Егор вышел из кухни. Ника растерянно посмотрела ему вслед. В доме наступила тишина и сразу же послышались уличные голоса, шум машин, детские возгласы. Жизнь за стенами дома казалась не страшной, обычной.

– Егор, прости меня. – Ника увидела, что Егор в ее комнате пишет записку.

– Это для Калерии Петровны, передашь ей вечером, – сказал он.

– Егор, прости. Тебе нельзя никуда уходить. Прости, я не хотела, но… – Она подошла к нему. Какое-то мгновение он был неподвижен, затем встал, обнял ее.

– Я не должен этого делать. Мы не должны. – Егор поцеловал ее. Сначала нежно, чуть касаясь губ, потом, словно сдаваясь ей, прошептал:

– Любимая, Ника… Мы не должны…

– Не должны, – нежным эхом повторила она.

Но он уже не слышал ее слов. Недавно им руководили строгие правила и принципы. Он ими гордился, неукоснительно следовал им, оберегая Нику и их любовь. Но сегодня, сейчас все стало иным, и Ника, как чуткая женщина, поняла это. Утрата отца, отчаяние, страх, неизвестность – все это были свидетельства разрушения. И вдруг жизнь потребовала равновесия, возмещения, ведь он не мог только терять. Для того чтобы выстоять, он должен прибрести то, что укрепило бы его, что послужило доспехами, щитом, опорой души и тела. И этим стала любовь, превратившаяся из юношеской, легкой, бесплотной в любовь взрослую, плотскую, «материальную».


– Мне стыдно, но я счастлива, – Ника положила голову на плечо Егору.

– А почему стыдно?

– Столько всего печального произошло. Ты в опасности, а меня распирает от радости…

– Может, мы сильно преувеличиваем эту опасность? – Егор погладил Нику по голове. – Мы никогда с этим не сталкивались. Это – неизвестность. Поэтому так страшно.

– Куда ты поедешь? – спросила Ника. На нее не подействовали слова Егора. Она отлично понимала, что история, в которую он попал, не из простых.

– Пока не знаю. Но в любом случае, я дам тебе знать. Тебе и Калерии Петровне.

– Обязательно! Мы будем ждать, – сказала она, – только не представляю, как буду без тебя!

– Слушай, ну, это же не на всю жизнь. Я обязательно найду выход из положения. Но для этого нужно время. Уж больно неожиданно все это произошло. Отца очень жаль. Я еще не понимаю, что его нет. Все время с ним мысленно диалоги веду.

– Так бывает, пока сороковой день не пройдет. Потом душа смиряется и наступает успокоение.

– Откуда ты это взяла?

– Бабушка говорила. – Ника вдруг присела на диване. – А как ты узнал, что Мария Александровна уехала?

– Парни об этом говорили. Они хотели к ней поехать, но побоялись следователей.

– А квартира пустая стоит? Кстати, а ключи у тебя есть?

– Представляешь, есть! – Егор рассмеялся. – Ключи есть. И даже паспорт. Когда они меня схватили, они искали что-то типа оружия. Или деньги, а может, что-то связанное с отцом. Хотя, сама понимаешь, смешно! Какое оружие?! Какие деньги?! А домашние ключи – они маленькие. Два ключа без брелока – я их спрятал в язычок кроссовок.

– Куда? – изумилась Ника.

– Знаешь, в кроссовках на обороте языка есть ярлык. Фирменный.

– Ну да.

– Так вот, у меня там шов распоролся. Я все ворчал – халтура, а не кроссовки. Туда я и спрятал ключи. Они же маленькие.

– Ну ты даешь!

– А что? Пришлось. Конечно, таким квартиру взломать – пара пустяков. А паспорт они даже не стали трогать, швырнули мне назад.

– Как же эту твою картину достать? – Ника задумчиво смотрела в потолок.

– Придумаем. Я от вас сразу в квартиру загляну. Может, получится.

– А ключ от секретера у тебя есть?

– Ключ всегда лежал на книжной полке, за стеклом. Но секретер никогда не был заперт. – Егор посмотрел на Нику. – Я не хочу думать ни о чем. Только о тебе.

– Я согласна, – рассмеялась она, – ты – обо мне, я – о тебе.

– Давай будем думать друг о друге, – прошептал Егор ей на ухо, – возражений нет?

– Нет, – пролепетала Ника, умирая от мысли, что им придется расстаться.


Егор уснул. Ника старалась не думать о том, что будет дальше. Она устала от произошедшего. Сейчас ей было довольно того, что рядом лежит Егор, которого она так любит. Будь ее воля, она никуда бы его не отпустила. Она продержала бы его до тех пор, пока не выяснится, кто убил Бестужева, кто хотел уничтожить комбинат. Ника, нежно рассматривая лицо Егора, переполнялась решимостью и гневом. «Нет, нельзя ему сейчас никуда идти!» – подумала она, и ее взгляд упал на выстиранную одежду, которую она должна погладить. Ника ойкнула про себя, выскользнула из-под одеяла, быстро оделась и, подхватив джинсы и рубашку, вышла на кухню. «Господи, как я забыла?! – спросила она себя и тут же ответила: – Не до глажки определенно было». Она тихо рассмеялась и достала утюг.

