Краснов так и уснул на диване, закинув руку за голову и свесив другую на пол.  Угли в камине неярко алели, давая слабый свет. Я осторожно присела на краешек и тихонько коснулась его обнаженной груди.

– Спишь, крокодил, – осуждающе качнула я головой, – так все и проспишь…

– Привет, – сказал крокодил, открывая глаза. Я ойкнула и дернулась убежать. – Не бойся, – тихо произнес Краснов. – Я думал, это мне сниться.

– Ага, – кивнула я, – я тебе снюсь.

– Снись дальше, – улыбнулся он и закрыл глаза.

– Ты бессовестный, – возмутилась я. – Я пришла, у меня борьба, а ты спишь!

Он открыл глаза и вздохнул:

– Ты хочешь, чтобы я тебе помог? – Я кивнула. Он засмеялся: – Нет, уж! Не выйдет!

Мне стало стыдно. «Сама ты бессовестная, – укорила я себя, – хочешь, чтобы он тебя изнасиловал, дабы успокоить свою совесть» Я поднялась.

– Подожди, – он протянул руку. – Ты жалеешь, о том, что произошло? Или просто боишься?

Я застыла и присела обратно. Минуту я молчала, потом придвинулась поближе и скомандовала:

– Подвинься Краснов. Развалился на весь диван, единоличник!

Он засмеялся и привлек меня к себе, целуя в макушку:

– Тундра, ты – непроходимая… – потом отстранил немного и спросил: – Ты уверена, что ты этого хочешь?

Я возмущенно забулькала:

– Я уже большая… и если я…

Он уткнул меня носом себе в грудь:

– Молчи уж – большая… Детский сад, ей богу!

Я завозилась, устраиваясь половчее, чувствуя, как, наконец-то проваливаюсь в глубокий сон.

– Спи, детка, – шепнул Краснов, крепче прижимая к себе. Я обняла его и мгновенно уснула. Где-то под утро, меня разбудили его осторожные поцелуи. Я потянулась и довольно заурчала, в ответ он замурчал мне в ухо: «Куколка…» Я улыбнулась и потянулась ему навстречу.


– Просыпайся, соня, – Краснов чмокнул меня в ухо.  Я ойкнула и спряталась под одеяло, дрыгая ногой. – Вставай, вставай, – его рука залезла под одеяло и ухватила голую ногу. Я завизжала и высунулась.

– Руки холодные, перестань сейчас же! Безобразие какое-то! Сперва спать не давал полночи, а теперь еще и будит ни свет, ни заря, – заворчала я, продолжая дрыгать ногой.

– Повозмущайся, повозмущайся, – засмеялся он, – хотя это еще вопрос – кто кому спать не давал. И, между прочим, уже полдень.

– Да что ты? – вскочила я. – А где же завтрак?

– Там же где и раньше – в холодильнике. Я уже проголодался. Так что – вперед, на кухню. – Он вытащил меня из-под одеяла и поднял на руки.

– Подожди. Дай хоть одеться, – затрепыхалась я. – Я же голая – не видишь, что ли?

– Вижу, – засмеялся Краснов, подавая мне халат.


 «И чего было огород городить? – думала я за завтраком. – Вот ведь характер дурацкий. Сама не знаешь, чего хочешь. А на самом деле все просто – есть мужчина, который тебе нравится, которому нравишься ты – и нечего проблему из пальца высасывать. Просто тебе давно никто не нравился – ты забыла, как это», – вздохнула я про себя.

– Ты чего вздыхаешь? – нежно дотронулся он до моей щеки.

Я потерлась о его ладонь:

– Просто все очень хорошо, вот и вздыхаю. Ведь все хорошее когда-нибудь кончается, увы.

– Хорошее кончается, начинается еще лучшее. Слыхала о таком? – улыбнулся он.

– Слыхать-то слыхала, только видеть, не видела.

– Я тебе покажу, – уверил Краснов.

Я недоверчиво качнула головой, но возражать не стала.

***

– У тебя что, выходной сегодня? – спросила я, вышагивая по тропинке рядом с Красновым. уцепившись за ремень его брюк.

– Что-то вроде того, – усмехнулся он.

– Хорошо тебе, – позавидовала я, – хочешь – работаешь, хочешь – отдыхаешь.

– Да уж, – скривился Краснов, – я и забыл, когда последний раз вот так просто гулял.

– То есть ты из-за меня все дела бросил? – не поверила я. – Это за что ж мне такое счастье привалило?

Краснов дернул меня за ухо, как девчонку.

– Считай авансом. Сейчас вот кончится все – увезу тебя к морю. Будем валяться на песочке и есть бананы.

– Ладно, ради исключения, так уж и быть позволю тебе немного покомандовать.

