— Мыться? — вырвалось у меня.

Я ударила себя по губам. Краска стыда залила мое лицо. Он весь напрягся. Глаза его превратились в узкие щелки, губы вытянулись в узкую полоску когда он преодолел последний участок скалы и очутился настолько близко от меня, что я смогла ощутить на своем лице его горячее дыхание.

— Даже слепой увидит, что во вшивом замке вашего отца лошади чище людей, — прошипел он. — Но знайте же, фройляйн, что там, где я вырос, принято регулярно мыться, у нас есть бани, а вы считаете нас грязными варварами… Мы при этом пользуемся хорошим, нежным мылом. Когда я жил достойно, как и подобает человеку, то привык по утрам смотреться в зеркало, а не соскабливать, как теперь, слой грязи! — сказав все это, он удалился.

Его слова задели меня, я посмотрела ему вслед. Грязные, неопрятные конюхи и на самом деле были отличительной чертой замка отца. Но Эрик больше не был конюхом. Я могла бы сейчас дать руку на отсечение!

Я медленно вошла в пещеру, пытаясь завязывать в узлы локоны волос, чтобы хоть чем-то занять руки. Неужели наш замок действительно был таким уж медвежьим углом, как он утверждает? У нас имелся даже сортир, что встречалось не так часто и не везде. И прачечная, и помывочная, запиравшаяся изнутри на засов, чтобы можно было спокойно мыться…

Интересно, как мог выглядеть его родительский дом? Королевский двор, крепость с многочисленными залами и башнями, с бессчетным количеством прислуги, дом, где кто-то один отвечал за грязные сапоги… Я уставилась на вершины деревьев. Сын короля, выросший среди витязей и дам, не уступавших по красоте Аделаиде, — невольно я сверяла все это с корявым зигзагом судьбы, который изменил всю мою жизнь. Что я представляла собой сейчас… изуродованная глупая девушка с Эйфеля — северо-западной части Рейнских сланцевых гор, дочь невеликого по своему значению свободного графа… Отвратительная и грязная. Эта мысль здорово задела меня. Отвратительная и грязная… И первым движением моей души было намерение тут же собрать свой узелок и бежать домой, где меня воспринимали такой, какая я есть, где меня не обижали на людях. Но разве мы не находились здесь, в лесной чаще, и не зависели друг от друга?

Воля судеб, связавшая нас, будет продолжаться не далее, чем до опушки леса.

Солнечные лучи пытались пробиться меж деревьями, в которых скрылся Эрик. Я пошла прямо на них.

Плеск воды становился все слышнее и слышнее, и тут я увидела его. Он стоял в ручье, в котором недавно лежал, так же как и я, нагой и неподвижный, и грелся в лучах солнца, которые указали мне путь сюда. Его кожа отсвечивала белым цветом в сумраке леса, безупречно белая, как в той сказке, в которой мужчины были статными, а женщины нежными, обворожительными… Я спряталась за ближайшим деревом, чтобы еще хоть немного понаблюдать за ним. Воин, рыцарь, обезображенный клеймом моего отца… Как Господь Бог допустил такое?

Блестя, капли воды скатывались по его телу, и сердце мое билось в горле, когда я осмелилась взглянуть на его наготу, но мне так и не удалось заставить себя отвернуться и умчаться прочь, нет… король эльфов принадлежал мне и в это мгновение тоже. Эрик повернул лицо к солнцу. Удивительно привлекательным медленным движением он убрал со лба мокрые волосы и провел рукой по голове, повторив это несколько раз. Как драгоценные жемчужины, капли с его волос, сверкая, падали в воду, одна за другой, оставляя следы на воде, пока не исчезали совсем….. Я слышала, как он вздохнул. Потом опустил руки…

***

Сколько же времени прошло с тех пор, как я, спрятавшись за деревом, стояла, не отваживаясь даже дышать? Солнечные лучи, как чертенята-проказники, бесились на воде, а Эрик теперь стоял в тени. Волшебство закончилось.

Я смотрела, как он одевался, как завязывал на бедрах слабый ремень. Бог мой, я совсем потеряла стыд! Он сел на одну из глыб, свесив ноги в воду. Сделав глубокий вдох, я взяла наконец свою рубаху, которую все еще держала в руке, и свернула ее.

— Ты… разрешишь?

Он вскочил, покачал головой:

— Не сходите с ума, графиня.

— Почему нет?

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь мыл мне спину! — Не мигая, он смотрел на воду.

— Я не кто-нибудь, — тихо возразила я.

В ответ он вздохнул, провел рукой по мокрым волосам и, наконец сдавшись, кивнул.

