Юлия Динэра - В огне

– Я не слушала, извини.

– Спятила? Тебе работать с ним.

– К черту его. Голова другим забита. – Встаю, поправляю узкую кожаную юбку, сильно закусываю косточку на указательном пальце, так что остаются следы от зубов.

– Что-то случилось? – Лиза нахмурена, и как всегда пытается выведать у меня больше, чем положено ей знать.

– Плохое предчувствие.

– По поводу.. кхм..? – Шепчет. Не произносит вслух, запрещенное мною слово «замуж». Вообще об этом мало, кто знает. Почти никто. То есть это буквально пару человек. Если это, не дай Бог, случится, пойдут сплетни. Грязные – грязные мысли, от грязных – грязных людишек. Не люблю, когда болтают лишнее, особенно на работе.

– Не знаю, извини, нужно идти. – Хватаю сумку, засовываю в нее рекламные бумаги, даже не просмотренные мною и блокнот, в котором я чаще всего что-нибудь малюю на конференциях, не вызывающих интереса.

– Хочешь напиться?

– Нет, не сегодня. – Смотрю на часы. – У меня важная встреча.

Встреча, которая определит мою жизнь.

О, да. Она определила.

Александр Петерсон пришел на встречу один, что даже радует, это значит, я могу открыто показывать ему свое отвращение. Думала, будет отец, но видимо договор купли-продажи, состоится без хозяина «товара». Договорились встретиться в неформальной обстановке, в кафе на набережной, неподалеку от офиса.

Александр встает, чтобы проявить всю свою надуманную галантность: помочь мне снять пальто и отодвинуть стул. Я не раздеваюсь, сажусь быстро, так что мужчина в растерянности возвращается на место.

– Вино, шампанское, мартини? – Улыбается мне, словно я пришла на свидание.

– Давайте ближе к делу.

Посмеивается.

– Хорошо. Твой отец просит слишком много, за твою руку и сердце. Но ты так прекрасна, Алина, что я не смею ему отказать.

Внутренний мандраж усиливается, когда его губы касаются моей руки. Я знаю, что даже сам Господь Бог не в силах меня спасти, и за прошедшие годы, я смирилась с очевидным, но это все не в силах избавить меня от отвращения.

Мужчина достает какие-то бумаги из своей черной кожаной сумки, аккуратно кладет передо мной. Целая стопа. А сверху ручка.

Вскидываю брови.

– Что это?

– Брачный контракт.

Даже не хочу читать эту чушь, да и займет это несколько часов, как минимум.

– Что в нем?

– Ничего особенного, милая моя. Несколько правил: ты не сбежишь после свадьбы, не разведешься, не подашь на меня в суд, будешь исполнять все супружеские предписания. И пожалуй, самое главное, о чем ты должна знать. Если со мной что-то случится, решение насчет тебя и фирмы, полностью перейдет к единственному наследнику – моему племяннику.

Я чуть не подавилась.

– Вы же не намекаете на то, что я могу убить Вас? Серьезно? Я теперь еще и по наследству передаюсь? Хитры же Вы.. Что если откажусь?

Пожимает плечами, лениво, словно ничего особенного не собирается сказать.

– Отправишься на помойку, вместе с отцом. Я тоже подстраховался.

Сводит желудок, зубы, пальцы.

Просто нужно сделать это. В моей жизни не намного хуже станет, подумаешь, муж на три десятка старше.

Ставлю подписи в нужных местах. Мне казалось, что я все еще готова бороться, что еще хочу сопротивляться, буду искать ходы и выходы, но на самом деле я давно сдалась. Приняла свою судьбу. Даже если она таковой не является, то теперь станет ею. Иногда я жалею, что вообще родилась.

20 марта 2017

Весна наступила рано, не то чтобы это особенное время года, но я почему-то каждый день выглядывая в окно поутру, немного ностальгирую по тем временам, когда еще училась в школе. В моем воображении такая весна была идеальной погодой для моей шикарной свадьбы, а также мой нынешний возраст был идеальным для замужества, поэтому мне особенно грустно в эти дни. Ни одной моей фантазии не суждено было сбыться. В такие дни, мне хочется собрать вещи и сбежать далеко-далеко, чтобы никто не смог найти, но затем я снова возвращаюсь в реальность. Я слышу звук закрывшейся двери, затем шаги, и я уже готова к своему очередному вечеру в качестве супруги, все еще не могу привыкнуть, но делаю свою работу, как по расписанию. Я комнатное растение, которое он выращивает, которое доставляет ему удовольствие, во вред себе. Я ненавижу эту жизнь. Я делаю отвратительные для самой себя вещи. Его дряхлый член уже почти ни на что не способен и меня воротит от одного его вида, но я продолжаю делать одно и то же, изо дня в день. Иногда Александр открыто приводит в дом проституток, сразу несколько, они усаживаются в большой гостиной, прямо на ковре, курят, пьют и трахаются, зовут меня к себе, я всегда молча прохожу мимо и закрываюсь в ванной на час другой и молю Господа забрать меня к себе. Это единственное на что я теперь способна.

