Дагмар Тродлер - В оковах страсти

— Подите прочь! Не беритесь за это, Элеонора, все воспалено…

Я быстро удалилась в свой угол, заткнув уши и нос, чтобы ничего не слышать и не ощущать… О Боже, неужели ты забыл обо мне?

— Что за идея, — пробормотал он. — Зачем было копать столь длинный ход…

— Здесь когда-то был рудник. Отец говорит, что когда-то, очень давно, здесь работали люди.

Мне даже казалось, что откуда-то издалека доносились их голоса, эхо минувших дней, и металлический скрежет лопат и глухие удары молотов, которыми они врубались в породу.

— Мне представляется, что это было чуть ли не в начале всех времен, — произнес он. — Знаете, на Севере рассказывают иной миф о сотворении мира. Там нет ни Адама, ни Евы, нет и яблока. — Он закашлялся. — Рассказать вам о заледеневших великанах?

Я втянула голову в плечи в своем углу. Еще одним языческим мифом больше. Но потом все мои сомнения рассеялись: его голос изгонял лесных духов. Он защитит меня и здесь.

— Расскажи мне о великанах.

— Первые существа возникли из ядовитых капель росы, покинувших лед Севера, когда жара подступила к холоду. Их называли заледеневшими великанами, грозный род. Первого из них звали Юмир. Из его плеч выросли мужчина и женщина, его правая нога с левой ногой произвели на свет сына. Юмир питался молоком заледеневшей коровы, которая облизывала обледеневшие камни. Из этих камней появился мужчина во имени Бэри, который в свою очередь породил сына Бора. Бор получил в жены Бэстлу, а своих сыновей Они назвали Один, Вили и Вэ, повелитель неба.

— Один Одноглазый, — шепотом произнесла я. — Тот, кого аббат поставил на свой алтарь…

— Именно тот. Вы верно подметили. Но слушайте дальше. Сыновья Бора убили великана Юмира. Его крови было так много, что событие это привело к всемирному потопу, в котором захлебнулись все до единого заледеневшие великаны. От Юмира-прародителя и сотворилась земля такой, какой мы ее знаем. Из его плоти возникла суша, из его крови — моря, а из костей — горы. Из его черепа они создали небо, поддерживаемое с четырех углов гномами. Мозг Юмира они подбросили в воздух — так появились облака. Когда сыновья Бора управились со всем этим, то на берегу моря увидели два бревна, вот из них они и сделали человеческую пару. Аск и Эмбла стали первыми людьми на земле.

— Это неприятная история. Мир язычников начался с убийства!

Я засунула руки в рукава. Теперь мне все страшные истории казались вещими…

— А что рассказывают христиане? Их мир начался с любопытной женщины, виновной в том, что муж ее выи вынужден был покинуть рай.

Я не нашлась, что ответить на это.

По прошествии долгого времени я наконец-то вытянула ноги. Сколько мы уже сидим здесь?

— Ты еще веришь в то, что нас кто-то найдет? — спросила я.

Эрик опять закашлялся.

Я уставилась в темноту. Чернота, чернота, чернота. Она представлялась мне злым зверем со многими тысячами когтей, готовая вот-вот наброситься на нас и поглотить. Да, она поглотила бы нас, не оставив и следа, и никто никогда бы так и не узнал, что мы здесь сидели…

— Пресвятая Дева Мария! — возопила я и протерла глаза.

А может, я ослепла? Вокруг кромешная тьма, никакого, даже малейшего, просвета. Слепота. У меня застучали зубы. Слепая и приговоренная к смерти…

Что-то легло мне на плечи. Рубаха.

— Pik kell.[46] Возьмите это, графиня. Согреетесь хоть немного.

— А как же ты? — Пролепетала я.

Рубаха была влажной и нестерпимо пахла дымом и другими дурными запахами. Я чувствовала и отвращение, и благодарность. Но потом все же плотнее натянула ее на себя, сразу же ощутив тепло того, кто носил ее.

— Attu engan stad vid atkalt komi a pik. Мне не даст замерзнуть лихорадка, не волнуйтесь. Потерпите еще немного, нас найдут.

— Здесь… здесь так темно…

Я почувствовала, как он придвинулся ближе.

— И вы подумали, уж не ослепли ли мы, верно? — Его рука крепко схватила мою. — Мы не ослепли, Элеонора. Поверьте, когда увидим свет, на короткое время мы действительно будто ослепнем, а потом опять будем все видеть. Я… Рассказать вам еще одну историю?

