Моника Маккарти - В огне страсти

Голос его звучал глухо от переполнявших Дункана чувств, и Джинни отбросила последние сомнения. Он любил ее — и тогда, и сейчас. Они оба наделали ошибок и заплатили за них, каждый по своему. Но Дункан предлагал ей то, о чем она даже подумать боялась: возможность попытаться все начать сначала.

Джинни помнила одиночество, пустоту и тоску, терзавшие ее все эти долгие годы. Он разбил ей сердце и едва не погубил ее. А теперь ставки еще возросли: его жизнь… их сын. Но потерять его снова? Это будет ужаснее всего.

Сердце отчаянно колотилось. Понимая, как важен будет ее следующий шаг, Джинни подогнула под себя ноги, встала на колени и обвила его шею руками. Его тело показалось ей твердым, как гранит, мышцы бугрились под руками, как стальные канаты. Джинни прижалась к нему всем телом, наслаждаясь силой и надежностью его широкой груди. Их сердца бились в унисон. Он был таким теплым, жар проникал сквозь тонкую ткань его рубашки и даже сквозь плед.

Джинни скользнула губами к его уху, вдыхая насыщенный пряный аромат. Она хотела языком и губами насладиться каждым дюймом его великолепного тела.

И словно все эти годы исчезли, как будто их и не было.

И когда он так обнимал и целовал ее, весь мир исчезал, и оставались только они. Вдвоем. Не обремененные обязательствами, верностью кланам, тайнами. Его губы целовали страстно и умело. Джинни отвечала ему с тем же пылом, приоткрывая рот, чтобы впустить его язык, и тая от его прикосновений. Дункан точно знал, как доставить ей удовольствие. Каждое прикосновение губ, каждое искусное движение языка были просчитаны с удивительной точностью — чтобы возбудить.

Он прижал ее к себе, подхватив одной рукой под ягодицы, а другую запустил в волосы. Джинни тонула в его страсти, таяла от его прикосновений. Она ощущала его теплые пальцы на своем затылке; грубоватая щетина царапала ее нежную кожу, а он целовал ее все крепче и крепче, не пропуская ни единого местечка.

При каждом сладострастном толчке его языка тело Джинни содрогалось. Дункан словно имитировал ритм наслаждения, которое подарит ей чуть позже. Между ними оставалась всего только легкая ткань одежды, и она ощущала, как источник ее будущего наслаждения твердо упирается ей и живот.

Она ждала слишком долго. Желание захлестывало ее высокой, сокрушительной волной, и его сила изумляла. Она так долго не занималась любовью, что забыла, каково это, когда страсть захватывает тебя и сметает все на твоем пути. Но тело помнило все. То, как царапает кожу щетина, то, как руки сжимают грудь; тепло его губ на соске, насыщенный пряный вкус его поцелуев, тяжесть его тела на своем… То, как он заполняет ее всю.

Джинни не хотела думать, она хотела только чувствовать — его, внутри себя, заполняющего ее. То, как ее бедра обхватывают его. То, как она потирается о твердую восставшую плоть. Это приятно. Так приятно! Она не могла больше ждать.

Дункан, застонав, прервал поцелуй. Он дышал тяжело, прерывисто. Глаза его пылали желанием.

— Не так быстро, милая моя! Не сейчас…

Джинни чуть не вскрикнула, протестуя, но увидела па его лице решимость и поняла, что не сумеет переубедить Дункана.

Она понимала, чего он добивается, — чтобы Джинни призналась, что хочет его. Она не должна больше скрывать свою страсть. Дункан хотел увидеть ее всю — не просто сорвать с нее одежду, но и обнажить душу.

Не сказав больше ни слова, Дункан начал раздеваться, не отрывая от Джинни взгляда.

Она не могла шевельнуться, не могла дышать — этот потрясающий мужчина, словно приковал ее к месту. Он расстегнул толстый кожаный ремень у себя на поясе и шнырнул его на пол. Следом полетел плед, упав к его ногам тяжелыми толстыми складками. На Дункане еще оставались мягкие кожаные башмаки. Он сел на край кровати, чтобы снять их, и снова встал, собираясь снять льняную рубашку, но Джинни его остановила.

— Нет, позволь мне, — произнесла она хриплым голосом.

Их взгляды встретились. Если Дункан и удивился ее просьбе, он никак этого не показал, напротив, взгляд его запылал еще ярче.

Она больше не была невинной девушкой. Она стала женщиной, знающей, чего хочет. И прямо сейчас она больше всего на свете хотела прикоснуться к нему. Провести руками по широкой мускулистой груди, ощутить его жар, ту энергию, что пульсировала в нем.

Убедиться, что он настоящий. Что это не сон.

