Ехали они минут двадцать – небольшой ресторан русской кухни на Васильевском острове ждал их большим накрытым столом. Переговариваясь, все расселись, уже не соблюдая субординацию и не обращая внимания на занимаемые должности.

За столом Ника оказалась между незнакомой дамой из Москвы и старым знакомым, коллегой, директором музея. Дама из Москвы все больше помалкивала, зато сосед, по обыкновению, оказывал Нике всяческие знаки внимания.

– Я очень рад, что мы все периодически встречаемся. Это очень важно. – Собеседник Ники многозначительно посмотрел на нее.

– Для чего важно? – улыбнулась Ника.

– Для всего! – мотнул головой тот.

– Вы смотрите на это широко? – уточнила Ника. Она хорошо знала этого мужчину лет сорока трех, директора художественного музея одного из волжских городков. Его музей славился собранием работ художников-примитивистов. Проблема заключалась в том, что ни одной выставки этих работ не состоялось. Все они покоились в запасниках, и каждый раз, когда у него спрашивали, когда же наконец музей покажет свои сокровища, он напускал на лицо задумчивость и отделывался общими фразами. Ника поняла, что директор просто боится резонанса. Он не хочет рисковать, ссориться с местным «культурным» начальством и вообще выбрал удобную позицию «И так нормально». Но это были его профессиональные качества. Что же касается личных, то он считался приятным, остроумным, много и интересно рассказывал, а внешностью походил на Антона Павловича Чехова, чем страшно располагал к себе людей. Ника понимала, что Виктор Андреевич Кочетов – так его звали – не прочь приударить за ней, тем более что молва считала его разведенным. Ей же он не нравился. С ним было забавно, но несерьезно. И Ника не могла сменить позицию насмешливого наблюдателя. Вот и сегодня она тут же попыталась все превратить в шутку. Хотя ничего смешного или глупого Виктор Андреевич не сказал. На минуту ей стало стыдно.

– Вы правы, это очень хорошая идея, собрать нас здесь. И я согласна с вами, это полезно. Приятно встречаться вот так, запросто, спустя некоторое время, – попыталась исправить свою ошибку Ника.

Виктор Андреевич помолчал, а потом, глядя на нее своими глазами в «чеховских» морщинках, произнес:

– Не старайтесь, Ника Анатольевна. Я знаю, что всерьез вы меня не воспринимаете. Только вот не пойму почему? Все дело в моей профессиональной слабости? Или внешностью не вышел?

«Вот зря он это сделал, зря сказал. Стал совсем жалок», – огорчилась Ника. И тут же подумала, что ничего плохого нет в том, чтобы провести этот вечер с мужчиной, которого она знала достаточно давно. Погулять с ним, поболтать.

Жизнь в маленьком городе сделала Нику осмотрительной и одинокой. Она прекрасно знала, что такое молва. В Славске ей надо было поддерживать образ добропорядочной разведенной дамы и серьезного руководителя. Нике эта роль удавалась еще и потому, что никто из окружения не привлекал ее внимания. Романы и отношения, которые случались у нее, проходили чуть в стороне от постоянного места жительства. Несколько лет подряд она ездила в Москву, чтобы там встретиться и провести время с очень симпатичным журналистом. Тот когда-то писал статьи о проблемах маленьких музеев, и Ника была одной из тех, кто дал ему интервью. После беседы они поболтали о пустяках, а потом перекусили и побродили по осенней Москве. Через три дня журналист позвонил ей и пригласил на закрытое мероприятие. Ника с удовольствием согласилась. Новый знакомый ей нравился. Калерия Петровна ничего не спрашивала – ей очень хотелось счастья и семьи для дочери. В случае с журналистом счастье было, но семьи не получилось. «Я совершенно непригоден для совместного проживания, понимаешь?» – откровенно признался тот. Ника в ответ рассмеялась, а дома ночью плакала. Ей вдруг очень захотелось жарить яичницу по утрам, стирать мужские рубашки и ходить вдвоем на рынок. В тот жизненный момент семейное счастье ей представлялось именно таким. Они встречались еще, но внутри Ники что-то стало остывать. Расстались спокойно, почти незаметно. Только мать вздыхала так, словно во всем виновата дочь.

– Что тебе опять не так? Чем этот плох? – спросила она как-то.