– О-о-о! – пропел Краснов. – Жизнь-то налаживается…

В ответ я ткнула его кулаком в бок. После завтрака, который, однако, затянулся, по понятным причинам, мы поехали кататься и, увидав, в просвете между деревьями берег, сделали остановку. Какое-то время мы молча шли по тропинке и, наконец, вышли к заливу. Я втянула носом морской воздух и закашлялась.

– Вот что значит прокуренные легкие, – укорил Краснов, – свежий воздух вызывает аллергию.

– Я же не курю почти. Только когда нервничаю. Ты вот тоже куришь. Какой пример для ребенка… – подколола я. – А почему, кстати, Ромашка скрывает, что ты его отец? Или это ты скрываешь, что у тебя сын? А, вообще-то, он на тебя совсем не похож. В смысле характером. Суровый мальчик, слова не вытянешь. Не то, что некоторые…

– Разве? И не скрывает, а просто не афиширует. А что характер не удался, так парень хлебнул, мама не горюй!

– Расскажешь? – особо не надеясь, полюбопытствовала я.

Краснов вздохнул, потер лоб, достал сигарету и сказал: – Ну, слушай.


Первая жена подала на развод, когда Краснов на несколько лет "присел", по его собственным словам. Ребенку было на тот момент всего несколько месяцев. Но Краснов подписал бумаги, не глядя и больше с женой и сыном не виделся.

– И тебе было все равно?

Он усмехнулся и как-то недобро глянул на меня.

– Ты как-то сказала, что я не уважаю женщин. – Я кивнула, косясь на опасный огонек в его глазах. – Не уважаю, – подтвердил он. – Нет более лживого существа в природе, чем женщина. – Я промолчала, в общем-то, не пытаясь опровергать очевидное. – Не интересовался я сыном по одной единственной причине, – усмехнулся он. – Это был не мой ребенок. Так она написала мне в письме. Ведь я его никогда не видел. Он родился, когда я был уже под следствием.

– И как я раньше не замечала, что вы с ним на одно лицо? Со страху, наверное. – Он усмехнулся недоверчиво. – Я тебя боялась ужасно, – призналась я, – правда-правда. А что потом? Как ты его нашел?

– А… – он, кажется, уже забыл, о чем начал рассказывать, уйдя в свои мысли. – Как нашел? Случайно. А, может, и нет. Случилось мне быть проездом в родном городишке, ну и зашел на рынок, рядом с вокзалом, пока поезд ждал. Вот там и увидел пацаненка. Такой, знаешь, малолетний заморыш, но с гонором. Я его сразу приметил. Он возле барыги одного крутился. Мне стало интересно, чем дело кончится. Взял я пива и пристроился невдалеке.

Парнишка был шустрый, но в тот раз ему не повезло – барыга его за шкирку сцапал. Толпа собралась. Но у волчонка уже были зубы, он мужика ножом полоснул: ничего серьезного, жир только срезал на пузе. Но пацана чуть было не запинали – пришлось вмешаться.

– И что они его так просто и отпустили? – не поверила я. – Ты, конечно, парень хоть куда, но их, наверняка, больше было.

– Ну, так и я не один был, – усмехнулся Краснов и опять задумался.

– Дальше то что? – в нетерпении подпрыгнула я. – Как ты его узнал?

– Это он меня узнал.

– Откуда? Он же тебя никогда не видел. И не знал, наверное…

Он кивнул:

– Не видел. После стычки на рынке, я его в кафе повел. Не знаю зачем. Вернее, знаю. Уж очень он напомнил меня в детстве. Я так же по рынкам шлялся, и все время голодный был. Я его накормил, а на прощание нож-выкидуху подарил. Поезд тронулся, и тут в тамбуре шум начался. Слышу, проводница орет, как резаная. Я вышел, а там мальчишка на подножке висит. Пришлось его в купе забрать. Тут он мне фотографию и показал – наша с Наташкой свадебная. Единственная. Как она ее не выбросила, не знаю. На ближайшей станции сошел и обратно поехал. Наталья меня увидела, чуть не скопытилась. Ну и призналась, конечно, тварь такая, что соврала про сына, чтобы от меня избавиться, знала, что не прощу и на развод дам согласие. От второго мужа она еще двоих родила, так что Ромка ей обузой был, а мужику ее, тем более. Вот и шлялся парень, где попало.

– И ты его забрал?

– Конечно. Не оставлять же его было. Ему там, кроме колонии ничего не светило.

– Невероятная история, – подытожила я. – Вот и не верь потом в судьбу…

– Пойдем, – он взял меня за руку и повел к дому, – а то замерзнешь совсем.

– Понятно, почему Ромашка тебя так обожает.

– Ну да, – усмехнулся Краснов.

– Да у него на лице все написано: обожание и благоговение.

– Особенно сейчас, – засмеялся Краснов, – когда на подругу твою пялится. Слюни аж до колен.

– А может, это любовь. Первая женщина в жизни мужчины, это знаешь…

Тут он так глянул на меня и захохотал от души:

– Ну, ты даешь, первая…

– Да он же ребенок еще, – возмутилась я.

