Что-то постыдное есть в том что тебя ограбили, что чужие руки хватали твои вещи, разглядывали, оценивали. В конце концов, моральная сторона дела – способность взять чужое – это дело вора. Но ужасно неловко, что он вторгся в твою жизнь. Ника растерянно посмотрела на нижнее белье Марии Александровны. Оно нежным шелковым комом валялось на паркете. Из всей кучи выделялись две потемневшие лямки с чуть потрепанными краями. Ника отвела глаза, потом не глядя собрала белье в охапку и положила в шкаф. «Интересно, что они искали?» – спросила она себя, осторожно передвигаясь по квартире и оценивая ущерб. Ущерб немалый – много вещей разорвано, вспорото большое кресло, книги, выброшенные с полок, валялись на полу, оттопырив обложки, словно мертвые птицы – крылья. Нике захотелось навести порядок, но, заслышав громкие звуки, доносившиеся сквозь оконное стекло, она спохватилась и кинулась в гостиную. Секретер был раскрыт и почти пуст – рядом на полу валялись документы, листы белой бумаги и всякие мелочи. Ника с отчаянием посмотрела по сторонам. Получалось, что она зря сюда шла! Неужели картину унесли? Это означало, что Егор не сможет достать денег! Ника в отчаянии опустилась на диван. Она сидела, не в силах пошевелиться, и зайди сейчас в квартиру бандиты, милиция, соседи, она бы даже не повернула в их сторону голову, настолько сильно было отчаяние. Но надо идти – на улице ее ждала Шевцова, а главное, ее ждут мама и Егор. Ника вздохнула, поднялась с дивана, и тут ее взгляд упал на кипу журналов. Они лежали как попало, из стопки выпала куча вырезок и вырванных страничек. Ника сразу поняла, что кто-то из домашних, скорее всего мать Егора, собирала вырезки по домоводству. Ника наклонилась и стала перебирать цветные странички. И тут ей на глаза попал небольшой, легкий, мягкий серенький прямоугольник! Недаром Ника остановила взгляд на этих брошенных журналах. Грабители, судя по всему, его не заметили. «Это – картина! Ошибки быть не может! Вот ткач за станком, вот золотистая ткань. Картинка на холсте, без рамки, но Егор и не говорил про рамку. Скорее всего, ее так и хранили – в плотной стопке нужных бумаг, в секретере!» Ника готова была петь. Она аккуратно приложила к холсту вырванную из журнала страницу и все это свернула рулончиком. На прощание она окинула взглядом квартиру, на мгновение замешкалась, потом прошла в комнату Егора. Нашла там несколько рубах и брюки, все это сложила в старую матерчатую сумку, найденную на кухне, за дверью. «На всякий случай! Будет во что переодеться Егору», – подумала Ника и тут услышала голоса. Она почувствовала, как сердце прыгнуло куда-то в колени, руки стали мокрыми, и только чудо позволило не потерять сознание. Ника юркнула в пустой шкаф, замерла там, придерживая ручку изнутри. «Господи, меня же сразу найдут!» – простонала она мысленно. Она тихонько отпустила палец, дверца сухо треснула и приоткрылась. Ника вжалась в угол.

– Козлы, дверь не смогли закрыть за собой! – произнес мужской голос.

– Сквозняк, наверное…

– Уроды, вот бы кто увидел, что здесь творится. Сразу бы участкового вызвал! И все, сюда уже не вернешься!

– А тут нечего искать. Здесь все перерыли. Поехали, а то сейчас кто-нибудь явится…

– Никто не явится! Менты уже были, жена уехала, а этот не решится, знает, что искать будем.

– Девка его. Она может сюда прийти.

– С чего взял?

– Ну, он мог позвонить ей. Мало ли.

– Да, верно. Может, это она приходила?

– Надо проверить. – Один из говорящих начал обход квартиры. Ника съежилась и сжала в руке ремешок своей маленькой сумки.

– Быстрее… – поторопил другой.

– Сейчас, тут еще посмотрю… – Голос был совсем рядом, но в этот момент раздался громкий возглас Шевцовой:

– Есть кто? Куда это соседи смотрят?! Дверь нараспашку!

Вслед за этим возгласом послышались шум, возня, восклицание Шевцовой, грубое ругательство. Топот и крики подруги доносились теперь с лестницы.

– Это воры! Воры! – истошно вопила Шевцова.

Ника быстро вылезла из шкафа, юркнула на лестничную площадку, и, пока Наташа выглядывала в окно и кричала, она быстро поднялась на верхний этаж. Там она дождалась, пока Шевцова успокоится, и спустилась с первого этажа.

– Кто это кричал так? – громко спросила Ника.

