— Если, конечно, ты не слишком устал. В конце концов, всю работу пришлось выполнить тебе.

— Заверяю тебя, любовь моя, работой это назвать нельзя. — Дункан поцеловал ее в губы и двинулся к ушку. — И я не устал, — выдохнул он в ее влажную кожу, отчего по спине Джинни побежали мурашки. Он подхватил девушку на руки. — Но я оценил твою заботу обо мне.

Джинни хихикнула и шлепнула его по груди.

— Что это ты делаешь? Опусти меня на пол.

На его красивом лице расплылась широкая озорная улыбка.

— Вот уж нет. Я намерен в точности показать тебе, как полагается делать это прилично.

И показал — дважды, хотя Джинни решила, что ничего приличного в этом нет. Но вот чего она себе не представляла, так это абсолютного удовлетворения и покоя, которые можно обрести в объятиях любимого. Она могла пролежать так вечность, прильнув к нему, положив голову Дункану на плечо и прижавшись щекой к его обнаженной коже. Наверное, это ее самое надежное место во всей вселенной. Она вдыхала теплый мужской запах, наслаждалась моментом и знала, что запомнит все это навсегда.

Его тихое дыхание щекотало ей ухо, наполняя ее довольством, до сих пор неизвестным. Она улыбнулась, поигрывая жесткими волосами, образующими треугольник у него на груди. Он заслужил сон.

И она тоже. Он здесь, с ней, в безопасности.

Джинни вздохнула, теснее прижалась к нему. Все будет хорошо.

С этой мыслью она заснула.

Было еще темно, когда Дункан открыл глаза.

Он невольно выругался — как можно было уснуть? Нужно вернуться в лагерь, пока его не хватились. Он осторожно выбрался из объятий Джинни и встал с постели.

Кровать громко скрипнула, Джинни пошевелилась, но не проснулась. Может, это и к лучшему. Ему не хотелось покидать ее вот так, без единого слова прощания, но времени на еще одну сцену у него не было.

Дункан вовсе не хотел, чтобы все так произошло. Его целью было утешить Джинни, успокоить ее страхи нежным поцелуем. Но он почувствовал, как ей нужен, как она жаждет прижаться к нему, и желание вспыхнуло, как разъяренный зверь, рвущийся на свободу. Неужели между ними всегда будет такое чувство — пылкое и взрывное, почти отчаянное в своей требовательности?

Даже после первого раза все его попытки замедлить темп и заняться любовью неторопливо и нежно ни к чему не привели. Он просто терял разум, когда находился с Джинни. Какая-то часть Дункана вопрошала, готов ли он к таким необузданным страстям? Дункан никогда не думал, что с ним может случиться нечто подобное. Он всегда считал, что его судьба — находиться на поле брани; любовь никогда не качалась важным делом. Она все только усложняет, достаточно вспомнить старые сказки про Артура или Тристана.

Его взгляд задержался на лице Джинни. Ее изящные черти казались почти ангельскими — если бы не дерзкий рот. Даже сон не скрадывал чувственного изгиба ее губ.

В груди Дункана защемило — не выразить словами, как его трогало, что Джинни принадлежит ему.

С трудом оторвав от нее взгляд, Дункан посмотрел в темноту, пытаясь отыскать свои вещи, разбросанные в пылу страсти — или безумия — по всей комнате.

И с удивлением обнаружил, что все они сложены аккуратной стопкой. Дункан нахмурился. Когда она успела? Он покачал головой. Должно быть, он уснул крепче, чем думал. Впрочем, ничего удивительного, если учесть, чем они занимались — и что он кончил трижды за какой-то час. Ему еще повезло, что он вообще проснулся.

Дункан быстро оделся, ласково поцеловал Джинни в висок и вышел из комнаты, приказав трактирщице разбудить стражников на рассвете. Меньше чем через час он уже откинул полотнище и вошел в темный шатер.

К счастью, Колин еще спал — Дункан слишком устал, чтобы начать с ним объясняться. До рассвета оставалось совсем немного, поэтому он не стал раздеваться, лишь бросил рядом с тюфяком оружие и амуницию. Он чертовски устал. И что-то еще ждет его впереди?

Глава 8

Глаза и горло Дункана горели от едкого порохового дыма, нависшего, как саван, над полем кровавого сражения. Он обливался потом. Он был измучен, грязен, а из бесчисленных ран текла кровь.

— Назад! — заорал Дункан группе воинов, наступавших перед ним, но опоздал. Прямо перед ними разорвалось пушечное ядро, унеся две жизни. Вслед за этим ядром разорвались еще пять с тем же убийственным результатом.