За окном по-прежнему светило солнце и по-прежнему кипела жизнь. «Как будто ничего не происходит. Словно мне это все привиделось. Вообще все, включая спящего Егора». Она аккуратно встряхнула отглаженные джинсы, повесила на стул и пошла за ниткой с иголкой. Помимо чуть разорванной штанины, она обнаружила дыру в кармане. «А это откуда взялось?» – вздохнула она, и тут ее взгляд упал на мелочи, которые перед сном Егор выложил на стол. «Вот они, эти два маленьких ключа от его квартиры, – подумала Ника, – да, немудрено, что их можно спрятать в кроссовках, под ярлыком. Они действительно маленькие». Она осторожно взяла их, повертела и положила обратно. Потом бесшумно открыла шкаф и достала платье. «Думаю, так будет нормально. Не очень нарядно, но и не буднично. Ведь мама могла меня послать к Бестужевым, узнать, как дела. Но все равно плащ надо набросить. Он окончательно все скроет».

Ника взяла ключи, на цыпочках прошла в прихожую, там набросила плащ и бесшумно открыла входную дверь. Выйдя на крыльцо, она старательно закрыла дверь на два оборота. «Будем считать, он под домашним арестом», – пробормотала она и вышла за калитку.

– Ника, деточка, это ты?! А я все думаю, что такое?! Никто из вас не показывается. Уже вон обед скоро, а окна закрыты, занавески тоже! Как мама? Что, про Егора слышно что-нибудь? – Соседка вцепилась в нее как клещ.

– Мама на работе, вот просила зайти в музей. Забрать кое-что нужно. – Ника, чертыхаясь про себя, остановилась. Она понимала, что, если не задержится, не ответит на вопросы, соседка крепко задумается, заподозрит неладное и сочинит что-нибудь свое и тут же поделится с приятельницей рядом. А сейчас, как поняла Ника, ни слухов, ни разговоров, ни домыслов не нужно было.

– А вы как? – Ника перешла в наступление. – Я, кстати, вчера хотела к вам зайти, но свет не горел. Подумала, вы рано спать легли.

– Вчера? Я вчера работала! А что ж это Витя в темноте сидел? Или уходил куда? – Соседка тут же отвлеклась. Почему в доме темно и где был муж Витя – это гораздо интереснее, чем куда делся сын убитого директора. Ника довольная пошла дальше. Она старалась не спешить – мысль о том, что за домом могут следить, не выходила из головы. Она шла, стараясь не вертеть головой по сторонам, но все же внимательно присматриваясь к прохожим и машинам, которые стояли на их улице.

«Это хорошо, что я кино не только про любовь смотрела, но и про шпионов! Знаю, как надо заметать следы», – подбадривала себя Ника и кружила по городу.

– Ника, Ника, ты куда?!

От высокого, пронзительного голоса она вздрогнула, но потом расплылась в улыбке – навстречу шла Наташа Шевцова.

– Ты что это в школу не ходишь? Директриса о тебе спрашивала! Она собиралась послать кого-нибудь к тебе домой, узнать, как дела. А вообще, ты когда придешь?

Ника растерялась. Она рада была видеть Наташу. Нике вдруг захотелось рассказать все, что случилось с ней за последние сутки. Рассказать про Егора, который прошлой ночью напугал ее, про маму, которая вела себя собранно, решительно, по-мужски, рассказать про то, что случилось между ней и Егором. Нике не хватало сейчас участия, внимания, того сопереживания, которое дают женщине только ее подруги. Ей хотелось начать рассказывать и услышать охи-ахи, замечания, вопросы. Нике хотелось обычной «девочковой» болтовни – с глупыми подробностями, смешочками и… завистью. Такой разговор с подругой заставил бы ее расслабиться, перевести дух, почувствовать хоть на минуту свободу от тяготеющих над всеми проблем. И Наташа Шевцова, с ее легким, веселым, бесхитростным и вместе с тем практичным характером, стала бы прекрасной слушательницей. Но Ника не могла себе этого позволить.

– Ты странная какая-то? С тобой что происходит? Понятно, все эти события, но ты и до этого была какой-то не такой, – Наташа внимательно посмотрела на Нику.

– Устала. Матери помогала. Она неважно себя чувствует. Вот и пришлось мне почти всю домашнюю работу делать.

– Ясно. Это как всегда. Нам достается больше всех. Хотя Калерию Петровну понять можно. Трагедия же.

– Трагедия. Она переживает, – согласилась Ника. – Ты тоже вроде не в школе? Куда идешь?

– Я? – Шевцова захохотала. – Вышла общую тетрадь купить.

– Ну, купила?

– Нет, решила прогуляться, – Шевцова опять рассмеялась.

Нику всегда раздражал это беспричинный громкий смех подруги, но сейчас она улыбнулась.

– Хорошо, что я тебя встретила, прогуляемся?