– Господи, ты откуда?! Куда ты пропала?! Бросила меня с этим Воробьевым, а сама! – затараторила Шевцова, но тут же забыла обо всех претензиях к Нике. – Ты представляешь, в квартиру Бестужевых кто-то залез. Я думала, ты к ним пошла… Ждала тебя, ждала, уже и замерзла, с реки ветер подул. Поднимаюсь, а тут какие-то парни. Они оттолкнули меня – и вниз, ну а я кричать.

– Ужас какой! – сделала круглые глаза Ника. – А я у Переверзевых была, мама пакет велела забрать…

– Забрала? – спросила Шевцова, озираясь.

– Да, только они заговорили меня. Ладно, пошли домой.

– Ты что, Ника? – Шевцова возмутилась. – Дверь Бестужевых открыта. Надо подождать, милицию вызвать.

– А, ну да, – Ника кивнула головой и спросила: – Там случайно не дождь пошел? Что-то над рекой потемнело!

Доверчивая Шевцова опять спустилась на один пролет вниз, посмотреть в окно.

– Что-то не пойму… – Она высунулась в окно.

– Ладно, не размокнем! – весело ответила Ника, успев закрыть дверь Бестужевых на два оборота.

– Ты что, не хочешь ждать милицию?

– Наташа, пусть соседи вызывают. Они тут за всем приглядывают. Дверь вроде закрыта.

– Закрыта, – согласилась Шевцова.

– Ну и все! Пошли, а то вместо прогулки один геморрой!

– Так ты завтра в школу придешь наконец? – спросила Шевцова, когда они подходили к дому Ники.

– Да, постараюсь, – кивнула Ника, – только если мама ничего больше не придумает!

– Ладно, приходи! А то Анька замучила своим Семеном – хвастается без конца.

– Хорошо, мне самой надоело дома.

Шевцова махнула рукой и исчезла за поворотом. Ника на мгновение замерла – дома ее ждал скандал, даже два. И это несмотря на то, что она совершила поистине героический поступок – она достала картину, и это позволит спастись Егору. Можно сказать, она сделала все, чтобы он мог уехать. Ника понимала, что она герой, только ладони ее стали холодными. Так бывало, когда она предчувствовала головомойку.

– Ты с ума сошла?! Ты куда делась?! Что я должен был отвечать?! Ты вообще, понимаешь, что так не поступают?! – Ее встретил Егор, который носился по комнате и размахивал руками, словно помогая себе подбирать слова.

– Понимаешь, ты спал, а я… Подожди, не кричи! Я все объясню.

– Нет, ты не сможешь мне объяснить! – Егора остановить было нельзя. Ника даже испугалась, что его услышат соседи.

– Могу! Я просто ходила узнать домашнее задание.

– Что? – опешил Егор.

– Уроки узнавала. С Наташкой встретилась. Она мне объяснила параграф. По физике.

– По физике? – Егор, казалось, был смущен.

– Да, конечно, Шевцова у нас отличница! Она физику знает лучше всех! – Из кухни вышла мать.

– Мам, Егор! Ну, что вы напали на меня. Я же ничего не сделала.

– Ника, ты бы записку хоть оставила. На улице темно. Мало ли что! – Егор развел руками. А Ника вдруг улыбнулась. «Егор и она – муж и жена! – повторила она про себя дурацкий стишок. – А ведь верно! Как же я его люблю! И мы будем вместе. И он такой хороший! А маме пока ничего не скажу. Она вообще в обморок упадет!» – подумала Ника и совсем не слушала, что говорил ей Егор. Она только заметила мамин взгляд. И ответила на него совершенно дурацкой улыбкой. Ника вдруг почувствовала себя счастливой – она выкрала картину, благополучно добралась домой, а здесь ее ждут и волнуются такие любимые люди. Это ли не счастье!

– Слушайте, прекратите на меня кричать, – махнула рукой Ника, – я вам картину принесла. Ту самую…

– Что принесла? – Егор опешил.

– Картину, о которой ты вчера рассказывал. И хорошо, что это сделала я. Там какие-то парни в квартиру заходили. А еще…

– В какую квартиру? И какие парни? – Это уже спросила Калерия Петровна.

– Мама, я не знаю. И еще. Вас кто-то хотел ограбить.

– Ограбить? – Егор усмехнулся. – Старую дубленку отца забрать? Или мамины зимние сапоги, на распродаже купленные? Что там можно взять?!

– Я не знаю, но искали хорошо. Все перевернули – шкафы, столы, ящики. Даже на кухне. Я бы немного прибрала, но времени не оставалось.

– Ника, я не понимаю, где ты была? – Мать посмотрела на дочь.

– Пока я спал, она взяла ключи от квартиры и пошла туда. Разве вы этого еще не поняли? А между делом Шевцова объяснила ей физику. – Егор нервно рассмеялся. – То есть пока я тут спал, ты… Ника, ты понимаешь, что не должна была этого делать?! Это мужское дело!

