдня заниматься чем-нибудь, а потом не вспомнить, что делали… у них открывается сумасшедший инстинкт гнездования, гастрономические причуды и капризы приводят в отчаяние их родных. «Дур каких-то из нас делают, – усмехалась Наталья. – Разжижение мозгов у нас, видите ли! Гормональный выброс… А вот я, представьте себе, не хочу ананасов с помидорами и пирожных с хреном! И вообще ничего такого особенного не чувствую… Всё помню и много работаю!» Ей быстро надоело сидеть у монитора. Реальные дела были интереснее.

* * *

Иван вёл свою обычную жизнь, курсируя между Русско-немецким центром и университетом. Теперь эта жизнь приобрела новый смысл: каждый вечер он возвращался домой, где была Наталья. Пусть она не ждёт его, пусть занимается своими планами и своей жизнью, главное, что Наталья ночевала дома; засыпая, он чувствовал её присутствие, представлял, как уютно она свернулась под одеялом. И хотя они почти не разговаривали, Наталья выполняла женскую работу по дому. Не бытовой комфорт, нет, – его квартира вновь обрела хозяйку, стала живой и уютной. От пустоты, которая так напугала его, не осталось и следа, и Иван, не признаваясь себе в этом, снова чувствовал себя чьим-то. Натальиным. Он понимал, что обманывается, что его душевный покой скоро разобьётся о действительность. Тем острее ощущались им дни, когда Наталья жила с ним рядом, – дни, которым, как он думал, суждено было скоро закончиться.

Он ждал, что она будет уходить на ночь. Но нет, Наталья ночевала дома. Она вставала, когда он уходил на работу, и занималась домашними делами. Делала ли она ещё что-нибудь кроме этого – он не знал, но предполагал, что она, конечно же, ходит к врачу и, скорее всего, по магазинам детских товаров.

Скоро он догадался, что она ушла с работы. Позвонив в салон красоты, он узнал, что Наталья уволилась два месяца назад. «Она ушла, – думал Иван, – но куда? Как она жила всё это время? Неужели её содержал любовник?» Раньше этот вопрос не приходил ему в голову, а теперь он жалел, что не оставлял жене денег в эти прошедшие месяцы… Хотя, конечно, это было нелепо… Да и вряд ли Наталья приняла бы его помощь…

Он пристально наблюдал, пытаясь угадать, что Наталья собирается предпринять дальше. Первые дни их совместного проживания он ждал, что она объявит день, когда они пойдут писать заявление о разводе. Но Наталья молчала. Должно быть, ей было пока не до этого.

Три вечера в неделю, вернувшись с работы, он не заставал жену дома. Дни недели были всегда одни и те же: вторник, пятница, суббота. И каждый раз по разложенным на кровати нарядам, косметике, оставленной на трюмо в спальне, по невысохшим каплям на стенках ванной он понимал, что, прежде чем уйти, Наталья долго и тщательно собиралась. Должно быть, в эти дни у Зуммера были свободные вечера… Он отгонял невесёлые мысли и сосредотачивался на ожидании, гадая: вернётся?..

Поздно, после одиннадцати вечера, открывалась входная дверь, в прихожей загорался свет. Наталья, стараясь не шуметь, снимала обувь. Потом она проходила в ванную. Слышался шум воды, затем Наталья мимо кабинета шла в спальню. Ещё минут десять, и в квартире наступала тишина. «Она встречается с Ним, – думал Иван, – но ночевать почему-то идёт домой… Значит, в их отношениях что-то изменилось… Что?»