Сегодня день, когда мне легче дышать, вчерашний был таким же, и я знаю, что завтрашний возможно станет другим, а может и нет.. Я ужасный человек. В свои двадцать три я уже успела стать женой влиятельного бизнесмена, и в этот же год я стала его вдовой. Это омерзительно и в то же время прекрасно, потому что я вновь могу думать о жизни, о свободе, о чем-либо еще кроме страха и отвращения.

Мне жаль его, чисто по человечески, но то, что случилось не моя вина. Слава Богу, я не участвовала в этом. На этой неделе снова проститутки, и честно говоря, я рада, когда они приходят, это означает одно: сегодня мой гребаный муж напьется и натрахается так, что мне не придется ублажать его старое тело.

Это была ночь со вторника на среду, я спала в своей комнате на третьем этаже, когда услышала раздирающий крик, который оглушал, словно серена. Я испугалась, хотя знала, что в гостиной очередная эскорт-тусовка. Эти девицы затрахали Александра до смерти, в прямом смысле этого слова. На первом этаже стоял беспросветный туман тяжелого дыма, мужчина лежал на полу, абсолютно голый и с открытым ртом. Он умер от остановки сердца. Я знала, что он много пил, любил побаловаться травой и девочками, а когда их не было, он терроризировал меня. Мне было все равно, чем занимается этот человек.

Сегодня, я вдова. И мне лишь остается гадать, что будет со мной дальше. Чувствую, что это не конец.

Это странно, что запах смерти и запах свободы сливается для меня воедино. Это ужасно, когда кто-то может радоваться подобному, особенно когда это ты сама. Моя мама погибла, когда мне было двадцать, я бы убила каждого, кто проявил бы хоть каплю насмешки над этим. Успокаиваю себя тем, что это разные вещи. Да, так легче. Мама не манипулировала людьми, не принуждала кого-то к чему-либо, не занималась ничем аморальным. Она бы не позволила.. Не продала бы меня ни за какие деньги. У папы все просто: я женщина и достаточно симпатичная, это большой подарок для него. Он может расплатиться мною за что угодно. Я просила его помочь, избавить от всего, что мне приходилось терпеть несколько месяцев, на что отец всегда говорил одно и то же: «потерпи немного, Алина. Ты будешь владеть целой империей». Не нужна мне никакая империя. Жить хочу.

На улице по прежнему солнечно, как и вчера, и позавчера, снег почти растаял, почки появляются на деревьях, я улыбаюсь, как глупышка.

Мне не было дозволено выходить из дома одной, Александр ссылался на то, что неприлично замужней даме шастать по улице, на самом деле старик боялся, что я убегу. Дом под охраной двадцать четыре на семь, двенадцать человек обслуживающего персонала, я не могла улизнуть, даже, на часок, только в сопровождении этого брюзги или домработницы.

Я купила самое дорогое черное платье, которое было в новой коллекции «Маккуин», маленький презент в честь маленькой победы. Надеваю темные большие очки, и иду отыгрывать финальную сцену спектакля.

Встречаюсь с отцом, который лишь молча кивает мне. Он обеспокоен и это логично быть грустным на похоронах. Но это мой отец, так что бросьте думать, будто для него это имеет смысл. Слишком хорошо его знаю. Все что на его лице напоминающее скорбь, на самом деле нечто иное. Он обеспокоен тем, как теперь сложатся дела фирмы, контракт передачи доли так и не был до сих пор подписан. Теоретически, я как законная супруга Александра Петерсона имею долю имущества, фактически – не имею ничего. Моей фамилии, которую я категорически отказалась менять, нет нигде, я пустое место, ноль, слабое звено. Да мне и плевать. Не нужно мне чужое. К тому же я сама подписала бумаги, в которых черным по белому были прописаны мои права и обязанности.