И я помыла ему спину, как часто делала это при гостях отца на приемах как жест приветствия перед тем, как они садились за трапезу. На мгновение мне представилось, будто мы находимся у нас дома в натопленном помещении; ручей был ванной с теплой водой, в которую мастер Нафтали добавил благоухающие эссенции, а Эрик — нашим высокочтимым гостем…

Он сидел совсем тихо, когда я мыла ему спину и под коркой грязи обнаружила все то, что произошло в темнице. Вздутыми утолщенными буграми и алыми талерами от безжалостного хлыста была расписана кожа. Рубцы, о которых я знала все в подробностях. Они плясали у меня перед глазами, будто по мановению руки волшебника накладываясь друг на друга и пересекаясь, превращались в кресты — жирные кресты, аккуратно вырезанные ножом на его лопатках.

Мокрая рубаха выпала у меня из рук на землю…

— Смилуйся, пресвятая дева Мария… — потрясенная увиденным, прошептала я и отступила на шаг в сторону.

Кресты адски отсвечивали. Эрик обернулся.

— Теперь вы понимаете, почему я предпочитаю мыться в одиночестве? — с горечью в голосе проговорил он.

— Но… но кто… — пролепетала я, запинаясь.

Глаза его сузились.

— Вот только теперь не лицемерьте, фройляйн! Вам лучше знать, каким оружием имеет обыкновение воевать ваш отец. Оно недостойно мужчины!

— Это… это неправда… что ты говоришь сейчас, здесь!

Вне себя от охватившего меня страха я, споткнувшись о глыбу в скале, упала в прибрежную траву у ручья. Прочь, прочь отсюда, от него, чьи глаза — сплошное обвинение, и я чувствовала, насколько это справедливо… Но когда я уже хотела повернуться, чтобы убежать, он грубо схватил меня и толкнул так, что я упала на землю. Ударившись, я вскрикнула, но он уже стоял надо мной, крепко держа за плечи и схватив меня за подбородок.

— Это был священник, графиня, — шипел он, не в силах совладать с собой, и его глаза пронзали меня, как две острые стрелы. — То был чертов аббат… и ваш отец поощрял и подбадривал его!

Его неукротимый гнев так и сочился из каждой поры тела, придавившего меня, словно гранитная глыба, и не дававшего мне свободно дышать. Я больше не могла ни о чем думать. Прямая, как палка, лежала я на земле, будто зверь, притворившийся мертвым в надежде все же спастись бегством. Потом он скатился с меня, будто не мог больше выдерживать моего взгляда. Я попыталась отползти за ближайшее дерево, боясь, что он вернется и забьет меня до смерти, вымещая безумный гнев на дочери своего истязателя. Наверное, он почувствовал мое стремление бежать и в тот самый миг схватил меня за руку.

— Элеонора, — произнес он чуть дыша, — графиня, выслушайте меня внимательно. Боги свидетели тому, что я никогда ни в чем не хотел упрекнуть вас. Вы сделали для меня больше, чем я мог ожидать. — Он притянул меня к себе. — Но обещайте мне лишь одно, графиня: никогда не пытайтесь сделать из меня христианина. Никогда.

Не произнеся ни слова, с широко распахнутыми глазами, я кивнула. Рука его упала вниз, он опустил голову и отвернулся. Я услышала его ругательства на родном языке. Внутри у меня все тряслось от волнения: мой отец, кресты, ужасная вина, которая все больше и больше мучила меня, стоило лишь вспомнить о том, что происходило в темнице… В полутьме ветвистых кустарников я попробовала привести круговорот моих диких мыслей в порядок и все вытирала с лица слезы — слезы, жгущие мои раны от ударов хлыста, боль от которых отдавалась во всем теле, где неистово бушевали стыд и чувство вины. Рыдая, я металась в листве из стороны в сторону. Никто не мог помочь мне, ни с кем я не могла разделить свой позор. Даже голод ничего не значил в сравнении с муками совести. Я погрузила лицо в листву, чтобы не видеть белый свет и по возможности не смотреть на него, не видеть рубцы, эти страшные рубцы…

— Элеонора! Элеонора, идите сюда, быстро! — вдруг услышала я взволнованный крик Эрика.

«Оставь меня», — подумала я.

— Скорее идите сюда!

Я обтерла лицо и пошла к ручью. Эрик стоял, прислонившись к дереву, с его волос капала вода.

— Вы слышите?

Тишина. Потом донеслось лошадиное фырканье.

— Где ваш меч?

— В пещере, я…

— Какая беспечность! Вы никогда не должны выходить без оружия! Быстрее, нам надо вернуться в пещеру, может, они проскачут мимо.