Наталья спала, а он лежал, буравя глазами темноту и силясь разгадать её тайну. Почему она не торопит с разводом? Почему живёт дома и даже после встреч с отцом ребёнка возвращается домой? В один из дней ему пришло в голову простое бытовое объяснение: любовник Натальи делает ремонт… Конечно! Они ждут ребёнка, собираются пожениться, и он делает ремонт. Поэтому Наталья живёт дома…

Если бы год, полгода назад кто-то сказал Ивану, что он окажется в такой ситуации, Иван был бы оскорблён самим предположением, что такое возможно в его жизни. Теперь же, думая, что Наталья вернулась к нему всего лишь переждать ремонтный период, он был безмерно счастлив, что видит жену, слышит её голос, чувствует запах её духов, ест еду, которую она приготовила. В те вечера, когда её не было дома, он, как и раньше, прокрадывался в спальню и трогал её вещи, лежал на её подушке, зарывался лицом в складки её халата – и едва сдерживал слёзы. Он не хотел, он не мог потерять её!

Тем временем срок, отведённый ректором учебного Центра под ожидание известий о проекте, подошёл к концу. Наступила середина июля. Иван и ректор, как планировали, занялись подготовкой к ремонтным работам. О проекте не говорили. И без разговоров было ясно, что проект реформирования Центра лёг под стекло в каком-то из министерств, и даже узнать, в каком именно, они смогут, скорее всего, только в сентябре, когда закончится сезон отпусков.

Ректор хмурился, вздыхал; Иван догадывался, что он не заводит разговор о проекте потому, что боится ранить его. Руководитель то и дело бросал на него обеспокоенные взгляды, а один раз даже заметил сочувственно:

– Потемнел ты весь, Иван Николаевич, похудел…

«Он думает, из-за проекта, – догадался Иван. – Ну и слава богу!»

На самом же деле вывод своего старшего коллеги о том, что Москва не поддержала реформирование Центра, он принял почти равнодушно. Единственное, что огорчало его в этом отказе, – что не сбылись его надежды на работу от рассвета до заката, которую предполагала реформа. Круглосуточная работа – единственное, что может спасти его, когда Наталья уйдёт…

В эти дни он часто вспоминал несчастный случай на загородном шоссе, фигуру Толика Евсеенко и Наталью, застывшую над телом. Что-то было в этом моменте. Какая-то энергетика, непостижимым образом относящаяся к Ильиным. Несчастный случай свёл на дороге Ильиных с Кристиной, подтолкнул Наталью в состояние одержимости вокальной карьерой, а его вынудил встретиться с Крис… Могли ли они избежать этого опыта – отправной точки всех недоразумений и несчастий? Сколько бы Иван ни думал над этим, всегда приходил к одному и тому же выводу: нет, не могли. Судьба заранее готовила им испытание, и, как пара, они с этим испытанием не справились… или, возможно, не справился только он, а Наталья, наоборот, получила всё, о чём мечтала…

В один из дней, выйдя из Центра, он увидел Кристину. Она стояла под тем же деревом, как и тогда, когда он избегал её. Но в этот раз она не опустила голову. Смело глядя ему в лицо немигающими глазами, Кристина направилась к нему. Иван растерялся. За своими переживаниями он почти забыл про Крис; сообщения, которые он ей отправил, он посчитал окончанием отношений, принятым обеими сторонами.

– Пойдём отсюда. – Иван взял Крис за локоть и почти затащил назад, за деревья, к скамейке для курильщиков. Остановившись у скамейки, он оглянулся. Никто не выходил из здания, не шёл в их сторону.

– Здравствуй, – выдохнул он. – Зачем ты приехала?

В другое время Иван, наверное, чувствовал бы себя неловко, возможно, он даже чувствовал бы себя виноватым. Но не сейчас. Он перевёл дух и посмотрел наконец Кристине в лицо.

Крис стояла, чуть откинув голову, и спокойно наблюдала за ним глазами, в которых застыла усмешка. В этот раз на ней было длинное светло-голубое платье. Небольшой вырез-лодочка, короткие рукава и широкий тёмно-синий пояс; тёмные волосы, огромные диковатые глаза. Яркая, элегантная женщина…

– Я приехала попрощаться с тобой, Иван, – медленно сказала Крис. – Ведь ты, надеюсь, не считаешь, что эсэмэс – это приемлемая форма расставания для близких людей?

– Нет… Не считаю… – пробормотал Иван. Её слова застали его врасплох.