Поначалу вид оторванных конечностей и летающих по воздуху частей тел пугал его, как и остальных воинов Кэмпбелла. От Дункана потребовалось все его умение командовать, чтобы не дать чуть не половине войска разбежаться при первом же выстреле ужасающего орудия, косившего их ряды с неведомой до сих пор разрушительной силой.

Теперь, несколько часов спустя, когда многие воины дезертировали с поля боя, от авангарда остались только люди его отца и правое крыло под командованием Маклейна из Дуарта.

Однако уничтожила их не пушка Хантли, а предательство.

Рот Дункана искривился в мрачной усмешке. Их предал отец Джинни, вождь Грантов. Он отступил при первом же пушечном выстреле и увел с собой весь левый фланг, непоправимо смяв весь авангард.

Знала ли Джинни, что задумал ее отец? Весь долгий день этот вопрос — точнее, уже известный ему ответ — не давал Дункану покоя.

Когда рассеялся дым от последнего выстрела, он огляделся в поисках графа. На этот раз проклятый кузен выслушает его, это уж точно. Аргайллу необходимо отступать. Слишком опасно оставаться так близко к передовой. Численного преимущества больше нет. Люди, столь охотно откликнувшиеся на призыв в надежде поживиться, передумали при первых же признаках угрозы. У них осталось около двухсот пятидесяти верховых конников и примерно тысяча пехотинцев против полутора тысяч кавалерии Хантли, хотя большинство оставшихся закаленные бойцы. Но аркебузы и мечи, пусть и в руках опытных воинов, не могут победить пушку. Единственное, что удерживает центр авангарда от полного уничтожения, — их удачная позиция на холме и то, что солнце у них за спиной.

Дункан повернул коня и всмотрелся в шеренги сзади, с облегчением увидев Аргайлла рядом со своим отцом.

Кузен неплохо стреляет из мушкета, но в ближнем бою требуется умение обращаться с мечом — человека можно заколоть, прежде чем он успеет перезарядить оружие. К счастью, отец Дункана владеет мечом достаточно хорошо, чтобы защитить их обоих.

Как это и происходило весь день, люди Хантли атаковали сразу после выстрела из пушки, пользуясь возникшими брешами в рядах неприятеля. Но Дункан увидел, что сейчас происходит нечто невообразимое. Большинство конников и пехотинцев устремились по направлению, к его отцу и Аргайллу.

Дункан заорал, предостерегая, но его крик был поглощен лязганьем оружия и грохотом битвы. Он схватил поводья, чуть не вывернув запястье, и вонзил шпоры в бока коня, пуская его в галоп. Слишком далеко. Сердце его учащенно забилось. Он не успеет.

Должно быть, он снова заорал, потому что отец поднял голову, заметил, как Дункан во весь опор мчится в их сторону, и мгновенно понял, в чем дело. Подняв меч, он кинулся на противников Арчи с такой силой, что сшиб их обоих с коней. К тому же отец умудрился еще нанести удар, располосовав надвое человека, выстрелившего в него из ружья. Но после этого сам упал на землю.

Со свирепым боевым кличем Дункан на веем скаку подлетел к ним, сразив по дороге еще двоих. Следом подоспели охранники отца, и нападение было отражено.

Гордоны отступили, чтобы дождаться следующего залпа. Дункан спрыгнул с коня и протиснулся сквозь кольцо людей, окруживших его отца и Аргайлла.

На пути оказался кузен. Облегчение от того, что Арчи жив, сменилось гневом. Может быть, теперь он его послушается?

— Черт побери, Арчи, тебе нужно было отступить. Тебя могли убить!

— Дункан, мне очень жаль… — При взгляде налицо Арчи кровь в жилах Дункана похолодела.

Он долгим взглядом посмотрел в глаза кузена, а потом перевел взгляд на раненого отца.

Нет! Грудь стиснуло так сильно, что он не мог дышать.

Отец ничком лежал на земле. Один из охранников стоял рядом с ним на коленях, прижимая кусок ткани к его ране на боку, чтобы остановить кровь. Пуля, не задев кольчугу, нашла узкую щель и поразила незащищенную плоть.

— Отец! — Дункан упал на колени.

— Со мной все в порядке, — ответил отец сдавленным голосом. Видимо, даже дышать ему было больно. Горло Дункана сжалось. Они оба знали, что он лжет. Рядом разорвалось еще одно ядро, осыпав их грязью, камнями и затянув все вокруг дымом. Дункан должен что-то сделать раньше, чем все они погибнут. Он хотел бы сам проводить отца в безопасное место. Но пока люди сражаются, его долг — находиться на поле боя.