Дункан не отрывал от нее глаз. Джинни протянула руки вперед и скользнула ладонями ему под рубашку. И ахнула от этого прикосновения, от чувственного ощущения его горячей гладкой кожи под ладонями. Стоило только прикоснуться к нему, и она превратилась в озеро любви, полное горячего, пылкого желания.

Дункан издал резкий звук и дернулся, стиснув зубы. Мышцы под ее пальцами внезапно окаменели. Кажется, он вообще не дышал, и Джинни отлично понимала, как она на него подействовала.

Его реакция только придала ей сил — поразительно, какой чувственной властью она обладает над этим мужественным воином! Джинни погладила его по животу, ни на секунду не забывая о возбужденной плоти чуть ниже ее запястий.

Под пледом на Дункане ничего не было, а это значит…

Во рту у нее пересохло. Память ничего не преувеличила. Толстое и длинное, с круглой головкой, распухшей, тяжелой от прилившей крови, его естество гордо вздымалось на несколько дюймов выше пояса, подчеркивая его силу. Джинни покраснела, сообразив, что неприлично уставилась на него. Но ее похотливое внимание, похоже, только заставило его еще увеличиться в размерах.

Она протянула руку, но Дункан схватил ее за запястье, не дав прикоснуться. На щеках его заиграли желваки. Он покачал головой.

— Нет, — хриплым, страдальческим голосом произнес Дункан. — Еще рано.

Джинни покраснела еще сильнее, испытав при этом непонятное удовольствие, и снова занялась его рубашкой.

Она медленно вела руками по его груди, поднимая рубашку вверх. Когда она добралась до плеч, Дункан поднял руки, и ей пришлось забраться на кровать, чтобы снять ее через голову.

Бросив рубашку к пледу, Джинни провела руками по его плечам, по спине, по груди, вспоминая каждую выпуклость, каждую мышцу. Он стоял перед ней, полностью обнаженный и такой желанный, великолепный. Мускулы словно вылеплены скульптором, тело совершенно.

Он стоял неподвижно, но по его тяжелому прерывистому дыханию Джинни могла сказать, что ее прикосновения превратились для Дункана в сладкую пытку.

Она оторвала взгляд от его груди и посмотрела ему в глаза.

— Ты так сильно изменился. — Джинни произнесла это тихо, не в силах скрыть волнение в голосе. Юноша превратился в мужчину. Ее пальцы нежно поглаживали шрамы — следы битв, о которых она ничего не знала.

— Надеюсь, к лучшему? — небрежно отозвался Дункан, взяв ее за подбородок и заставив посмотреть себе в глаза. А потом голос его посерьезнел. — У нас пока есть время, Джинни. Еще не поздно.

Сердце ее сжалось. Она так надеялась на это! Сомнение затуманило сознание, но тут Дункан запечатлел на ее губах нежный поцелуй. Поцелуй, быстро ставший настойчивым. Требовательным. Стирающим любые мысли о ждущих их сложностях, возвращающим ее к этой, и только к этой ми нуте.

Она обвила руки вокруг его шеи и прижалась к его телу — к телу, которое воспламеняла своим прикосновением. Она чувствовала, как в ее жилах бушует пламя, готовое поглотить ее. Остро ощущая его наготу и то, что лишь тонкая ткань ее ночной рубашки разделяет их, Джинни прильнула к Дункану, скользнув немного вниз, чтобы он оказался у нее между ног.

Дункан отпрянул и покачал головой. Глаза его потемнели от страсти и сверкнули хищным блеском.

— Сейчас моя очередь.

От чувственного обещания в его голосе у Джинни участился пульс. Она настороженно посмотрела на Дункана. Пусть она уже не девушка, но и назвать себя искушенной в искусстве любви Джинни тоже не могла. Она снова подавила укол вины за то, что не смогла полюбить мужа, а только исполняла супружеский долг и спокойно принимала его ласки.

С Дунканом ей не приходилось притворяться, все получалось само собой. С ним она забывала обо всем. Никогда не ощущала неловкости. Ей казалось, что заниматься с ним любовью — самая замечательная вещь на свете.

Джинни все еще стояла перед ним на кровати и вдруг поняла, что ее груди находятся прямо на уровне его глаз. Он медленно развязал завязки на ее ночной рубашке, задевая набухшие соски. Джинни не видела его глаз, зато чувствовала на себе его взгляд, жарко ласкающий ее.

Когда он ладонями обхватил ее груди и приподнял их к лицу, колени Джинни подогнулись. Дункан обводил большими пальцами ее соски, потирая их через ткань, и Джинни задрожала, тело ее напряглось и изогнулось.

Счастье только начиналось.