– И поблагодарить тебя, – продолжала Крис. Она так и стояла, глядя на него снизу вверх и чуть покачивалась на носках. – Ты много сделал для меня…

Она стояла, задумчиво глядя на дорогу. Он смотрел на её профиль, чёткий, прорисованный падающим сквозь листву солнечным светом, и не знал, что сказать.

– Я хочу дать тебе совет, можно? – Крис повернулась и коснулась его руки.

Иван кивнул.

– Не обижайся на свою жену… Детская мечта, бывает, становится взрослой страстью… Купи лучше ей цветы.

Иван нахмурился. Но Крис уже подхватила сумочку, достала из неё солнцезащитные очки. Передёрнула плечами, распрямляя спину.

– Пусть у тебя всё сложится, Иван!

Он стоял и смотрел, как она идёт к остановке. Вечернее солнце обливало ярким светом её фигуру, отчего Кристина казалась двигающейся золотой статуэткой. Прежде чем сесть в автобус, Крис повернулась и помахала ему рукой.

…После ухода Кристины Иван, вместо того чтобы идти к своей машине, как собирался, и ехать домой, вернулся на скамейку. «Детская мечта становится взрослой страстью…» – о чём это она? О пении, которое стало для Натальи светом в окошке? Скорее всего… о том вечере, когда Наталья встретила его в синем платье… Разве он говорил об этом Крис?.. Иван наморщил лоб, вспоминая. Не вспомнил, махнул рукой. Говорил – не говорил, какая теперь разница… Знала бы Кристина, что он не только не обижается на Наталью, он всё ей простил, всё! Зуммера, её отсутствие дома, ребёнка… чужого ребёнка! Всё простил и готов забыть, всё готов сделать для неё, только бы знать, что сделать… какие там цветы!..

Он вздрогнул и бросил взгляд на часы. Смешно, наивно… но хотя бы!..

До закрытия ближайшего цветочного магазина оставалось полчаса.

16

…Каждые три дня – новый букет. Они появлялись словно бы сами по себе: она просыпалась и видела розы. Алые, малиновые, красные, нежно-розовые, тёмно-розовые, пёстрые, кружевные… Иван словно решил соревноваться с её ресторанными поклонниками.

Она уносила их в спальню, расставляла на подоконнике, на полу и на комоде. Цветы были повсюду; в коридоре стояли банки с цветами. Увядшие Иван выбрасывал в мусоропровод и тут же заполнял освободившуюся банку новым букетом. Наталья каждый раз произносила растерянное «Спасибо», а после отмалчивалась. Она не знала, как себя вести.

Как ни пыталась она найти объяснение поведению мужа, вывод напрашивался один: Иван, не решаясь на откровенный разговор, давал ей понять, что хочет примирения. Придя к этому, Наталья пришла в смятение. Когда разговор состоится, что она скажет мужу? Как объявит Ивану, что ждёт ребёнка от другого?.. «Но это в любом случае скоро будет заметно, – возражала она себе, – так, может, не тянуть время?..» Но стоило ей представить глаза Ивана, его лицо в тот момент, когда она произносит: «Я беременна… не от тебя», – как её сковывала оторопь, и Наталья решала: не сейчас! А через минуту натыкалась взглядом на розы и снова спрашивала себя: как быть? Как сказать, что она не только изменила ему, а и собирается родить от чужого мужчины?..

От всех этих мыслей у Натальи начинала болеть голова. Она глотала таблетку и шла гулять – приводить в порядок нервы и обеспечивать организму физическую нагрузку, как советовал врач. Шагая неспешно без направления и цели, Наталья старалась глядеть по сторонам и думать о ребёнке. Но у неё не получалось: она так долго ждала его, что теперь мысли пугливо шарахались в сторону, не желая складываться в образы. В подсознании сидел страх потери, она боялась сглазить своё выстраданное счастье. Наталья отвлекалась, считала шаги, обдумывала новые романсы, новые наряды, мечтала, что когда-нибудь… Когда-нибудь наступит время, в котором у неё всё будет хорошо, просто замечательно…