Людей больше сотни, в основном мужчины, статные, солидные, в черных костюмах, большинство из них, конечно, выглядят так же, как и Александр при жизни, рядом с ними жены, изображающие всемирную трагедию на своих лицах. Я вижу всех, меня не видит никто, лишь моя оболочка, черные очки на пол лица, скрывают мой взгляд, мое истинное лицо. Длинные черные лимузины, Мерседесы Джи-класса, куча цветов, венков, тихий плач, наигранные рыдания, страдальческие лица, сплошной пафос. Журналисты снимают репортаж о гибели известного всем, как теперь, я услышала криминального авторитета. Никто не говорит, что мужчина помер от наркоты и беспорядочного секса с проститутками. Приступ. Сколько лжи, лицемерия, гнили. Я и сама лицемерка, но это единственная моя защита на данный момент.

Все поочередно подходят ко мне выражают соболезнования, жмут мне руку, я хлюпаю носом, изображаю печаль в своем голосе. Все здесь вранье. Многие меня вообще не знают, и даже они никогда не поверят, что я вышла замуж за этого человека по любви. Спектакль. Только вот для кого он? Кому это важно?

Случайным взглядом ловлю знакомое лицо в толпе. Пугаюсь. Показалось. Последующие минуты, всматриваюсь в проходящих мимо людей. Ищу глазами то, что не должна бы. Становлюсь рассеянной, даже немного потерянной, отстраненной от общества. Все, что давно забыто, не может вызывать подобных эмоций, не имеет права. И лучше бы мне показалось, иначе боюсь сойти с ума.

Адриан. Я действительно думала, что он живет с мамой, но затем заметила, что он как приведение, то появляется, то исчезает, когда вздумается. У меня всегда было много вопросов в голове, но я понимала, что это не мое дело. Он не был моим мужчиной, а маму, кажется, все устраивало, никогда не слышала, чтобы они ссорились. На первый взгляд все было идеально, не считая того, что периодически он занимался любовью со мной. То есть трахал меня, потому что любовь и Адриан Вестардо вещи несовместимые. Очень часто я терзала себя мыслями о том, что когда он уходит то, идет к другой женщине, и может даже не к одной, наверное, так и было.

Я долго не вспоминала о нем, не было времени, желания, сил. И вот сегодня. Я здесь на могиле человека, которого все считают моим мужем, и я оглядываюсь по сторонам в поисках мелькавшего среди толпы знакомого лица. Просто чтобы убедиться, что ошиблась.

Все расходятся, я тоже собираюсь уйти, но репортеры окружают со всех сторон, тычут микрофонами мне в лицо, я выставляю руки вперед, стараюсь растолкать этих невеж.

– Вы знали, что Ваш супруг замешан в убийствах?

– Вы вышли замуж по расчету?

– Говорят, что Вы убили супруга за то, что он изменял Вам, это правда?

Проталкиваюсь вперед. Идиотские журналисты. Ищу глазами отца, чтобы тот забрал меня домой.

– Пропустите даму, господа. Разве не видите, что ей плохо? Давайте, расходитесь. – Взгляды журналистов сосредотачиваются на властном низком голосе, который я уже прежде слышала. Сердце колотится. Кто-то хватает меня за руку и разворачивает лицом к себе. Я замираю. Сквозь черные очки, я вижу его лицо. Суровое, как прежде. Все еще молюсь, чтобы это было ошибкой. Осторожно высвобождаю руку, сглатываю ком, наши взгляды не прерываются. Мое волнение, возможно не так уж и заметно, но оно настолько сильное, что я забываю даже дышать.

Адриан. Адриан не из тех мужчин, которым нужна крутая одежда или дорогие часы, чтобы быть сексуальным. Когда мы познакомились, он был в каких-то старых джинсах и помятой футболке. Признаюсь, по началу, я приняла его за какого-то плебея, чертовски, сексуального плебея. И я даже забеспокоилась. Вдруг он тянет с мамы деньги? Может, хочет забрать ее дом? Дурацкие стереотипы. Я дочь своего отца, поэтому не удивительно, что я так подумала. Оказалось, что он богат также, как и сексуален, а это означает безумно, бесконечно, неприлично. До сих пор я не знаю, чем он занимается, какой у него бизнес.. Он никогда не рассказывал, да и вообще мы мало разговаривали, его не особо интересовали беседы со мной, а особенно посвящение в свою жизнь. Все, что я о нем знаю, это то, что в нем под метр девяносто, три раза в неделю ходит в зал, чтобы сохранить свое шикарное тело в форме, имеет на предплечье огромную татуировку дракона, густые брови, и волосы, вечно взъерошенные в разные стороны, словно только что встал с постели, а еще этот мужчина рядом не стоял с моралью. И я никогда прежде не видела на нем костюма, или так хорошо уложенных волос, «Ролекса» не его руке, ценою больше миллиона российских рублей. Из знакомого ранее мне доступен только внимательный и выразительный взгляд, все те же хитрые зеленые глаза, и легкая щетина.