– Это вместо спасибо? – Ника почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы. Она так переволновалась, ее там чуть не «застукали», а ее еще и отчитывают.

– Ника, ты рисковала, – мать покачала головой, – ты ужасно рисковала.

– Так, – сказала Ника решительно, – вот вам ваша картина, делайте, что хотите, а я хочу есть и спать. – Она положила на стол маленький сверток.

Калерия Петровна взяла его в руки и развернула. Маленький прямоугольник блеснул золотом.

– Егор, вы так его и хранили? Без рамы?

– Да, он был вложен в журнал.

– Это очень хорошая картина. Очень, – Калерия Петровна задумчиво посмотрела на изображение. – И мне кажется, я знаю, кто автор.

– Мама у нас окончила искусствоведческий факультет, между прочим, – гордо пояснила Ника, которая раздумала уходить.

– Мы сможем ее продать? – Егор посмотрел на Одинцову.

Та не ответила.

– Вы ужинайте, а мне надо кое-что сделать. – Она полезла в шкаф, вытащила оттуда чистую салфетку и завернула холст. – Вы оба никуда не уходите. Поужинайте и ждите меня.

– Хорошо, – одновременно ответили Егор и Ника.


Через два часа, когда Ника уже мыла посуду, а Егор пытался починить разлетевшийся на части выключатель старой настольной лампы, хлопнула дверь.

– Кто там? – Ника выскочила в прихожую.

– Вы кого-то еще ждете? Кроме меня? – спросила Калерия Петровна, снимая куртку.

– Нет, мы ждем тебя. – Нике вдруг стало стыдно – она представила себе, как волновалась мать, обнаружив, что дочери нет дома.

– Егор, мы не будем продавать картину на барахолке. – Калерия Петровна села за обеденный стол. – Во-первых, это опасно. Мало ли кто что знает. Рисковать не надо.

– Мне нужны деньги. У меня больше ничего нет, – Егор покраснел.

– Мы не будем продавать картину на барахолке, но деньги за нее ты получишь. – Калерия Петровна сделала паузу.

– Каким образом?

– Музей покупает у семьи Бестужевых, в лице Егора Петровича Бестужева, картину голландского мастера Корнелиуса ван Оуэна. Между прочим, ученика самого Вермеера.

– Мама! – выдохнула Ника. – Мама, ты просто гений!

– Я даже не знаю, как поблагодарить вас, – Егор смутился, – как объяснить, что вы для меня сделали…

Калерия Петровна опустила глаза, Ника бросила на мать взгляд и поняла, что та сейчас заплачет. Ника поняла, что после смерти Петра Николаевича именно Егор стал для нее самым трогательным и дорогим напоминанием.

– Мама, ты только не волнуйся. – Она подбежала к матери.

– Не буду. Давайте все оформим, – она положила перед Егором белые бланки.

– Что оформим?

– Покупку. Мы делаем все официально. Теперь в музее будет висеть картина, которую музей купил у семьи Бестужевых. А это договор, который подписывают обе стороны. За музей подписываю я, так положено. У нас и печать есть. – Одинцова вытащила синюю коробочку.

– Вы говорите, где писать! – Егор взял ручку.

Калерия Петровна раскрыла свою сумочку и вытащила большую пачку денег.

– Это твои деньги. Думаю, на аукционе ты бы заработал больше, но сам понимаешь.

– Так много… Откуда? – Егор посмотрел на Одинцову.

– Это деньги музея. Отпущенные на закупки. Официальные деньги музея. Я тебе специальный акт выпишу на этот счет.

– Не может быть. Здесь что-то не так. – Егор отложил ручку.

– Все так. И когда все утрясется и ты вернешься в город – ты сам придешь в музей и увидишь на стене картину. А в бухгалтерии сможешь посмотреть все документы. Эти вещи, – Калерия Петровна потрясла бланком договора, – хранятся вечно. Это документ свидетельства честности музея. И моей тоже.

* * *

– Может, ты останешься? Ну, хоть на один день? На полдня?! Понимаешь, мы с тобой должны обсудить кое-что. И там дождь. И завтра обещали теплую погоду. Егор, ты не спеши. Оставайся… – Ника говорила торопливо, словно была надежда задержать его уговорами.

– Любимая, я должен, понимаешь, должен. Мне надо уходить. Я не могу больше оставаться у вас.

– Можешь. Ничего страшного. Наоборот, нам с тобой хорошо. Вот хоть у мамы спроси. Егор, я так тебя люблю! Не уезжай.

– Я тоже тебя люблю, но нельзя, милая. Нельзя. Я должен идти.

– Тогда я тоже с тобой. Все, я собираюсь! Я только сумку возьму. Я быстро. Ты даже не успеешь чай попить! Погоди! – Ника помчалась в свою комнату.