Не произнеся ни слова, я кивнула. Да, отвлеки меня, пожалуйста, отвлеки меня…

— Когда я был мальчиком, то однажды со своей младшей сестрой попал в медвежью берлогу. Мы там спрятались и очень гордились тем, что товарищи по игре не нашли нас. В этой берлоге было так же мрачно, как и здесь, и стоял невыносимый запах, но почему — мы об этом не задумывались. Зигрун, моя сестра, страшно испугалась. Я рассказал ей о кладе, который мы обязательно найдем при выходе, — и тут прямо перед нами появился медведь. Он был едва виден, номы почувствовали его по запаху, мы просто вычислили его… О Один, от страха я чуть было не наложил в штаны!

Он издал булькающий звук. Я сжала его горячую руку. Она была единственной реальностью в этом мраке.

— Зигрун принялась кричать, ее детский голосок был высоким и пронзительным, и наверное, от него у медведя заложило уши, во всяком случае, он испугался, а мы смогли убежать. Никогда до тех пор я так не мчался… Мой отец расправился с медведем своим боевым топором в тот же день. Я потом много лет спал на шкуре этого медведя, — закончил он свое повествование, задумчиво потирая мои пальцы. — Все это до сих пор стоит передо мной — медведь-великан, на две головы выше человека… и топор, которым его убили…

— Топор? У вас еще охотятся с топорами?

— То был боевой топор. Боевое оружие. Им убивают людей.

— Топорами?..

— Быстрая смерть, если им умело пользоваться. Мой отец…

— Варвар!

Я вырвала свою руку и скорчилась у стены. Он ничего не ответил, проглотив мое замечание. Надолго воцарилась тишина. Топоры. Я видела топоры, которые наши батраки использовали для рубки древесины, и представила топор в голове человека. Длинное блестящее лезвие…

— Пресвятая Дева Мария, — пробормотала я.

Я точно наяву увидела, как кровь фонтаном брызнула из головы — и тут передо мной опять возникла сцена, которую вчера, в тишине гостиницы, накликал аббат! Кровь и люди, висящие на деревьях, принесенные в жертву бескровным грозным богам…

— Эрик!

Он не ответил. Решись, спроси его сейчас. Сейчас или никогда, сделай это!

— Эрик… ты… ты должен мне кое-что сказать.

— Что? — отозвался он.

— Эрик, ты когда-нибудь в своей жизни убивал человека?

Он недобро рассмеялся.

— Конечно. И довольно много раз. В конце концов, я дикарь, который только этим и занимается…

— Нет, я не то имею в виду… ну, как палач!

Я отвернулась к стене в надежде на то, что мы когда-нибудь поймем друг друга.

— Могу сказать вам, когда я лишил жизни последнего. Это произошло в пещере, с вашей помощью, графиня. Не свершив этого, я вряд ли остался бы в живых. — Горький сарказм исчез, и звук его голоса успокоил мою душу. — Зачем вам это знать?

Холодная стена нестерпимо пахла плесенью, я почувствовала это, приложившись к ней лбом.

— И… ты перерезал кому-то глотку, чтобы… пить стекающую кровь?

Он услышал мой шепот у стены и буквально вонзил палец в мою руку

— Кто вам нарассказывал такое? Что вам вообще известно о кровавых жертвах, графиня? Кто говорит об этом? — Он начал трясти меня, потом внезапно отпустил. — Это рассказал вам аббат. Так ведь? Он?

В воздухе повисла напряженная тишина. Потом я услышала его тяжелое дыхание.

— Позвольте мне сказать, Элеонора, — хрипло произнес он наконец. — В моей стране существуют обычаи, о которых девушке-христианке лучше не знать. Забудьте о том, что слышали.

— Вы закалывали, резали людей, — прошептала я. — Ты тоже…

— Я был еще ребенком и никогда не принимал в этом участия, — прервал он меня.

— Вы убивали, резали людей насмерть, Эрик, — зашептала я. — Вы убивали их и…

Меня трясло от отвращения, и я буквально прилипла к грязной стене.

— Люди Севера… — снова заговорил он, — люди Севера не веруют, как христиане, лишь в одного Бога. В Асгарде живет много почитаемых богов, которым поклоняются, и ни один не похож на другого. Вот, например, бог войны — Тор. В его руках молот, который отобрали у меня и который теперь вы носите на своей цепочке. Мьеньлир — громовержец и метатель молний, могущественнее креста Белого Христа…

— Что?..