– Не он плох. Не я плоха. Просто у нас разные цели, – коротко ответила Ника. И потом, в дальнейшем, она выстраивала свою жизнь так, чтобы никто особо не догадывался о ее «отношениях», а «ухабы» и «овраги» не могли повлиять на размеренный образ жизни. Вот только командировки, эти своеобразные выходы из привычного амплуа, разнообразили жизнь. Но в поездках Ника не позволяла себе чего-то уж совсем фривольного. Если и случался флирт, то он был невинным. Вот и сейчас, думая о том, что хорошо бы провести вечер с Виктором Андреевичем, Ника ни о чем, кроме совместной прогулки, разговорах и чашки кофе, не помышляла. Во-первых, еще в душевной памяти не остыли следы прошлых отношений. Ника боялась огорчений и разочарований.

– Между романами должно пройти не менее шести месяцев, – как-то изрекла подруга Шевцова. Ника промолчала тогда и подумала, что подобные графики не имеют никакого отношения к действительности. Как можно душе приказать поместиться в рамочку?! Иногда она над собой посмеивалась: «Я бы уже пару раз замуж сходила, мешает не разборчивость, а собственная вредность!» Но в этой иронии присутствовала определенная горечь: годы шли и, конечно, хотелось отношений, прочных, теплых, ласковых.

Глядя сейчас на Кочетова, мужчину, который неоднократно оказывал ей знаки внимания, Ника попыталась настроиться на соответствующий лад.

– Не кокетничайте, Виктор Андреевич, вы знаете, что вы очень интересный мужчина. И деловые качества ваши тоже всем известны. Ваш музей на хорошем счету. Но мы же не будем о работе? Давайте о чем-нибудь другом! Что мы с вами еще не обсуждали?

– Давайте. Почему вы не замужем? – Виктор Андреевич задумчиво поглядел на вино в своем бокале.

«Ого! Вот это скачок!» – подумала про себя Ника и улыбнулась. Пожалуй, сегодня она способна вести разговоры даже на такие рискованные темы.

– Я была замужем. Иногда мне кажется, что одного раза вполне достаточно.

– Что, так все плохо?

– Отчего же? Было все замечательно. Но, наверное, не мое. И не его.

– А по чьей инициативе развелись? – Виктор Андреевич проявил настойчивость.

Ника задумалась: «Да, оба были инициативны. В достаточной мере». Вслух она сказала:

– Я бы предпочла быть виноватой. Знаете, так легче потом жить.

– Почему же?

– Потому что если виноват другой, то обида не дает покоя. А так – сам сделал, сам разрушил, сам на себя пеняешь. И потом себя прощаем охотно. Других – нет.

Ника рассуждала о случившемся в ее жизни браке легко – прошло достаточно много лет. Тогда она была студенткой и устала ждать Егора. А будущий муж был аспирантом. Симпатичным, умным, подающим надежды молодым человеком из известной московской семьи. Бабушка – пианистка, мама – известная писательница, отец – руководящий работник. Ника все это узнала много позже, когда аспирант ей сделал предложение и они пришли знакомиться с его родителями. А до того Ника видела только темные глаза в густых ресницах, отличную фигуру, умение петь под гитару и спорить о сложных материях. От всего этого уже захватывало дух. Оценить «выгодность» брака с таким человеком Ника не могла по причине полной собственной непрактичности и соответствующего домашнего воспитания.

Знакомство с родителями прошло хорошо, во всяком случае, Ника не заметила ничего странного или подозрительного, не ощутила неприязни. Все прошло мило и доброжелательно. Впрочем, Ника была не очень внимательна. Человек менее влюбленный заметил бы некоторую высокомерность, которая исходила от… бабушки жениха. Человек более опытный заметил бы, что мать жениха полностью подчинена своей свекрови.

– Ну что ж. Если мой внук привел в дом невесту, то у меня нет иного выхода, как одобрить его выбор, – произнесла бабушка. Во время встречи все важные слова были произнесены именно ею.

Ника улыбнулась. Она не знала, как реагировать.

– Вроде все прошло нормально! – выдохнул жених, как только они вышли на улицу.

– Я рада! – откликнулась Ника. Ей даже в голову не пришло задуматься, что было бы, если бы «все прошло ненормально».

Ника вообще тогда мало думала – она готовилась к семейной жизни. А когда та наступила, выяснилось, что бабушка мужа, бодрая пианистка-пенсионерка, с удовольствием проводит все свободное время в квартире молодых. Квартира хоть и небольшая, но с ремонтом и мебелью – подарок отца жениха. Ника старалась не обращать внимание на житейские мелочи, она старалась делать карьеру.