Дункан собрал последние капли самообладания. Дерзкое желание Джинни подействовало на него как сильное возбуждающее средство. А уж когда ее взгляд упал на его естество…

Он застонал. Воспоминание вызвало очередной прилив крови к уже вздыбленной плоти.

Страсть побуждала Дункана дать ей то, чего она хочет. Сорвать с нее рубашку, швырнуть ее на постель и обладать ею до тех пор, пока демон желания не утихомирится. Пока он не начнет снова мыслить здраво.

Она прикасалась к чему-то в нем, что давало волю первобытной части его натуры, о существовании которой Дункан и не подозревал. Но ему мало было только женского тела. Дункан хотел получить ее всю. Ее доверие. Ее сердце. Ее душу.

Если бы только ее груди не выглядели так соблазнительно. Он поднял их на ладонях, поднес к лицу и зарылся носом в глубокую ложбинку между ними, вдыхая нежный аромат ее кожи. Он наполнял его ноздри, его легкие, его тело. Дункан хотел утонуть в этом запахе — в ней.

Ее розовые соски под его руками напрягались. Дункан нежно покатал их между большим и указательным пальцами, и они превратились в твердые комочки. Такой сладкий соблазн! Он хотел раздеть ее медленно, но не мог выдержать ни минуты — жаждал увидеть Джинни обнаженной. Воспоминания о ее восхитительном теле преследовали его с того самого дня на озере. Взявшись за подол ночной рубашки, он медленно потянул ее вверх и снял через голову.

И отбросил в сторону. Джинни вспыхнула и непроизвольно попыталась прикрыться, но Дункан ей не позволил.

— Нет. Не надо. Ты такая красивая! — Он улыбнулся, увидев порозовевшие щеки. — Особенно когда краснеешь.

Джинни медленно опустила руки, открыв ему свою наготу.

Дункан упивался видом ее тяжелых грудей, изящной талии, пышных бедер и длинных красивых ног. «Да я счастливчик!»

Джинни истолковала его молчание неверно.

— Я тоже изменилась. У меня двое детей. Он обнял ее за талию.

— Ты стала еще красивее. — Неужели она этого не понимает? Дункан обвел ее грудь согнутым пальцем и посмотрел Джинни в глаза. — Ты прекрасна.

Страстно желая ощутить вкус Джинни, Дункан подставил ладони под ее пышные, мягкие груди и поднес их к губам, запечатлев на каждой нежный поцелуй.

Джинни ахнула, и Дункан понял, что она забыла о стыдливости.

Он ласкал ее руками, губами, языком. По очереди посасывал ее соски. У нее такая нежная и мягкая кожа — просто бархат.

Джинни застонала, выгнув спину. Его копье тут же дернулось и твердо прижалось к животу. Она такая отзывчивая! Можно привести ее к экстазу, просто посасывая груди.

Но у него были другие планы.

Дункан взял ее за лодыжки и заглянул в глаза.

Медленно скользил он руками вверх, по длинным изящным ногам, остановился над коленками. Джинни затаила дыхание. Его пальцы погладили внутреннюю поверхность бедер. Теперь она дрожала, трепеща от желания. И была восхитительно влажной. Он вдыхал нежный запах женского естества.

Ее руки вцепились ему в плечи, словно ноги ее больше не держали. Дункан скользнул руками назад, к ягодицам, чтобы подчинить ее себе еще больше.

— Дункан, — слабо протестуя, прошептала она. — Ты не можешь…

Она замолчала, потому что Дункан лизнул ее, сжимая в ладонях тугие округлые ягодицы.

— Еще как могу. И буду — и очень тщательно. — Он снова лизнул ее, наслаждаясь этим вкусом.

Джинни ахала, стонала, дрожала. Он поднял на нее взгляд.

— Посмотри на меня, Джинни. Я хочу видеть твои глаза. Взгляд зеленых глаз, возбужденных и полных страсти, устремился к нему. Губы ее приоткрылись, она прерывисто дышала.

В груди у него защемило. Боже, как она красива! И вся дрожит от вожделения.

Глядя ей в глаза, Дункан снова поцеловал ее, проведя языком по влажной расщелине, а потом медленно погрузив его внутрь. Он совершал круговые движения языком, входя и выходя… и все это время глядя ей в глаза, видя, как они темнеют. Как трепещут ее веки. Как розовеют от желания щеки. Он чувствовал ее нетерпение, чувствовал, как стремится она к развязке, и язык его забирался все глубже, приближая ее кульминацию. Он целовал Джинни до тех пор, пока она не закричала. И удерживал ее так, посасывая, пока она не достигла пика. Он чувствовал, как она содрогалась, как тело ее напряглось, а потом расслабилось.