— Дайте же мне договорить. Ведь вы задали мне вопрос, так выслушайте и ответ, — гневно прервал он меня. — Кроме Тора есть еще и хитрый, лукавый Один Одноглазый, подаривший нам руны. И бог плодородия по имени Фрейр. Они главные боги, самые властные и всесильные в Асгарде, месте их проживания. Люди верят, что кровь сделает богов более сильными и выносливыми. Когда у бога что-нибудь просят, то преподносят ему дар. Каждые девять лет люди страны Свеа встречаются с другими коренными народами Швеции на грандиозном празднике богов, где воздают молитвы торжеству победы и плодородию. — Я услышала, как, вздохнув, он провел рукой по своим волосам. — В моем родном городе Уппсала стоит храм, где встречаются через девять лет, дабы принести жертву богам.

— И людей тоже…

— Забудьте об этом, Элеонора…

— Кто их убивает?

Странно, но чем больше пугала меня темнота, тем меньше я боялась задавать Эрику такие вопросы. Я была уверена, что прежде никогда бы не добилась у него ответа. Но в темноте мы не видели лиц друг друга, она скрывала слезы, отвращение и ужас… И сильнее становилось мое возмутительное любопытство как можно больше узнать о суровых ритуалах северных народов, о людях, которых я представляла себе дикарями…

— В жертву приносятся животные. Лошади, коровы, овцы, собаки — все то, что дорого людям, предлагается и богам.

— Но люди, приносимые в жертву… — зашептала я.

Эрик глубоко вздохнул.

— Если страна испытывает страшные бедствия, если голод, война или эпидемии угрожают ее народу, то кровь одного человека, принесенного в жертву, возможно, смягчит гнев богов…

— А кто это совершает, Эрик?

— Король. Король совершает этот обряд.

Король.

— Каждый король?

— Каждый.

— Но ведь и ты сын короля…

— Но не король! Кроме того, моя мать христианка. Она была благочестивая женщина.

Я слышала, как он прополз немного и был теперь возле стены, совсем рядом.

— Графиня, забудьте все, что слышали. От вас все это слишком далеко, и… и вы слишком мало знаете. Вы совсем ничего не знаете.

Я хранила молчание. Обхватив колени, я пыталась согреться. Сквозь мокрое платье холод проникал в тело, и не в силах предпринять что-либо, чтобы не замерзнуть, я лишь стучала зубами. Забудьте, что вы слышали. Забыть. Какой тонкий смысл заключался в этом слове… Я бы забыла, если бы была дома, забыла бы все, что довелось мне пережить, все, что связывало меня с ним, все!

Тишина зловеще оглушала. Никто не появлялся, чтобы осветить тьму. Я опять протерла глаза. Чернота, чернота, чернота. А может, это и была сама смерть? Просто остыть, стать совсем холодной, перестать чувствовать себя и все, что происходит вокруг, пока душа прокладывает себе путь в мир иной? Смерть затаилась в этих стенах, я чувствовала, что она угрожает мне своим холодом и омерзительною сыростью, которая даже рубаху Эрика на моих плечах сделала тяжелой… Внезапно мне до потери сознания захотелось сидеть рядом с ним, близко ощущать его дыхание, его тепло, которого хватило бы и для меня… Но я умру, прежде чем меня вызволят из моего угла. Я уставилась в темноту, туда, где мог бы сидеть он. Он спал? Было страшно, невыносимо тихо. О всемогущий Боже. Мурашки побежали по моей спине.

— Эрик?..

— Я здесь, Элеонора.

Голос прозвучал совсем близко. Его рука коснулась моей. Все это время он сидел почти вплотную, рядом.

Заскрежетала дверь. Сердце мое учащенно забилось. Легкими шагами кто-то спускался по лестнице вниз, в темноту. Отчетливо было слышно чье-то дыхание. Я осмотрелась вокруг.

— Lata hljott um pik — тихо!

— Но здесь кто-то есть!

Какое-то мгновение мы оба, не дыша, прислушивались. Пришелец вновь втянул носом воздух и сплюнул на пол.

— Герман, — прошептал Эрик. — Это Герман!

Я медленно потянулась к решетке. Шаги приближались, вот они уже за углом, я заметила отблеск света от лампы.

— Герман! — закричала я туда, откуда показался свет, в надежде на то, что это был именно он. Свет исчез. Я вдыхала запах масла в лампе, оно отдавало благовониями. Даже на краю света я узнала бы этот запах.