– Это правильно. В нашей семье все чего-то достигли, – одобрила бабушка, но тут же добавила: – Хотя здоровье мужчины – это основа основ. И надо все делать, чтобы обеспечить нормальную жизнь.

Ника, понимая намек, пыталась успеть все – работу, учебу, домашние дела, поездки в Славск, где осталась мама.

– Ты когда-нибудь успокоишься? Ты носишься как угорелая! – сказал как-то муж, и Ника впервые услышала в его голосе интонации его собственной бабушки.

– У меня очень много дел. Приходится все успевать.

– У тебя должно быть одно дело – семья, – назидательно ответил муж.

Вспоминая это сейчас в Питере, Ника про себя улыбнулась – как все банально у них случилось. Ничего нового, ничего оригинального. Как у многих – любовь, родители, влияние, ссоры, недовольство, неумение договориться. Рассказывать об этом нельзя – так это неприлично скучно. И потом, на бабушку, что ли, жаловаться?!

Ника посмотрела на Кочетова, который внимательно ее слушал.

– Я вас понимаю – лучше быть виноватым. Не так жалко выглядишь. Но это такой эгоистический взгляд на конфликт, – промолвил он наконец.

– Поймите, конфликта не было. Не получилась жизнь. Вы же сами знаете, много примеров, когда на вопрос: «Почему развелись?» – люди пожимают плечами.

– И вы пожимаете плечами?

– Я? Думаю, если бы у нас были дети, может быть, и не развелись.

– А детей нет?

– Нет. Я все время работала. Мне так хотелось сделать карьеру.

– Вы ее сделали.

– Что вы?! Я не хотела быть директором музея, так получилось. Я хотела заниматься историей, исследовательской работой. Диплом я писала о влиянии революции в Нидерландах на живопись малых голландцев.

– Какой выбор странный.

– Почему же? Мне всегда нравились эти картины.

– Но вы поступали на исторический?

– Да. Я поступила сразу после школы. Все удивились, кроме мамы. Она знала, что поступлю. Хоть и ругалась иногда, что мало занимаюсь. Но это больше для профилактики.

Ника вдруг вспомнила то лето. Шансы были – отличный аттестат, активное чтение, изучение исторической литературы и невероятный драйв. Казалось, что в рыжих волосах Ники, как в солнечных батареях, аккумулируется энергия. На вступительных экзаменах она отвечала так, как опытные профессора читают лекции, – убедительно и с апломбом. Словно приемная комиссия чего-то не понимала, и вот сейчас эта девица из города Славска все ей, комиссии, объяснит.

– Девушка, отлично! Не растеряйте только эти все ваши способности, после того как прочтете вашу фамилию в списке поступивших! – посоветовали ей опытные экзаменаторы.

Но Ника Одинцова не из таких – она никогда ничего не теряла. Она собирала, множила и преумножала – знания, опыт, навыки, брошки, друзей и даже недоброжелателей. Впрочем, последних оказалось немного. И они проходили по графе «Завистники». Сейчас, вспомнив это, Ника засмеялась.

– О чем вы? – покосился Виктор Андреевич.

– О том, какие мы в молодости смешные. Неприлично смешные и самонадеянные. Даже неловко вспомнить.

– Это верно. Но почему все-таки такая тема диплома?

– А я прежде хорошо изучила эту эпоху. Страшное время, а искусство получилось удивительно интересное и не жестокое. Очень красивое, домашнее, уютное. Кстати, в тот год похожих дипломов не было. Никто не объединил историю и искусство. Никто почему-то не взялся за темы культуры. А ведь светская, жанровая живопись – это важная часть культуры.

– А по специальности вы работали?

– Немного. В Москве. Место отличное, многое можно было бы сделать, но мне захотелось домой. Вот, понимаете, до слез захотелось в Славск. Я и объяснить это не могу.

– Но ведь после Москвы, говорят, тяжело в маленьких городах жить?

– Может быть. Но, понимаете, кто что ищет. Я искала немного покоя, немного забвения, немного прошлого. Наверное, такой был период. Период, когда необходимо вернуться домой. А вернувшись, я успокоилась. И поняла, что никуда не хочу уезжать.

– А как вы директором музея стали?

– Очень просто. Мама меня устроила к себе в музей – в то время она была директором. Обучила всем премудростямм. А когда уходила на пенсию, порекомендовала меня. Вы знаете, желающих не нашлось. В нашем не очень прибыльном деле много хлопот, много головной боли, много бумажек и удовлетворение исключительно нематериальное.