Спотыкаясь, мы побежали к скале, в пещеру…

Цокот копыт приближался, скоро можно было уже различить голоса двух всадников. Я вложила в руку Эрика свой длинный кинжал и вынула из ножен меч. На какое-то мгновение я с благодарностью вспомнила отца за то, что он позаботился о моем столь необычном вооружении, и уроки боевого искусства, преподанные оружейным мастером Герхардом, не прошли для меня даром.

Эрик хотел взять из моей руки меч, но я держала его, крепко сжав кулак.

— Отдайте же! Что вы, черт возьми, собираетесь делать с мечом?

— Это моя вещь, и она всегда будет со мной! И потом, я прекрасно владею им!

— Дайте мне меч, женщина!

Лошадь заржала возле самой пещеры, кто-то спешился. Для спора время было совсем неподходящее. В мгновение ока мы оказались за кучей соломы и, затихнув, притаились там.

— О божество мое, Один, пусть они минуют нас! Да дайте мне этот проклятый меч — не вмешивайтесь не в свое дело хотя бы на этот раз! — прошептал Эрик и поглубже задвинул меня в угол, в который мы с ним забились. Одновременно он шарил рукой за моей спиной, надеясь обнаружить оружие, которое я крепко держала в своей руке. Через свою рубаху я ощущала его сильное тело, обнаженную кожу, холодную, освеженную ключевой водой…

— Твоя рубаха! Где твоя рубаха?

Эрик закрыл глаза.

— Проклятье! Я забыл ее у ручья! — Он тихо застонал. — Вы совсем заморочили мне голову, графиня…

— Я морочу вам голову?

Холодок пробежал по моей спине. Я попыталась разжать пальцы рук, сжимавшие рукоять меча.

— Проклятье, да вы делаете это и более всего тем, что отказываетесь отдать мне оружие!

— Да сохранит нас Всевышний, — прошептала я и придвинулась к нему вплотную.

Снаружи шаги уже не были слышны. Мы сидели, затаившись, в своем углу.

И вдруг неожиданно у лаза в пещеру раздался крик, от которого в моих жилах застыла кровь, матерый мужик, точь-в-точь кабан, с горящим факелом стоял у лаза. Эрик оцепенел от неожиданности. Через несколько мгновений свет выхватил нас из темноты.

— Ну наконец-то! Вы — в ловушке! — торжествующе вскрикнул мужчина. — Вам не выйти живыми отсюда!

Медленно, с угрожающим видом, дерзкой гримасой на бородатом лице он вынимал из ножен свой меч. Сильно толкнув меня, Эрик вырвал из рук мой меч и бросился на мужчину. Зазвенели мечи, и я увидела, как железный кулак ударил Эрика в живот — тот застонал от невыносимой боли, с силой ударился о стену скалы и мешком рухнул на пол.

— О Всевышний… Эрик!

Мужчина обернулся и увидел меня. Воинственная гримаса обнажила его гнилые зубы. В то же мгновение я выскочила из своего угла, схватила меч и вступила в ожесточенный поединок. Голод и смертельная усталость разом были забыты. Я, словно ласка, вертелась вокруг врага, точно так, как учил меня Герхард. Скорость и быстрота реакции превосходят силу. Грязь поднималась и разлеталась в разные стороны там, где промахнулся меч моего врага. Он попытался загнать меня к стене. От взмаха мечом волосы мои, завязанные в пучок, рассыпались по плечам.

— Ха-ха, ты сражаешься с бабой! — рассмеялся второй. Он стоял у лаза и пытался отодвинуть котел в сторону.

Глаза моего противника зло заблестели. Внезапным ударом он выбил из моей руки меч и оттеснил меня к скале. И прежде чем я смогла увернуться от него, он схватил меня за руку, в которой прежде был меч, вцепился в рубаху и, дернув, порвал ее на мне до самой талии.

— И правда, баба!

Я буквально вжалась в стену. Факел приблизился и полыхал уже у самого моего лица.

— Ты должна теперь порадовать меня по-другому, — прорычал он и медленно приблизился.

В поисках защиты я метнулась к стене и наткнулась на факел в руке своего врага. Запахло моими палеными волосами. Факел упал на землю, и мужик загоготал точно сумасшедший:

— Огненная баба для меня!

Пламя коснулось моего плеча. Господи, смилуйся надо мною!.. Прочь отсюда, от пламени…

И в это время — о чудо! — Эрик пришел в себя.

— Dursinn! Skal þat gjalda ykkar lif![15] — вскричал он и руками стал тушить пламя. Кабан рванулся за мною с мечом в руке. В бессилии я споткнулась и упала, успев увидеть, как Эрик вонзил свой кинжал в тело кабана.