– Давай, – Наташа никогда не отказывалась погулять. – Можно мороженое купить. В палатке на пристани продают мягкое, там и фруктовое есть.

– Ой, точно! Люблю фруктовое!

Они вместе шли по улице. Шевцова рассказывала последние школьные новости. Ника думала о том, что с Наташей легче будет осуществить то, что она задумала.

– …И вот этот Семен ей вдруг говорит: «Поехали со мной! Неделя на море, ничего с твоими экзаменами не будет!» Ты представляешь, она собралась ехать, а ее родители ни в какую! Не отпускают. Так Анька с ними поругалась.

– Погоди, это вот с таким лицом. – Ника оскалила зубы, изобразив злодея.

Шевцова залилась смехом:

– Точно, вот точно такой! Ты откуда знаешь?

– Видела я их. Анька специально меня остановила, чтобы похвастаться.

– Да, она в него влюбилась. Видишь, даже с родителями переругалась.

– Мне он не понравился, – решительно сказала Ника, – и внешне, и вел он себя некрасиво, вроде бы отошел, чтобы не мешать нам говорить, а сам прислушивался.

– Анька не видит ничего, – Шевцова улыбнулась, – да ладно, разберется, она у нас умная!

Они дошли до реки, затем поднялись на пристань. Там всегда было много народу, а в этот теплый день, казалось, весь город плюнул на работу и пришел сюда.

– Сейчас тебя заклюют, – Шевцова незаметно указала на нескольких знакомых.

– В смысле? – не поняла Ника.

– Сейчас будут с расспросами приставать.

– Да уж! – ответила Ника, кивая знакомым. – Но мы с тобой сделаем вид, что заняты разговором.

– Для наших это не преграда. Погоди, сейчас мороженое куплю. – Шевцова направилась к киоску. Ника демонстративно отвернулась к реке.

– Ну что? Как мать? – ее окликнули сзади. Ника по голосу узнала бывшего заведующего центральной городской аптеки Воробьева. Бывший заведующий был старым, вредным и страшно занудливым. Пользуясь старшинством, он изводил встречных разговорами, подолгу не отпуская от себя. Пугал всякими предостережениями и рассказами о болезнях. Еще он любил посплетничать – как директор аптеки он знал многое о многих.

– Спасибо, хорошо, – ответила Ника.

– Ты матери скажи, что… – Воробьев привычно забубнил. Ника улыбалась, делая вид, что слушает. В это время подошла Шевцова с мороженым. Воробьев не обратил на нее никакого внимания. Он обращался только к Нике.

– Наташа, я на секундочку отбегу! – вдруг перебила Ника Воробьева. – Мне тут надо… На минутку! Я сейчас! Ты дождись меня!

И, не дав Шевцовой опомниться, быстро пошла в сторону бестужевского дома. Ника шла, принимая беспечный вид, и думала, как ей надоело «делать вид». В последнее время ее жизнь превратилась в театр, где она играет какие-то роли, но ни разу не была сама собой. «Как долго это будет продолжаться? – задала она себе вопрос и тут же ответила: – Никто не знает!» Ответила быстро, потому что рассуждать ей было больше некогда – она стояла у подъезда, где располагалась квартира Бестужевых. Ника посмотрела по сторонам, убедилась, что во дворе людей мало, а те, кто есть, ее не видят, не обращают внимания. Она вошла в сырой подъезд, миновала лифт и, перепрыгивая через две ступеньки, понеслась наверх. Столкнуться с соседями Бестужевых шансов было немало – старики, мамаши с малыми детьми, школьники. «Лифт – это западня! Во-первых, вдруг кто-то войдет и надо будет называть этаж. А на этаже лифт прогремит дверцей, возвещая о том, что кто-то приехал, и все сразу побегут в глазок подсматривать. А так, пешком, можно и проскочить!» Ника наконец добралась до нужного этажа и поняла, что больше не может сделать ни шага. От стремительного подъема на седьмой этаж у нее закололо в боку. Ника облокотилась на подоконник и попыталась восстановить дыхание. «Не дай бог, сейчас кто-нибудь выйдет на площадку», – подумала она и, вытащив ключи, на цыпочках подошла к двери. В маленьком тесном коридорчике, куда выходили две двери, стояла темнота. Ника порадовалась – замочную скважину она и так найдет, а вот соседи в глазок ее не увидят. Затаив дыхание, она аккуратно вставила ключ, попыталась его повернуть, но дверь вдруг заскрипела, издала глухой звук и… распахнулась. Ника от ужаса застыла – она ждала, что вот-вот ее увидят соседи стоящей перед раскрытой дверью. А с другой стороны, войти в неизвестно кем открытую квартиру тоже страшно. Пока она раздумывала, что делать, раздался шум лифта. Ника, закрыв глаза от ужаса, сделала шаг вперед. Очутившись в прихожей, она чуть не закричала – весь дом походил на место битвы. Все, что можно было вытащить, разбросать, сломать и порвать – перевернуто, сломано и порвано. «Интересно, кто это сделал?» Ника, осторожно двигаясь, прошла в первую комнату.