– Нашла ребенка! Парню восемнадцать, но он постарше некоторых по уму будет, а женщин у него было, как блох у барбоски.

– Ты путаешь, Краснов. Секс и любовь – разные вещи.

– Какая там любовь, – скривился он, – блажь одна.

– А я тоже блажь? – удивилась я.

– Ты – это ты, – возразил он. – И потом, я взрослый, можно сказать, старый уже мужик, я в своих чувствах разбираюсь, а он пацан еще зеленый.

– Ты противоречишь сам себе, – засмеялась я. – Только что ты утверждал, что он умнее многих будет.

– Ладно, – смирился Краснов, – поживем – увидим. Поехали домой, а? Что-то я проголодался.

Я кивнула и подумала, что отнюдь не борщ с котлетами имелся в виду.

Глава 16

Глава 16

Вечером я позвонила Вильке. Та была дома и радостно сообщила, что бабуля приезжает завтра и что на выходные назначен банкет в честь ее приезда, и ей срочно требуется моя помощь.

– Здорово, – обрадовалась я, – если, конечно, Коля разрешит. – После этого последовала долгая пауза. Видимо, Вилька переваривала информацию. Во-первых, «Коля», во-вторых «разрешит». Переварив, она, наконец, выдавила:

– Ну, иди, отпрашивайся, раз такое дело.

Краснов, услышав про банкет, молча кивнул, углубившись в какие-то бумаги.

«Вот такасемейнажисть», – хмыкнула я про себя. Понятно, чего жена в Европе все время торчит. С таким мужем от тоски позеленеешь.


***

В аэропорту стоял привычный многоголосый шум. В таких местах я всегда теряюсь: огромные потолки, людское мельтешение, всеобщая атмосфера нервозности. Вилька сказала бы, что у меня агорафобия. Может и так. Я сразу вспомнила далекое детство, как я потерялась в большом магазине. Кругом сновали незнакомые люди, и никому не было до меня никакого дела. Я стояла в толпе и смотрела на ноги, мелькавшие взад-вперед, пытаясь увидеть знакомые папины ботинки или светлые мамины туфельки, но ног было так много, что я перестала, вообще, различать что-либо, просто стояла и смотрела на это мельтешение, потеряв счет времени. Мне казалось, что уже никогда папа с мамой не найдутся, и я так и буду тут стоять, пока не умру.

Вилька дернула меня за руку и вернула из воспоминаний в действительность. Екатерина Альбертовна царственно вышагивала к выходу, за ней почтительно следовал высокий, средних лет, иностранный джентльмен. Перед собой джентльмен катил тележку с поклажей.

– Бабуля! – не выдержала Вилька, кидаясь ей навстречу с громким воплем. – Бабуля! – она повисла на шее Екатерины Альбертовны.

– Вилечка, – Екатерина Альбертовна отстранила ее от себя и дотронулась до глаз пальцами, – как будто сто лет не виделись…

– Тебе-то хорошо, – пожалилась Вилька, – тебе с любимым и в Америке хорошо, а мы тут одни, без твоего чуткого руководства…

– Никак натворили чего? – улыбнулась Екатерина Альбертовна.

Я подошла поближе.

– Здравствуйте, – тихо поздоровалась я.

Екатерина Альбертовна посветлела лицом и раскрыла мне объятья. Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.

– Да что вы, девочки, прямо, как будто с войны меня встречаете, – она тоже прослезилась.

Иностранец с тележкой все это время терпеливо стол радом.

– Ну, пойдемте, девочки, – скомандовала она, наконец, и царственно кивнула иностранцу, который с готовностью потолкал тележку к выходу. На прощание он все тряс руку Екатерины Альбертовны и уговаривал непременно позвонить ему и, вообще, молол всякую чепуху.

– Бабуля, он в тебя влюбился, – со смехом констатировала Вилька. – Ты его очаровала. Поделись секретом, как ты это делаешь?

– Да ты все секреты знаешь, – проворчала Екатерина Альбертовна, – только не пользуешься.

Дальше все было очень сумбурно и суматошно. Приехав, мы быстренько собрали на стол, отметить встречу. И весь вечер беспрерывно смеялись, слушая Екатерину Альбертовна, которая тихим спокойным голосом рассказывала про свое тамошнее житье-бытье. Эмоций в ее рассказе было мало, лишь только легкая ирония при упоминании о местных нравах и обычаях. Мне почему-то стало грустно, показалось, что Екатерина Альбертовна приехала разочарованной и усталой. Мне даже стало очень обидно – неужели все так плохо? Я вглядывалась в ее лицо и все не решалась задать свой вопрос. Наконец, улучив момент, когда Вилька выскочила в дамскую комнату, я его задала. Екатерина Альбертовна улыбнулась и отрицательно покачала головой.