— Мы должны отнести тебя в замок. — Дункан встал и быстро отдал распоряжения.

— Где Колин? — выдохнул отец. Наследник… В груди защемило.

— Он в безопасности, — заверил Дункан отца, несмотря на душевную боль. — Я отправил его за боеприпасами. Я пришлю его к тебе, когда он вернется.

— Присмотри… ты… ему… нужен…

Дункан хотел возразить, отказываясь признавать, что отец умирает, но вместо этого только кивнул. Отцу потребуются все силы, чтобы справиться с раной.

Внезапно в глазах отца заплескалась паника.

— Должен… сказать… тебе… прости…

Новый взрыв заглушил его слова, и отец, лишившийся последних сил, потерял сознание.

Его понесли в тыл. Дункан повернулся к Аргайллу, строго приказал:

— Иди с ним.

На этот раз граф не стал спорить, но лицо его исказилось гневом. В один прекрасный день Арчи станет великим пождем, но пока он был еще слишком молод, чтобы с достоинством выдержать такой сильный удар по самолюбию. Его лицо побагровело, глаза напились яростью.

— Это несправедливо! Если бы не предательство, это был быы миг моего триумфа! — По щекам кузена потекли слезы унижения. — Во всем виноват Грант. Я его уничтожу!

Дункан мрачно кивнул, но в эту минуту он не думал о Гранте, не сомневаясь, что лэрд Фруи получит то, что заслуживает. Он думал о дочери Гранта. Измена отца Джинни лишила их последней возможности пожениться с согласия семей.

Но дело не только в этом. Грудь опять стиснуло. Она знала, другого объяснения тому, что она примчалась за ним ночью, нет.

А теперь его отец умирает.

Он стиснул зубы. Сейчас нет времени думать о заговоре. Люди Хантли, снова атакуя, прорвались на холм.

Краем глаза Дункан заметил серебряный блеск. Меч отца был там, где тот его оставил, и торчал, как крест, из груди выстрелившего в отца человека. Огромный двуручный меч, почти шести футов длины, передавался по наследству вождям клана Кэмпбеллов из Охинбрека со времен Брюса. На лезвии было выгравировано единственное слово: «Непреклонный».

Взявшись одной рукой за роговую рукоятку, Дункан медленно вытащил меч из тела мертвого Гордона и, размахнувшись, повернулся лицом к нападающим. Они уже были рядом.

Дункан сражался как одержимый. Возможно, он таким и был в тот момент. Внебрачный он сын или нет, но в его жилах течет кровь отца, и Дункан чувствовал силу своих предков, нанося один смертельный удар за другим, сокрушая любого, оказавшегося на его пути.

Они в жаркой схватке отразили атаку и ждали следующей, когда заметили одного из Маклейнов, пробиравшегося к ним, пригнувшись. Он огляделся в поисках предводителя. Дункан шагнул вперед. Раз отцу пришлось покинуть поле боя, он, как капитан, отвечает за членов своего клана.

— В чем дело, Фергус?

Если Маклейн и удивился тому, что Дункан принял командование на себя, то виду не подал.

— Макинтош. Он со своими людьми окружен. Мой лэрд делает все, что может, чтобы задержать Эррола.

Эррол был верным сторонником Хантли и беспощадным воином. Маклейн должен его удержать; если Эррол прорвется, им конец. Кто-то должен пойти на помощь Макинтошу. Дункан не колебался ни мгновения.

— Где?

Фергус показал на ту сторону речушки.

Сквозь дымку боя Дункан с трудом различал сражающихся воинов. Около дюжины людей оказались отделены от остального войска и были зажаты в узком овражке между двумя холмами — полностью окружены солдатами Хантли, набросившимся на них, как грифы.

Быстрая оценка обстановки не предвещала ничего хорошего. Все, кто пойдет на помощь, будут уничтожены точно также, как и те, кого попытаются спасти. Единственный шанс — резко атаковать левый фланг Хантли и отвлечь противника, чтобы дать возможность Макинтошам отступить сквозь ту брешь, которую они сумеют пробить. С большим отрядом это было бы несложно, но Дункан мог взять с собой всего лишь несколько человек, остальные должны защищать свою позицию. Если они отдадут холм, битва будет проиграна.

Дункан принял решение и обернулся к людям отца, теперь находившимся в его подчинении. Он объяснил свой план, назвав пятерых самых преданных воинов — он знал, что на них можно положиться. Дункан стиснул зубы.